Сухой базилик

От автора: автор не претендует на историческую достоверность изложенного, но кулинарные и терапевтические свойства фиолетового базилика полностью подтверждает.

– На колени, несчастная! Признаёшь ли ты свою вину?
Молодая, цветущая женщина в бедной крестьянской одежде проворно опустилась на колени и, заливаясь слезами, воскликнула:
– Я не знаю за собой вины, господин! Сжальтесь надо мною! Я ничего плохого не сделала!
– Не знаешь? Ты повинна в смерти своего господина, лорда Эванса. Ты обвиняешься в колдовстве, ереси, ведовстве и оскорблении нашей матери святой церкви. Ты навела чёрный недуг и колдовством сгубила сэра Эванса, выдающегося мецената и примерного гражданина нашего графства.
Каждое слово, произносимое этим надменным стариком в строгом чёрном одеянии священнослужителя, падало точно камень на плечи несчастной Мэри, заставляло её всё ниже опускать голову. С ужасом вслушивалась она в эти не до конца понятные, страшные, несущие смерть слова: «ересь», «колдовство», «оскорбление святой церкви». В отчаянии ломая руки, она воскликнула:
– Но ведь всё это не так! Сэр Эванс умер от болезни. Он был тяжело болен. Я не убивала его, клянусь всеми святыми!
– Ах, ты клянёшься? Перед высоким судом святой инквизиции ты продолжаешь упорствовать в своих преступных утверждениях! Ты была кухаркой сэра Эванса, ты жила в замке и готовила ему еду, так?
– Да, я готовила пищу, и чистила кастрюли, и подавала на стол. Но я не убивала моего господина. Он был добр ко мне, он дал мне крышу над головой и работу. Как могла бы я сделать ему что-то плохое?
– Садовник видел, как ты подсыпала в пищу своего господина какую-то чёрную траву. И бормотала, напевала тайные заклинания! Или, может быть, ты молилась сатане, чтобы он помог тебе в злодеянии?
– Чёрная трава? Вы говорите о сухих листьях, которые я растирала в порошок, чтобы приправить ими суп и жаркое?
– А, так ты признаёшься?

Бедняжка Мэри, чувствуя, что этот страшный человек ей не верит, моляще сложила руки.

– Выслушайте меня, добрый господин! Эта чёрная трава вовсе не колдовская. И не от дьявола. Это только пряность, безвредная пряность, которую я вырастила на заднем дворе и высушила у огня. Это растение имеет особенный вкус и запах, и придаёт приятности мясным блюдам и наваристым супам, которые так любил сэр Эванс.
– Значит, ты утверждаешь, что эта чёрная трава безвредна? Но разве не ты заколдовала её, произнося заклинания?
– Это не заклинания, господин. Это песня.
– На латыни?
– На испанском языке. Моя мать наполовину испанка, она научила меня этой песне – ещё в детстве, когда она была жива. Я всегда пою за работой.
– Но сэр Эванс умер! Умер в расцвете лет и сил!
– Ему было пятьдесят четыре года, господин, – осмелилась заметить Мэри. От того, что  с ней разговаривали, молодая женщина немного успокоилась. Её руки уже не были сложены на груди – она механически разглаживала передник, по-прежнему не решаясь долго смотреть в лицо человека, чьи глаза – такие яркие и молодые на изъеденном морщинами лице – метали молнии, а острый нос, казалось, был нацелен в противника, как копьё. Его лицо в обрамлении абсолютно седых волос было суровым и непреклонным. Весь его облик внушал ужас подследственным, которых немало прошло через его руки.

Энтони Митчелл хорошо играл свою роль – роль строгого и неподкупного судьи человеческих душ. В сущности, ему не было никакого дела до молодой женщины, покорно склонившейся перед ним. Вырез платья позволял видеть высокую крепкую грудь, а лицо её с простыми чертами было по-прежнему милым, хотя на нём уже запечатлелся ужас, верный и вечный спутник пребывания в тюрьме инквизиции. Сейчас, когда она так горячо говорила о своей невинности, румянец вернулся на её щёки, а тёмные глаза заблестели надеждой и слезами. Мэри Браун была хорошей кухаркой и могла бы стать хорошей женой для доброго христианина, но судьба – мысленно Энтони Митчелл избегал упоминать бога – судьба распорядилась иначе. Впрочем, он делал свою работу – и неплохо получал за неё, надо признать. Поэтому он продолжал допрос, хотя текст приговора – обвинительного, разумеется – лежал у него между страницами Библии, которую Митчелл держал в руке.

– Пятьдесят четыре года?! – прогремел он как можно более грозно, и обвиняемая опустила голову. Её волосы скрывал обычный для женщин из бедного сословия чепец, безукоризненно чистый, теперь его оборки заслоняли лицо Мэри.
– Это не возраст для мужчины, – продолжал Митчелл. ­– Ты, и только ты, со своей чёрной травой, повинна в том, что он умер! Берегись, женщина! Берегись умереть без покаяния!
– Сжальтесь надо мной, добрый господин! – Мэри снова разрыдалась, не в силах совладать с нервами. – Сэр Эванс не мог умереть из-за меня. Ведь это только пряная трава. Я сама пробовала те кушанья, и ничего не случилось!

Ей казалось, что, если говорить убедительно и правдиво, то ей поверят и отпустят домой. С детских лет она была в услужении и по-своему любила сэра Эванса. Его смерть была серьёзным ударом для Мэри Браун, но ещё большим ударом стало обвинение в колдовстве и убийстве. В тюрьме Мэри чувствовала себя как в страшном сне, когда никак не можешь проснуться. Чудовищные обвинения грозили смертной казнью, но ведь это был абсурд, ужасная, непредвиденная ошибка. Разве могут её признать виновной в том, чего не было? Разве казнят невинных? А ведь ей только двадцать три. Вся её прошлая жизнь казалась такой короткой теперь, перед лицом смерти. Но нет, не может она закончить жизнь вот так. Милостив бог, он не оставит бедную сироту.

– Ты сама заявила, что чёрная трава имеет специфический запах. Я тоже ощутил его, когда осматривал остатки, найденные на кухне. Сэр Эванс был болен. У него была болезнь лёгких, не так ли?
– Верно, господин, – медленно кивнула Мэри, – сэр Эванс часто задыхался. Он был болен.
– А разве тебе не известно, что резкий запах вреден для подобных больных? Значит, твоя трава всё-таки убила его!
– О! О нет, вы ошибаетесь, уверяю вас, – Мэри теперь, сидя на коленях, запрокинула голову и смотрела в лицо Митчелла. – Эта трава не могла убить сэра Эванса. Из неё приготовляют отвар, который лечит больное горло и лёгкие.
– Ты лжёшь! Сначала ты говорила, что это пряность, а теперь утверждаешь, будто твоя трава обладает лечебными свойствами. Значит, тебе известна тайная сила этой чёрной травы? А может быть, это благодаря тебе, твоему колдовству она стала смертоносной?
– Нет! О господи, нет!
– Грешно упоминать всуе имя господне. Итак, Мэри Браун, ты не признаёшь своей вины и упорствуешь в ереси. Согласно закону, тебе предстоит испытание, которое укажет, виновна ты или нет.

Не глядя на женщину, попытавшуюся ухватить подол его сутаны, Энтони Митчелл вышел из камеры и сделал особый знак подручным, ждавшим его снаружи. Те прошли внутрь, неся атрибуты своего ремесла, и через несколько минут из камеры послышался крик Мэри Браун – отчаянный, безумный, полный невыносимого страдания вопль. Митчелл взглянул на часы и зашагал по коридору прочь, чтобы вернуться к себе и немного отдохнуть перед обедом.

Через два дня Митчелл имел тайную беседу с графом Честертоном. Речь шла о громком судебном процессе над одной молодой ведьмой. Как утверждалось в материалах дела, она добровольно призналась в убийстве, с помощью колдовства, лорда Ричарда Эванса. По обычаю, виновная была казнена через повешение. Граф Честертон высоко оценил мастерство Энтони Митчелла, позволившее раскрыть это запутанное дело.

Граф слыл добродушным весельчаком, любителем вкусной еды и выпивки. Гастрономические пристрастия предсказуемо отражались на его фигуре, напоминавшей пивной бочонок, поставленный на две массивные подпорки и увенчанный круглой, как шар, головой. Но временами в его глазах, прикрытых тяжело набухшими веками, мелькали алчность и злоба – и тогда становилось ясно, что граф Честертон не так прост, как кажется с виду. Он не привык ни в чём себе отказывать и всегда добивался желаемого. Солидное состояние позволяло ему покупать любую понравившуюся вещь, не торгуясь.

– Вам, должно быть, известно, сэр, что покойный лорд Эванс был моим соперником на грядущих выборах, – немедленно после обмена приветствиями заявил граф Честертон. – И довольно опасным соперником, ха! Он был популярен у простонародья. К несчастью, его смерть в расцвете лет помешала ему принять участие в выборах. Так что, Митчелл, вы разговариваете почти с членом парламента! Будьте уверены, я не забуду вас на своём высоком посту. Ваш талант расследователя получит признание по всей Англии! Кроме того, разрешите мне возместить вам расходы, связанные с процессом над этой ведьмой. Этот кошель полон золотых монет, и он ваш. А теперь – вы ведь не откажетесь пообедать со мной, Митчелл? Моя кухарка прекрасно готовит жаркое. Должен вам признаться, та чудесная травка, которую вы для меня достали, превосходна. Она придаёт мясным блюдам такой особенный вкус и аромат. Вот только, боюсь, если однажды кто-то захочет подсыпать и мне в пищу яд, из-за запаха этой травки я не смогу различить его! Но ведь вы будете начеку, Митчелл, не правда ли? Вы позаботитесь о моей безопасности? Вот то-то. А теперь прошу вас к столу. И непременно выпьем за упокой души сэра Эванса и этой несчастной. Что вы говорите, Митчелл? Грешно пить за упокой души ведьмы? Что ж, вам виднее, вы большой специалист в этих делах.

26.12.2019