Смешной бывает жизнь

Смешной бывает жизнь, до жути. Непредсказуемый пример,
Всем Гриша преподал, Распутин. Хоть был отнюдь не пионер.
Пешком шагая из глубинки, избрав нелёгкую стезю.
Про веру гнал, не по старинке а, с Богом, женщину люблю.

И в напряжённое то время, когда народ в ярме стенал,
Вливал он в женщин своё семя, и Божьим делом называл.
В столице принят осторожно Он, поначалу, даже был.
Но, невозможное возможно, стремлений полон коль и сил,

Архимандрид Быстров рекламу, для Гриши средь двора создал.
А тот уж, без большого сраму, в царёво общество попал.
Там, средь изнеженных богатством девиц, зажравшихся персон,
Мечтавших о разврате плядства, основе жизненных основ.

С крестом божественным знамения, взорвав физическую суть,
Преподавал он откровения, при возлияниях на грудь.
К интригам приплетал он веру, так что не сразу отличишь.
И лезла дамам в мозг Химера, как в сыр объевшаяся мышь.

И от страстей, их обуявших, взывая, Боже помоги,
Лечил он в бане дам, лизавших, всё снизу, даже сапоги.
Ему Никитина Мария, в дворце царя создала гать.
Где новоявленный мессия стал дам реально ублажать.

И Грише это удавалось, тогда был в моде мистицизм.
С Кусовой баронессой шалость позволил, через толстый низ.
От мощной Гришкиной приправы, что ей полночи он вставлял,
Она воззвала: Боже, браво, вот где миг счастия настал.

А Гриша, под мадерой весел, имел всегда сюрприз для дам,
Ему лукавый чёрт навесил добавку к трепетным мудям.
И эта нарость, ближе к телу, (ишак от зависти грустил),
Была для девок запределом, Григорий же как мог чудил.

Ему подвинчивая снова, и наплевав на всё потом,
Была всё женщина готова забыть, под этим елдаком.
Позволю тут я отступленье, ебите жён, сколь хватит сил,
Пусть она бьётся в иступленье, тут Эрос сам благословил.

А коль отлынивать уж станешь, то тут ты братец не взыщи,
Никак природу не обманешь, иначе вылезут прыщи.
И не пройдёт игнором мучить, раз мужа честь не дорога,
Всегда найдётся кто получше. Ну что тогда? Носи рога.

Он был вторым, супруг тревожить жену напрасно не хотел.
А Гриша, попервах, быть может, её как суку поимел.
Она немного отличалась от баб что жили в деревнях.
И на фую вся извивалась, стеная в избранных стенах.

Юла стыдливо отдыхала, она крутилась как могла.
Ну а под утро, Боже правый, Гришане в задницу дала.
И хоть не больно удивился, Григорий наш на этот час.
Но, как то, даже утомился, увидев жопу без прикрас...

И, Оле Врангель, похвалилась, как, дескать, он её пропёр.
И сердце Олечки забилось, забыв про зАмужний позор.
И, в съёмной полутьме салона, в кровати, тело напоказ,
Михайловна, с желанья стоном, пришла в мучительный экстаз.

И, эпилептиком ранимым, Григорий уж не оплошал,
И истерически гонимым, её всю ночь ибал, ибал…
И, от ебливой той нагрузки, чуток он начал уставать.
И по привычке, чисто русской, нутро стал горькой заливать.

И, под влияньем алкоголя, почти совсем осатанел.
Да что я не мужчина, что ли? Да что, плядей я не имел?
И с Басухом, внимая грёзам, Решетникову окрутил,
Анисья принимала позы, пока не выбилась из сил.

А ей досталась, по породе, довольно мощная писда,
И отдалась на огороде, где на лужку стоит скирда.
Природа Грише только в помощь, его травою не смутить,
Анисья на фую как овощ, её уж начало мутить.

Но, не желаючи сдаваться, ему всосалася в елду.
Чем глубину измерить плядства? Оставим эту ерунду…
Прослышав это князь, Юсупов, с своей крови голубизной,
Подумал: Было бы не глупо, подставить Грише геморрой.

А Гриша тут, как раз, с Лаптинской, что Акилина, замутил.
И в съёмной хате, на Неглинской, ей в зад, по яйца, засадил.
Некстати Феликса припёрло, из-за портьеры подсмотреть,
Как Гриша ей, из жопы в  горло дал, что та начала хрипеть…

Приревновав, Юсупчик, даму, себя являет нагишом,
И тянет Гришин хер упрямо, пыхтя и шевеля усом…
Григорий всем вставлял, по пьяни, когда  подчас не в меру пил.
В своей лесистой глухомани, где и медведь за бабу слыл.

А здесь, средь женского раздолья, уже на это не  годазд.
Ты гад, ломать мне богомолье? Григорий князю в глаз как даст…
Естественно шумиха, драка, примчался кучер поглядеть.
Как Феликс подставляет сраку, чтоб Гриши шнягу отыметь.

Короче, весь насмарку вечер, и растворились по ночи.
О продолжении нет речи, как Акилина не ворчи…
Дошёл до Вырубовой Ани, подруги царственной, скандал.
Что дескать Гришенька, по пьяни, особе княжеской поддал.

Но Александра всё замяла, ей та огласка ни к чему.
К себе Григория позвала… Тот едет в страхе, как в тюрьму…
Лечил он правда, Алексея, её сыночка, и не раз.
Предстал он, глаз поднять не смея. Вот же Юсупчик, педераст.

Но всё ж ведёт себя пристойно, царица ты меня прости.
Я не могу быть с жопой гнойной, мне с княжичем не по пути.
А к Анне долетали слухи, чем чешет Феликс геморрой.
Пусть от известия не в духе, но Грише молвила: Постой.

Оставим плядские замашки, всем тем кто ходит за окном.
Давай ка хлопнем по рюмашке, пусть прошлое горит огнём.
Хоть я за подданных в ответе, но ведь за всем не уследишь.
Ты сможешь удержать в секрете, коли меня соблазнишь?

Ах Фёдоровна, мать честная. Как я могу, вот просто так?
Я в шоке прямо, и не знаю, Григорий сделался как рак.
Но, влив в себя пузырь мадеры, царице приподнял подол,
И, потеряв остаток веры, по яйца ей меж ляжек впёр.

Анюта часто задышала, была измена ей впервой,
Но муженька недоставало, прости уже её Бог мой.
И сбылось всё, о чём мечтала, когда ей ноженьки задрал.
И хоть ей в матку упирало, она шептала: Ах, нахал...

Прельстил ты царскую особу. Как Коле в глазоньки смотреть?
Еби меня, крути и трогай, уж стало за окном сереть...
И яростно пыхтел Григорий, свой расширяя кругозор.
Мы не узнаем из историй, пусть даже округлим свой взор.

Но удивил, в поту царица, порхает веер над писдой.
И, новоявленной блудницей, суёт член Гришкин в геморрой...
Уж очень угодил он Анне, Бог с ними, коль обоих прёт.
И в будуаре, а не в бане, где просвещал он разный сброд.

Такая женская природа, такая уж мужская суть.
И будь ты парень из народа, а у неё принцессы грудь.
И пусть смешно совокупление, но от природы не уйдёшь.
И все стремятся к наслаждению, и я, и ты, и даже вошь…

Юсупов не простил обиды, за непотребное дупло…
Народ России, отомсти ты, за разгулявшееся зло.
С поры той столько совершилось, не ставши на круги своя.
Перееблось, перекрутилось, но изменивши дохуя.

Нет Гришки, как и нет царицы, их расстреляли, всей семьёй.
Сменился строй, иные лица к престолу ринулись гурьбой.
Прошли события и войны, где брат на брата, класс на класс.
Мы, может, большого достойны, но не сейчас, но не сейчас...