Сталин. Тайна провала заговора Тухачевского

            «Бальзам от лжи тройной, от окаянства
            под коим мир стенящий изнемог»
                (Томмазо Кампанелла)

    Удивительный, всё-таки, русский человек! Любую смурь, беду и, даже, трагедию превращает во благо, перемалывая их под себя. Так было с утратой язычества в христианстве, так было с революцией 1917 года, так было с трагедией Великой отечественной войны 1941-го. Ешё задолго до неё, на заре ХХ века, Аристоклий Афонский пророчествовал: «Немцы войдут в Россию и спасут её». Глубинный смысл  этого раскрылся полностью в конце войны и послевоенных годах – «спасут» в человеке человека. А великий подвижник нашего времени, старец Иосиф Ватопедский свидетельствовал: «Скорбей будет столько, сколько Господь попустит для очищения».  Конечно, Аристоклий Афонский, пророчествуя, ощущал, что в условиях грандиозного раскола общества, порождённого революцией, должен появиться новый «помазанник Божий», который аккумулирует дух народа страны в её противостоянии опасности уничтожения. И он появился. 
    Обстоятельства, побудившие меня высказаться по такому экзистенциальному явлению как «Сталин», просты, но не тривиальны.
    Начну издалека и о себе.
    Так было угодно свыше, что, проучившись в нескольких институтах, я – молодой, вечно голодный, без прописки и определённого места жительства, без специального образования, если не считать один курс архитектурного, уйдя с  последнего курса строительного института, стал художником Новосибирской студии телевидения.
    Господь сжалился надо мной тогда. Но решение принимал я сам. Должен сказать, что время это было, несмотря ни на что, замечательное. Студии шёл только второй год и всё дышало в ней ароматом творческого поиска. Как-то не сразу обратил я пристальное внимание на Ольгерда Витовтовича Путну, своего (неожиданного!) шефа, скромного, почти незаметного в этом бурлящем потоке времени, человека всегда вежливого, аккуратного и неправдоподобно пунктуального. Согласитесь, качества для творческой натуры редкие. На его рабочем столе в идеальном порядке лежали отдельные коробочки с кисточками, карандашами и ластиками, которыми он всегда охотно и как-то непринуждённо делился с нами.
    Любопытство моё к нему только возрастало после не таких уж редких творческих застолий. Как-то коллеги рассказали, что для сохранения подошв своих ботинок от истирания, он изменил даже свою походку. Осознание горечи всего этого пришло ко мне позже, когда узнал, что был он сыном репрессированного Витовта Казимировича Путны, военного атташе Советского Союза в Англии и расстрелянного по делу Тухачевского. Семья была не тронута, но выслана, как в царские времена, подальше от столицы, в Сибирь. Пережитое наложило, видимо, свой характерный штамп не только на его внешнее, но и скрытное  духовное поведение. Тогда же, вдруг, высветился для меня тот институтский день 1956-го года, когда на лекцию по «Истории КПСС» вместе с преподавателем пришёл человек в военной форме и прочитал доклад Хрущёва «О культе личности Сталина». Случайно или не случайно столкнула меня судьба с живым свидетелем того далёкого времени? Этот вопрос буквально сжигал меня. Хотелось понять причины, почему и как всё это было. Что двигало этим государственным властелином и во имя чего?
    Как оказалось, ответ этот растянулся для меня на всю оставшуюся жизнь. Даже сейчас не могу сказать, был ли случайным тот путь, который пришлось пройти ради этого? Конечно, жизнь текла , не оглядываясь на меня. Но случайно ли, совершенно не готовившись, импровизационно сдал на «отлично» все экзамены (уже в четвёртый) в Московский художественный институт полиграфии и оказался, таким образом, в Москве? Ещё не раз в дальнейшем ощущал я эту незримую опеку своего Ангела-хранителя.
    Позже, уже работая руководителем художественного отдела в системе  пропаганды ЦК КПСС, у меня появилась возможность знакомиться и приобретать «Стенографические отчёты» партийных съездов. Погружаясь в материалы того времени, постепенно проявлялась суть Гордиева узла тех невидимых, но ожесточённых схваток за курс страны, за место у штурвала. Они не прекращались и не прекращаются до сих пор, как не прекращается бой курантов на Спасской башне. Железную хватку отдалённых событий тех лет ощутил и я, когда на вопрос секретаря парторганизации Сванидзе Карла Николаевича (отца популярного ныне политического тележурналиста, главного разоблачителя коммунистической идеи Николая Сванидзе) почему, занимая такой, достаточно высокий, пост, никогда ничего не прошу и не выгадываю, пытался отшутиться: «Скромность украшает!». «Дураков» – продолжил он и внимательно посмотрел, как бы приглашая к искренности. Но в этой схватке нет искренних единомышленников. Есть только свои и чужие.
    Будучи, практически, всегда на руководящих постах в кругу ангажированных  революционеров-соратников, Сталин эту истину запомнил на всю жизнь. Единомышленников, как и соратников, много, «своих» среди них – единицы. Киров и Жданов были «свои», поэтому так тяжело переживал он их утрату. Под этим вектором нужно рассматривать как убийство Кирова, так и более позднее «Ленинградское дело», странную смерть Жданова и, связанное близко с ним, «Дело врачей». 
    Сразу после убийства Кирова Сталин лично и конфиденциально (в очень узком кругу) допрашивает Николаева, чтобы получить информацию из первых рук. Точных сведений об этой «беседе» нет, но из последовавших дальше событий можно предположить, что одной из целей оппозиционного внутрипартийного блока было лишение генсека надёжной опоры на «своих», которых итак было не много в его обойме. Киров, Орджоникидзе на раннем этапе, (оба провели со Сталиным трагическую ночь самоубийства жены), Жданов, Ворошилов, Молотов – практически, всё. Остальные – соратники, управленцы, не более. Но в трагических, переломных тридцатых, когда в сердцах простых людей образ «пламенных революционеров» ещё ассоциировался с Лениным и его окружением, Киров был не только «своим».
    Не самый лучший организатор, но харизматичный трибун, заменивший Зиновьева на посту секретаря горкома и обкома партии города революции, обладал реальным влиянием на массы и был, фактически там, правой рукой Сталина. Внутрипартийная оппозиция Сталинскому курсу построения страны, несмотря на высылку Троцкого, в тридцатых годах была ещё сильна и первое время даже пыталась использовать его (Кирова) растущий авторитет в своих интересах, как будущую альтернативу Сталину. На этом, собственно, и строится основная версия нынешних либералов убийства Кирова – Сталин панически боялся растущего авторитета Кирова! 
    Однако, раскрытые в 1960 г. архивы тайного голосования по выборам членов и кандидатов в члены ЦК партии на XVII  съезде, говорят об обратном: из 2059 бюллетеней, голосов «против» на каждого из выдвинутых кандидатов было в районе десятка. Сталин получил «против» – 3, Киров – 4. Все 2059 голосов «за» были отданы только Калинину и председателю Ленинградского исполкома Кодацкому. Такая, вот, статистика ревности к политическому конкуренту. Но пресловутые 300 (статистика увеличена в 100 раз!) чёрных шаров в пользу Кирова всё ещё маячат в воображении «пламенных психиаторов». 
    Покушение на Кирова и заговор военных против Сталина, как показали дальнейшие события, были звеньями одной цепи. За спиной Николаева-одиночки стояли изощрённые в революционной и политической борьбе «славословцы», связанные зачастую не только фракционными но и родственными нитями. Следствие по горячим следам не выявило этих связей, но повторное, через некоторое время, не отбрасывая и личную мотивацию стрелявшего, усомнилось в случайности «случайных» совпадений: просьба Николаева достать ему билет на выступление Кирова, поведение охраны сопровождения в тот день, которая, нарушив инструкцию, не зашла в Смольный и не передала его (Кирова) внутренней охране, странная гибель личного охранника Борисова по дороге на допрос и особенно факт освобождения Николаева, при задержании его несколькими месяцами ранее, с возвратом ему оружия и схем маршрутов передвижения Кирова! Сделано это было, как выяснилось позже, по указанию Запорожца (начальник УНКВД Ленинградской области) по звонку Ягоды из Москвы. Это и, возможно, родственная связь Ягоды с кланом Свердловых послужили в дальнейшем допаргументом в его расстрельной статье. Так бытовая окраска убийства перешла в политическую. Расследование выявило, что параллельно уже шла подготовка к физическому устранению Сталина, Ворошилова и их ближайшего окружения.
    О том, что «заговор военных» в союзе с внутрипартийной оппозицией был, в сегодняшней историографии стало уже общим местом и опровергается, разве что, только мемориал-ортодоксами.
    Так, уже в конце 1933г. Тухачевский, через Крестинского и Пятакова, получил предложение от Троцкого (из заграницы) возглавить объединённые силы внутренних троцкистов, правых и, главное, военных оппозиционеров для уничтожения «клики Сталина» и дал своё согласие. А в поле зрения чекистов попал ещё в августе 1930 года.
    Здесь нужно сказать, что жестокие репрессии судьбоносных тридцатых годов проходили на фоне невероятного энтузиазма и трудового подъёма рабочих масс. Гигантские первенцы плодов индустриализации – Днепрогэс, Магнитка, Сталинградский, Челябинский и Харьковский тракторные заводы, Московский(ЗИЛ) и Горьковский автомобильные заводы, построенные в сроки, невероятные даже по нынешним временам, укрепляли их веру в лучшее будущее и правильность выбранного страной пути. Стахановское движение, патриотические лозунги: «Техника решает всё!» в первой пятилетке, «Кадры решают всё!» – во второй, «От каждого по способности, каждому по труду!», подъём национальных окраин, Сибири и Дальнего востока – это всё тридцатые! Горьковский авиационный завод имени Серго Орджоникидзе, один из крупнейших, если не самый крупный завод в Европе того времени, был построен за два(!) года в 1934 году, давший фронту каждый третий истребитель, 1935 год – первая линия московского метро, первый в мире беспосадочный перелёт Чкалова через Северный полюс «СССР-Америка» в 1937 году и много ещё что.
    На Всемирной выставке в Париже 1937 года, проходившей под девизом «Искусство и техника в современной жизни», Советский Союз получил 270 наград в разных номинациях, из которых: 95 – Гран-При, 70 – золотые медали, 40 – серебряные, 6 – бронзовые, а скульптура Мухиной «Рабочий и Колхозница» на советском павильоне была названа французской прессой, как величайшее произведение скульптуры XX века. И в то же время, 1937 – год трагической развязки затянувшейся Гражданской войны. Судьбы, часто ни в чём не повинных детей – тому доказательство.
    Те, кто отрицают военный заговор (и обыватель в том числе), сводят его, в лучшем случае, к внутриармейскому противостоянию группировок Ворошилова и его первого зама Тухачевского за место возле Сталина, не рассматривая, при этом, роль Троцкого в этом, действительно реальном, столкновении. Без этого же, невозможно правильно оценить трагедию, разразившуюся в середине 30-х.
    Так сложилось, что интересы, лишённого власти и высланного Льва Троцкого, опиравшегося на международную мощь 3-го Интернационала (а потом 4-го), и Михаила Тухачевского, талантливого (Сталин доверил ему перевооружение армии), эгоцентричного, абсолютно военного человека, вдохновляющегося славой Наполеона, совпали. Лев Давидович, фактически, был крёстным отцом Тухачевского. И, во многом, именно ему Тухачевский был обязан своей головокружительной карьерой. Как и в случае с Витовтом Путной, его пути с Троцким пересекались, или расходились в зависимости от временной конъюнктуры. Это была двуединая нить, сплетённая в клубок взаимных интересов, корень которых в продолжающейся борьбе между меньшевизмом и большевиками. Троцкистский блок в партии мечтал, с возвращением Троцкого, вернуть отобранную власть, Сталину же власть нужна была для построения модели человеческого общества, образ которой он носил в себе с самых первых дней своего тяжёлого детства.
    Он хотел, и органы пропаганды содействовали в этом, придать конфликту идеологический, глобальный характер, понятный и близкий любому труженику – как заговор с целью реставрации капитализма, а заговорщиков – коллаборационистами, управляемых из-за рубежа.
    Троцкистская идеология взращённая на меньшевизме, в своей цели шла ещё дальше: реставрировать капитализм для укрепления диктатуры пролетариата в аграрной стране и, дождавшись пролетарских революций промышленного Запада, вместе строить социализм по Марксу. Противостояние между "Троцкизмом" и "Сталинизмом", в условиях надвигающейся войны, по глубинной сути шло между "политическим плюрализмом", обоснованным ещё в "Протоколах Сионских мудрецов" (заболтать количеством мнений любую противоположную идею), и "демократическим централизмом" (важнейший принцип управления социалистического общества, основанный на Обязательности решения вышестоящих органов для нижестоящих при выборности Всех органов и подотчётности их нижестоящим. Реальность же, была ещё глубже, но об этом дальше.
    Фактологическая сторона процесса «Заговора Тухачевского» достаточно хорошо известна. Хочу только обратить внимание на два момента. Первый – со времён Кромвеля, почти всех Русско-Турецких войн, Наполеона, русских революций XX века, двух мировых войн и до «железной леди» сегодняшних дней, над Россией неотрывно маячит тень её «смертельного друга» британского льва. Путна, как военный атташе, с 1934 -1936 гг. находился в самом чреве этого хищника, куда Тухачевский, пребывая в частых загранкомандировках, несколько раз официально (и тайно) «заезжал». Второй – детективная история, связанная с, так называемой, «красной папкой». С тем, что она была и часть документов, изобличающих Тухачевского, были сфальсифицированы, разделяется сегодня большинством исследователей.
    По свидетельству Шелленберга, одного из руководителей гитлеровской службы безопасности, из 36 документов подделан был всего один, а сама папка сформирована за 4 дня. Но, практически, все «заинтересованные» исследователи трактуют такой факт фальсификации, как доказательство нелегитимности суда над военными, окончательной попыткой уничтожения Сталиным всех своих политических противников. Интересно, что вопрос о первопричине появления документов папки (а они из-за конфиденциальности на процессе открыто не фигурировали) а, главное, зачем нужно было СССР сообщать Германии в преддверии ожидаемой войны о раскрытии внутреннего заговора высших военачальников, да ещё связанных с немецким генштабом, оставался у исследователей, как правило, за пределами темы. А это, на мой взгляд, является принципиальным моментом в понимании всего, что последовало за этим.
    Немного отвлекусь. В семидесятые годы, слушая «вражеские голоса», сквозь треск и шум глушилок как-то поймал концовку передачи о предмете моего интереса. Слышно было плохо, некоторые слова пропадали, но смысл улавливался. Группа заговорщиков, собравшаяся в одной из пещер окрестностей Кисловодска, обсуждала военный захват власти. Какие-то фамилии, видимо, назывались раньше, но одну я расслышал – Ворошилов, который мог бы сменить Генсека. Это настолько ошарашило меня, что тогда я воспринял услышанное, как вариант «хромой утки». Много позже, во времена интернета, когда стали доступными раскрытые архивы и протоколы допросов того времени, обратил внимание на «странности» вокруг наркома обороны и его жены Екатерины (Голды Горбман). И действительно: с чего бы это, такая умная, энергичная и политически активная в прошлом эсерка (эсеры – апологеты террора), с какого-то момента, вдруг, стала ниже и тише травы? Сам Климент Ефремович благополучно избежал все чистки, никого не боялся и, даже, когда НКВД пришло арестовывать его жену, выхватил пистолет и выгнал явившихся от Ежова оперативников, угрожая всех перестрелять! А во всех его конфликтных ситуациях с Тухачевским Сталин всегда (за редчайшим исключением) принимал сторону Ворошилова. Далее, Постановление ЦИК от 10 мая 1937 г. восстановило в армии институт комиссаров. Тогда же были образованы во всех руководящих структурах и полновластные Военные Советы. Во всех, кроме ведомства Ворошилова, где Совет имел только совещательный статус. Должна быть веская причина, объясняющая всё это. Одним «солдатским братством» на Царицынском фронте такое не объяснить. И всё-таки?
    После неоднократно срывающихся попыток физической ликвидации Ворошилова и Сталина, Троцкий и его оставшиеся единомышленики, для возвращения во власть, переходят от перманентной тактики единичного террора к подготовке полномасштабного государственного переворота. Для этого нужны не одиночки-террористы, а крупные военные силы, которые, в случае удачно свершившегося акта, могли бы эффективно подавить очаги протестного недовольства.
    Началась активная скрытная работа по формированию таких групп в военных кругах, политических, органах НКВД. Когда всё было более или менее готово, встал вопрос о статусе Наркома вооружённых сил: как нейтрализовать Ворошилова, чтобы он не помешал реализации плана, всё-таки Главнокомандующий!? Вот тогда и было принято (роковое, как оказалось позже) решение – предложить ему через жену (наименее опасный вариант в случае отказа), как бывшему участнику, вернее, соучастнику «Новой оппозиции», в середине 20-х частенько собиравшейся в кисловодских пещерах, войти в состав активных заговорщиков. И не просто войти, а в случае положительного исхода, занять кресло Сталина.
    Что и было сделано.
    Получив такое предложение, Ворошилов не на шутку растерялся: оба варианта были для него плохими. Зная хорошо заговорщиков, он понимал, что кресло Генсека долго под ним не продержится. Но и от Сталина ничего хорошего не будет, если узнает, что за его спиной, в ведомстве Наркома вооружённых сил созрел заговор. Для дополнительной гарантии успеха ему (Ворошилову) заговорщики сообщили о международной поддержке операции в лице Англии (Путна) и Германии (Генштаб) через связи Тухачевского.
    Ворошилов принял для себя нелёгкое решение: выдал инкогнито заговорщиков, но по согласованию со Сталиным, «принял их предложение». И стал играть на оттягивание операции, под предлогом более тщательной её подготовки. 
    Сталин получил, таким образом, стратегический резерв времени для нейтрализации агентов, находящихся, в первую очередь, за рубежом. Всё шло по плану (о чём свидетельствовали визиты в преддверии судебного процесса ничего не подозревающих Тухачевского и Якира к Сталину за разъяснениями по поводу косвенных и мелких обвинений в их адрес, этим же объясняется и уверенность Сталина в дату предполагаемого выступления). Позже Молотов подтвердил это фразой в своих воспоминаниях, записанных Феликсом Чуевым: «Да мы знали это и без Бенеша»! Арестованные к тому времени, но не посвящённые, надеялись и верили в активность остававшихся на свободе, посвящённые же – Ворошилову. Далее события развивались стремительно. Собственно, всё остальное до пленарного заседания комсостава 2 июня 1937 г. было лишь операцией прикрытия «сдачи заговорщиков Климентием Ефремовичем», которому они верили до конца.   
    Здесь нужно вернуться к пресловутой «красной папке». Сдавая заговор, Ворошилов договорился с вождём по двум принципиальным моментам: отвести его от подозрений «сообщников» в двойной игре и сохранить жизнь любимой жене (которую он действительно любил), не посвящая её в факт измены. Вот по первому пункту договора и была разработана идея «красной папки»! Второй пункт обговора Сталин тоже выполнил. Многие жёны, даже ближайших соратников вождя (жена Молотова, в частности), как агенты влияния, были арестованы, но Екатерина Ворошилова умерла своей смертью (хотя рак, как правило, результат сильных и продолжительных стрессов – видимо догадывалась и чувствовала свою вину в игре мужа).
    Была срочно разработана версия (легенда) об иностранном источнике поступления информации. НКВД уже имел некоторые сведения о нелегальных связях отдельных руководителей высшего военного звена с Генштабом Германии а также блестящие результаты операции «Трест» по ведению двойной контригры. Идея заключалась в том, чтобы через раскрытие сведений о заговоре решить сразу несколько задач. Первая и главная – получить иностранный источник информации, который прикрыл бы Ворошилова, а в дальнейшем придал процессу международный характер. Вторая – прощупать истинное отношение Германии к сотрудничеству с СССР. Третья – проследить за действиями основных фигурантов заговора, которые уже были на «крючке» и выявить, таким образом, как можно больше вовлечённых. Для надёжности, Гитлер должен был получить информацию из двух (как минимум) источников: внутреннего из СССР (через Радека) и внешнего (через Скоблина).      
    Итак, в начале августа 1936 г. Сталин посылает Радека в «тестовую» командировку с «тайным» поручением установить контакты с немцами для, якобы, ещё более тесного военного сотрудничества. По Версальскому договору, потерпевшая поражение в первой мировой войне Германия имела большие ограничения по возрождению стратегического вооружения и некоторые виды немецкого оружия (танки, самолёты) конструировались, испытывались, а порой и собирались для неё тогда на территории СССР, что было взаимовыгодно (в частности, многие военные руководители высшего звена проходили стажировку в германской военной академии, в том числе и Тухачевский, где, возможно, и завёл связи с Генштабом). Радек, уже будучи на «крючке», вёл переговоры с полковником Вальтером Николаи, кадровым агентом германского Генштаба. Но как только выяснилось (через третье лицо), что он (Радек) позиционировал себя на переговорах, как представитель оппозиционных сил режиму Сталина (подтвердив, таким образом, подозрения в заговоре), был сначала отозван из командировки, а позже арестован.
    Несколько ранее Дрейцер, охранник Троцкого (арестован 18 апреля 1936 г. по делу Зиновьева) и Пикель, бывший секретарь Зиновьева (арестован в начале июля 1936 г. по тому же делу) на допросах дали показания на Путну (меня интересующего особенно, по причине изложенной ранее), который был так же вызван в Москву и сразу же арестован 20 августа 1936 г.
    Витовт Казимирович, ещё при жизни Ленина, в 1923 г. примкнул к Троцкому. Делая революционную карьеру на военном поприще (в возрасте 25 лет уже был военным комендантом г. Витебска), полезно и почётно примкнуть к председателю Реввоенсовета. В дальнейшем отошёл, но известно, что в 1927 г. получил подробный инструктаж Троцкого перед своей отправкой в Японию в качестве военного атташе, и продолжал поддерживать связь через сына Троцкого, Льва Седова. (Путна в 1936 г. организовал в Париже встречу Седова с Тухачевским). Далее – военный атташе в Финляндии, Германии и с 1934 – 1936 гг. Англии. 
    Глава НКВД Ежов, сменивший Ягоду, которому Сталин уже не доверял, поручает белоэмигрантскому генералу Скоблину (двойному агенту, работавшему также на Германию, что было известно НКВД и даже выгодно), сообщить немецкому руководству о подготовке военного переворота в СССР. Скоблин, под видом «ценной» информации, сообщил Гейдриху (шеф армейской разведки Германии и куратор Скоблина) о сложившемся заговоре военных против Сталина, полученной им, якобы, по линии РОВС, где он занимал высшее командное положение (был шефом разведки). Гейдрих сообщил выше и Гитлер, получив информацию от двух независимых источников (Николаи и РОВС), стал перед выбором использования полученных сведений. В 1936 году Германия ещё не была готовой вести полномасштабную войну с СССР. За 2 года власти Гитлер ещё не восстановил полностью военную промышленность, не создал боеспособную армию, не опробовал на практике тактику «Блитцкриг». Объективно, в то время он не мог реально поддержать Тухачевского в борьбе за трон, учитывая ещё при этом и национальную составляющую основных фигурантов. В этом «конфликте» он поддержал Сталина, исходя из перспективных преимуществ Германии в будущей войне. Более того, чем весомее будет компромат на советских военачальников, тем существеннее потери основных (как считал Гитлер) кадров военного руководства Красной армии. Отсюда и фальсификат, появившийся в «красной папке», а денежный выкуп «ценных документов» придавал «достоверность» и весомость компромату, создавая попутно невольное «алиби» и для Скоблина, как «чистого» агента Вермахта. Косвенным подтверждением этому можно считать и странную смерть Скоблина в Барселоне (как много знавшего) в 1938 году.
    Президент Чехии Бенеш, получив в январе 1936 г. тревожную для себя информацию от своего посла в Германии о возможной смене в ближайшее время политического руководства СССР (Сталин поддерживал суверенитет Чехословакии), не стал торопиться и только после подтверждения её из Парижа лично написал письмо Сталину, «совершив акт доброй воли», (как написал в своих мемуарах). Знал бы он, что Сталин уже всё знает! Таким образом, главная цель – получение иностранного источника о военном перевороте, была достигнута. Но оставалась неясной истинная позиция Германии к переданной Скоблиным информации и отсутствие документальных подтверждений о связях главных заговорщиков с немецкой стороной. И тогда начался третий этап спецоперации. Через советское посольство в Берлине НКВД доводит до сведения руководство Германии о раскрытии в СССР заговора, главной целью которого было (дополнительная уточняющая информация!) помешать укреплению сотрудничества двух стран не столько в сфере экономики, сколько на военном направлении. В связи с этим, не могли бы немецкие «друзья» сообщить имеющиеся у них сведения о деятельности советских военачальников, имеющих прямое или косвенное отношение к сообщаемой информации. Услуги, по её передаче, СССР готов оплатить.
    Собственно, НКВД даже в случае провала ничем не рисковал: все подозреваемые (за исключением Троцкого) были «под колпаком» на территории страны, компромат на большинство из них уже имелся по предварительному следствию группы «правых» (Зиновьев-Каменев), ничего не подозревающая военная верхушка (за исключением арестованного Примакова) на своих рабочих местах, письмо Бенеша (факт компромата) уже на столе Сталина, а Ворошилов произносит «нужные» для заговорщиков слова и, даже, снимает партийные выговоры с Корка и Уборевича, хотя последнего терпеть не мог из-за германофильской ориентации. Судьба их была уже предопределена. Не хватало только документальных свидетельств на главного заговорщика Тухачевского о его «предательском» сотрудничестве с немецким военным руководством. Позже, на следствии он напишет свой «План поражения на всякий случай», где подробнейшим образом изложит всю последовательность действий руководимого им ведомства в случае войны с Германией (интересно, что частично он реализовался).
    Если смотреть глубже, то конфликт между Тухачевским и Ворошиловым носил, скорее, не личностный характер, а о соотношении полномочий в высшем руководстве вооружённых сил. Михаил Тухачевский был апологетом «германской» схемы руководства (в отличии от «французской»), когда оперативное руководство войсками в мирное время осуществляет начальник генерального штаба (во время войны автоматически становится Главнокомандующим), а военный министр (Нарком обороны) возглавляет лишь систему обеспечения войск. Видимо, не случайно по пути следования в Лондон на церемонию похорон Георга V в конце декабря 1936 г. он посетил Берлин, а на обратном пути Париж и снова Берлин.
    На ранней стадии заговора, уже созревшего в рядах троцкистской оппозиции, Тухачевский верил и хотел с её помощью, в случае успеха, стать первым лицом только в военной иерархии. Но с приходом Гитлера к власти, которого поддержали военные, его амбиции стали глубже. Так, 13 мая 1933 года на прощальном приёме германской военной делегации расчувствовавшийся маршал сделал многозначительное заявление: «Всегда думайте вот о чём: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе». Это было сказано после «недружественного» поджога Рейхстага и официального прекращения советско-германского сотрудничества! И не было ещё ответа на самый главный вопрос мучивший Сталина: действительно ли Гитлер хочет объединить свои усилия с СССР для борьбы с международным интернационалом?
    В результате «красная папка» оказалась в Кремле и каждый получил своё: НКВД – досье на Тухачевского, а Гитлер – наивную веру Сталина в несокрушимость союза с Германией для борьбы против «общего врага». В действительности, реальным положительным результатом для Вермахта был даже не разгром «пятой колонны», скорее наоборот, а то, что ночью 22 июня 1941 года, за три часа до вероломного нападения, границу СССР пересёк в сторону Германии эшелон с советским зерном.
    Материалы папки не фигурировали ни на суде, ни в прессе, ибо они раскрыли бы для мировой общественности сотрудничество с Вермахтом в области вооружений, запрещённых Версальским договором. Они нужны были на допросах. Следователи, естественно, не ведали о происхождении копий компроментирующих документов из Красной папки, как и обвиняемые. Но были записи прослушек общения заговорщиков (уничтоженных Хрущёвым). А лёгкость, с какой подследственные подтверждали показания на себя и соратников, даже абсурдные самонаговоры – потому что верили и надеялись на успешный переворот. Пока главные организаторы на свободе и, когда всё будет готово, Климентий Ефремович, как им казалось, подаст сигнал! Более того, чем больше и нелепее будут их показания на невиновных, (отсюда так много этих невинных жертв!), тем стремительнее и безжалостней должен стать массовый отпор «кровожадной клике Сталина»! 
    А Сталин не торопился. Он никогда не торопился. Это был его принцип, его стиль. Нужно было выявить как можно больше фигурантов дела, их связи. В беседе с Феликсом Чуевым, писателем, дальним родственником Вячеслава Михайловича, Молотов скажет: «Да мы и без Бенеша знали о заговоре и, даже (!), дату выступления» (1 мая 1937 года). Откуда??? Не потому ли, когда уже были арестованы основные фигуранты, на Военном совете, предваряющем судебный процесс, таким осунувшимся и усталым выглядел Ворошилов? Оставался на должности, хотя заговор созрел в его ведомстве(?). И чем, как не прикрытием его (Ворошилова) можно объяснить факт, что самые главные подозреваемые спокойно находились на свободе до самого последнего дня? Косвенным доказательством двойной игры Ворошилова можно считать и факт его встречи с Тухачевским перед его отправкой в Приволжский военный округ. Уже опальный, бывший замнаркома обороны 13 мая добился встречи со Сталиным, (чтобы уточнить причину перевода), а на следующий день с Климентием Ефремовичем, которого почти открыто презирал. Зачем? Не по поводу ли тайных договорённостей? — Верил! (Хотя и презирал). Ведь на свободе ещё оставались Уборевич, Якир (хотя были тоже переведены на командные посты других округов), да и Фельдман, замкомандующего Московским военным округом, который только 19 мая дал официальные показания на Тухачевского, уже пониженного за 8 дней до них! И почему Тухачевский до самого последнего дня, даже давая показания на самого себя, скрывал от следователей причастность Якира и Уборевича к заговору? А пока, зная дату выступления, была проведена изящная, хоть несколько и рискованная, операция.
    Тухачевский, ранее, был на похоронах английского короля Георга V, поэтому, как бы естественно, что его «назначают» руководителем делегации на коронацию Георга VI 12 мая 1937 г. Ничего не подозревающий Тухачевский, переносит дату «выступления заговорщиков» на три недели (ввиду своего отсутствия). Это было его роковой ошибкой! Ежов сразу сообщает Сталину, что имеет «сведения» о подготовке теракта в отношении Тухачевского на пути следования. На Политбюро «принимается» решение о выводе его из состава делегации, якобы для сохранения жизни, а на деле, чтобы не допустить выезда за границу. Капкан захлопнулся. Сразу после празднования 1мая начались оперативные аресты главных фигурантов, которые закончились самим Тухачевским (22 мая), Якиром (28 мая), Уборевичем (29мая).
    Суд, исходя из внешних и внутренних причин, был закрытым и быстрым. Один день. Приговор исполнен на следующий (12 июня). Как говорил классик советской кинокомедии: «без шуму и пыли». Газеты того времени вышли без сенсационных заголовков, обычный приговор предателям и шпионам, обычные будни армии и страны. Жизнь продолжается. Но судьба ещё раз вернула меня к этой теме, как бы ставя точку, воспользоваться которой я, к сожалению, не смог. В далёком уже 1975 году моя жена работала в Воениздате редактором в исторической редакции. В коридоре напротив, в политической редакции работала редактором дочь Тухачевского, Светлана. Тихая, замкнутая, незаметная. Они постоянно пересекались по работе, а с единственной подругой Светланы у жены были хорошие, можно сказать, дружеские отношения.
    Известно, что у Тухачевского не выбивали показаний. На четвёртый день после ареста он собственноручно написал заявление Народному Комиссару Внутренних Дел Ежову: "Признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию всё касающееся заговора, не утаивая никого из его участников и ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нём принимали: Фельдман,  Примаков, Путна и др..." Но уже в эпоху интернета промелькнула информация, что во время допроса следователи привели несовершеннолетнюю Светлану и угрожали изнасилованием дочери, если он будет молчать. Если это так, то нет предела изощрённому изуверству! Но в то время, да и сейчас, я не знал правды об этом. А, ведь, возможно было в чисто «женском» разговоре, где-нибудь в буфете или столовой случайно коснуться этих методов. В то время имя Тухачевского было уже реабилитировано и как-то не верится утверждениям, что Сталин уничтожал чуть ли не всё генеалогическое дерево своих политических конкурентов. («Сын за отца не в ответе!» - И. Сталин). Сын Путны, Ольгерд, стал художником (кстати, его отец тоже рисовал) и заведовал художественной редакцией Новосибирского телевидения, дочь Тухачевского Светлана, филолог по образованию, работала редактором в престижном издательстве Москвы. О чём свидетельствую лично. Конечно, любая смерть трагична, особенно для близких, но думаю, что в контексте Сталинского видения укрепления страны перед лицом надвигающейся смертельной опасности, других вариантов у него не было. Много раз изгонял он оппозиционеров из партии и после «слёзного раскаяния» возвращал. Но всё это – Иудины слёзы! Жертвуя малым, он оберегал большее.
    Сложнее были его некоторые отношения с «Ленинизмом». Те, кто считает заявления самого Сталина «о продолжении им дела вождя революции» пропагандистским пиаром, правы лишь отчасти. В начальном периоде руководства он, конечно, нуждался в электоральной поддержке, когда «пламенные революционеры» дружно сплотились под знаменем Троцкого, но Сталин полностью сохранил и воплотил в жизнь «Ленинский план построения социализма», добавив лишь нюансы, акцентируя внимание на построении его в отдельно взятой стране. Конечно, за этим уже стоял полный отказ от мировой революции. Окончательный провал Германской в 1923 году лишний раз подтвердил это и, как следствие, безперспективность международного Интернационала с его пресловутым Коминтерном.
    В первом пункте «Ленинско-Сталинского плана построения социализма» – индустриализация и электрификация всей страны. Согласно плану ГОЭЛРО, за 10 лет (1920-1931 гг.) в стране были построены 30(!) тепло и гидроэлектростанций. Суммарное производство электроэнергии за это время выросло в 16 раз! Среди них – Волховская, Каширская, Шатурская ТЭС и крупнейшая в Европе Днепровская гидроэлектростанция. Здесь принципиальная борьба Сталина с оппозицией Троцкого шла по  срокам и методу строительства Днепрогэса, а фактически, за генеральный курс страны. Выиграв её, Сталин лишь незначительно отодвинул начало строительства. Но за это время полуразрушенная страна смогла во многом заменить (как говорят сейчас – импортозамещение) дорогое импортное оборудование и специалистов, а ленинградские инженеры даже успели усовершенствовать, ранее поставленные, американские турбины для Днепрогэса. Великие индустриальные стройки Сталинских пятилеток я уже перечислял. Без этих побед не было бы того единого народного духа, который переломил хребет международному фашизму. А Великая отечественная война сделала нас чище и добрее друг к другу, реализовав, по сути, Божественную заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (пророчество Аристоклия Афонского).
    В части второй – коллективизация.
    В условиях пока ещё не окончательной победы над троцкизмом, только «главенствующее» значение сельской кооперации (по Ленину) было практически уничтожено. Ей осталось небольшое место лишь в качестве прослойки между совхозным и колхозным методом ведения хозяйства. Не знаю, нужно ли было так поступать с Чаяновым (апологетом кооперации), но он не захотел или не вписался в реальное положение страны и время. Видимо, крепко засела в нём Ленинская статья «О кооперации». В таком обрезанном виде она и просуществовала до распада Советского Союза. Что касается совхозов, то они начали образовываться ещё при Ленине в 1918 году. Но государство с убитой промышленностью не могло их обеспечить даже самой простой техникой. Остальное же люмпенизированное крестьянство, из-за массового оттока в город, в полупустых деревнях еле-еле окармливало себя, сезонно подрабатывая у зажиточных кулаков, которые «де факто» влияли на реальные зерновые потоки. А городу и стране нужны были продукты питания, в первую очередь зерно, эта живая валюта, на которую только и можно было купить за рубежом дефицитную промышленную технику. Вопрос стоял ребром: или мы совершим промышленную революцию в максимально короткие сроки, или погибнем, раздавленные промышленно-развитыми странами. Получается, что альтернативы добровольно-принудительной коллективизации тогда не было.
    Интересно, что её поддерживал даже Троцкий и, будучи высланным за границу, в письмах к своим оставшимся «единоверцам» настойчиво отстаивал «свой приоритет в этом вопросе». Внешне, мнения в необходимости коллективизации у Троцкого, Ленина и позже Сталина, совпадали. Однако цели не только отличались нюансами, а были кардинально противоположны.
    Троцкому, для разжигания Мировой революции, нужен был «люмпенизированный» российский крестьянин пролетарского типа. Он опасался крепкого «среднего класса» и «коллективизация» должна была оторвать его от вожделения иметь большой личный кусок земли, мизер которой он имел по «Декрету о земле» 1917 г. Ленин коллективизацией мечтал превратить крестьянскую общину в процветающее государственное предприятие, так как первые совхозы по разным причинам были далеки от этого идеала. Сталин же, смотрел ещё дальше: социальная раздробленность и мелкоземелье, которое неизбежно росло из-за резкого прироста сельского населения после Мировой и Гражданской войн, объективно не могут увеличивать объёмы сельхозпродукции без использования современной промышленной техники, которую должен дать пролетарский город.
    Сама схема реализации плана выглядит продуманно и довольно гуманно. Та часть крестьян, имеющих на своём подворье живность или технику, в качестве залога вносит оговоренную её часть в коллективное пользование. «Середняки», не вступающие в колхоз переселяются с мест сплошной коллективизации на окраины. Всё имущество сохраняется за ними. Никакой экспроприации, насилия. «Кулаки», соответственно, – на стройки социализма или во вновь осваиваемые российские пространства. Сопротивляющихся – в «места не столь отдалённые». Устраивающих диверсии, – под трибунал. Всё просто и понятно. Государство экспроприировало у кулаков лишь ту часть налога, которую они обязаны были внести в государственную казну по закону, остальное – вносилось в качестве залога за бедняков, вступающих в колхоз и не имеющих ничего. Что это именно так, можно прочитать даже на плакатах Кукрыниксы того времени. Да и Шолохов писал о том же в «Поднятой целине».
    Но жизнь всегда сложнее даже самых изысканных и правильных схем. Не обошлось без перехлёстов, насилия и отчётопоклонства. Можно сказать, что количество идиотов не меняется с изменением политического строя. И когда борьба за «середняка» стала носить угрожающий характер, Сталин написал статью «Головокружение от успехов». Многие «активисты» лишились тогда своих постов и были наказаны. А многие «кулаки», высланные на стройки социализма, своим честным трудом заслужили не только почёт и уважение страны, но и её награды.
    Главный смысл коллективизации: сохраняя (!) традиционные (общинные) навыки русского села, повышением производительности труда колхозов (Сталинский ответ Столыпину!) в кратчайшие сроки дать стране достаточно товарной сельхозпродукции, а городу, за счёт высвобождения лишних крестьянских рук, дополнительный индустриальный ресурс. Время показало правильность выбранной стратегии в условиях мобилизационной экономики и гениальность Сталинской интуиции. Уроки НЭПа (необходимый на этапе восстановления почти полностью разрушенного хозяйства) дали ему главное: частник (нэпман) не может и, главное, не хочет организовывать и развивать крупные производства, пока не амортизирует до ноля старые, выжимая из них максимально приемлемую прибыль, убивая таким образом время, которое становилось решающим фактором, а монетизация отношений уничтожает коллективизм. (Лишнее доказательство этому наши «перестроечные и постперестроечные времена»).
    Уже к середине второй пятилетки государственный, в лице совхозов и колхозов сектор, давал зерна больше, чем весь частный до коллективизации. А город, соответственно, расплачивался с селом новой, нужной ему, агропромышленной техникой. С завершением же культурной революции к 1936 году социализм, практически, был построен, что и было зафиксировано в Конституции, получившей название Сталинской.
    Не буду останавливаться на Великой отечественной войне. Здесь, с известной долей плюрализма, всё ясно. Замалчивается куда не меньший, если не больший, вопрос: какой, всё-таки, Социализм хотел построить Сталин?
    К 1936 году он был «практически» выстроен и основополагающие его идеологемы закреплены в Конституции, в том числе полная свобода граждан волеизлияния в прямых (!) и тайных (!) выборах органов власти, от самых низовых до высших. Но что, всё-таки, ещё не хватало до его окончательной победы? Этот вопрос особенно мучил Сталина весь послевоенный период. Результатом размышлений стала его теоретическая работа «Экономические проблемы социализма в СССР».
    В ней, социализм не отвергает законы экономического развития общества, считая их объективными. Пока существуют товарные отношения (купли-продажи), и при социализме закон стоимости существует, но не является (!) фактором, регулирующим производство. Производство регулируется не показателями прибыли от «купли-продажи», а потребностью общества. Вместо достижения «максимальной прибыли», согласно основному закону капитализма, – обеспечение «максимального удовлетворения материальных и культурных потребностей общества», по основному закону социализма. Сравните эти две принципиальные позиции и вы поймёте причину всех наших современных бед.
    Но несмотря на величайшие достижения социализма, страна не могла вечно жить и работать в режиме мобилизационной экономики. Более того, Сталин видел и понимал, что в погоне за максимальной прибылью капитализм, в условиях жестокой конкуренции, достигал, нередко, весьма впечатляющих результатов.
    Интересно, что ещё в 1935 г. Молотов в докладе на открытии VII съезда Советов сказал о возможном сотрудничестве социалистической и капиталистической систем, огласив, тем самым, возможность конвергенции на базовой основе социализма и поставил окончательный (уже тогда!) приговор всемирной революции. Контуры её (конвергенции) намечались и в незаконченной второй части «Экономических проблем».  Но главное – готовилась политическая реорганизация государства, где снижалась «доминирующая» роль партии, особенно в экономической сфере производства, где усиливалась роль профсоюзов, местных органов управления.
    Хрущёв, будучи бездарным, «Совнархозами» только угробил Сталинскую идею, потопив её в море алчного чиновничества. Сталин же, считал наиважнейшим  контроль деятельности высших чиновников со стороны местных Советов, как и передачу управления страной в юрисдикцию Верховного Совета СССР. Устранившись к концу жизни от необязательных политических дел, он искал в собственных теоретических построениях новые возможности дальнейшего развития социалистического общества.
    Адепты «пролетарской революции» вожделенно подразумевали под ней (кроме Ленинского ядра большевиков) абсолютную власть партийной номенклатуры на частную (личную) собственность в лице Государства, по сути – скрытый вариант буржуазной революции. (Вот почему, как правые, так и левые  оппозиционеры страшились отлучения их от номенклатурной партийной элиты, создавая временные союзы-междусобойчики, сообразно текущему моменту). Российскому пролетариату же отводилась роль лишь хвороста в этом незатухающем пламени революции.
    По такому сценарию, под лозунгом «свобода, равенство, братство» совершались все буржуазные люмпен-революции Запада, от Голландской до Английской, Французской, Германской и так далее. Смысл всех революций – право обладания собственностью на власть, землю и орудия производства! Частная собственность – краеугольный камень Капитализма. Сталин уже понимал, что партийный диктат со временем неизбежно из контролирующего превращается в паразитирующий (мелкобуржуазный), приобретая черты ненавистного ему капитализма. А любой диктат – это неограниченная власть. Тому же подвержено и номенклатурное чиновничество. Так постепенно вызревала новая революционная реформа – реальное самоуправление масс (контроль) на всех уровнях социального устройства!
    Будучи сам щепетильно скромным (за расточительную трату зарплаты вождя был снят и осуждён даже Власик, руководитель его личной охраны), и требовал этого от других (сразу вспоминаются сегодняшние губернаторы-миллиардеры). О какой страсти к личной власти можно говорить, если у него даже лишней одежды для себя не было! Сегодня же – власть и кормушка – синонимы!
    Стремился ли Сталин к власти? – Да, стремился! Но не к личной, а государственной! Благословенно общество, в котором восторжествует принцип "Разумной самодостаточности". Оно, как иммунная система, будет само гармонизировать все разрушительные конфликты во имя сохранения здоровья целого. Сталинская модель его была наглядным опытом для всего человечества. И оно не забудет его. А власть нужна была, чтобы создать, упрочить и максимально завершить первый в мире справедливый социальный проект – Советский Проект, который пронёс в себе через всю жизнь этот человек-Титан, политический Гений, «Кремлёвский Мечтатель». 

(2018 – 2019 г.г.)