Баллада о защитниках города

               Памяти Н.Н. Белехова и всех сотрудников ГИОП блокадной поры


Ленинградская осень: в пыли оседающих зданий
алым трассером поверху крыш догорает закат.
Ровно двадцать ноль-ноль: врассыпную бегут горожане,
набирает сирена разгон и снаряды летят.
Он проходит, не видя зажмуренных окон фасадов, –
коренаст в мешковатом костюме и большеголов,
этот город ему – средоточие боли надсадной,
этот город – его неизменная в жизни любовь.
Вот дыра от осколка, пробитая в чудной лепнине,
рана в лапе у льва, стерегущего тихий канал…
Нет, никто никогда этот город у нас не отнимет –
мы врастаем в него, мы его крепостная стена!
Позолоченный шпиль облачился в колпак-невидимку,
небосвода серей помрачнели церквей купола:
муравьиных фигурок, свисающих на паутинках,
с их отвесных поверхностей буря сорвать не смогла.
А в садах день и ночь черенками мелькали лопаты,
чтобы там, глубоко, в потаенных карманах земли,
ждали часа восстать Диоскуры – герои Эллады.
Укротители Клодта коней от моста увели.
И когда опустился глубокий снежинчатый  полог,
тот, лобастый, он видел, стараясь не впасть в забытье:
здесь ваятелем смерть, две руки у ней – холод и голод,
на скамейках и санках скульптуры застыли ее.
Но, дыша на ладони, почти обращенные в мрамор,
заставляя неловкие пальцы держать карандаш,
он срисовывал портик – фронтон, изувеченный шрамом,
и в щербинах колонны, в чертеж проставляя метраж.
Для того чтобы после (кто мог и помыслить, что будет
этих проклятых дней – восемь сотен и семьдесят два?)
смог однажды очнуться под грохот победных  орудий
и поправиться город, который нельзя отдавать.
Чтобы отперли створки крест-накрест заклеенных окон,
и неслась во дворы непоседливая детвора,
и, разбив окружающий Медного Всадника кокон,
люди замерли под осеняющей дланью  Петра.