Рассвет наступит снова
Бесконечность далёких дорог
И не знаем, где будет точка,
Покидая родимый порог…
По призыву коммунистической партии и комсомола советская молодёжь ехала поднимать целинные земли. Паровозы тащили длинные составы перегруженные новосёлами. Степь огласилась задорными комсомольскими песнями. Кто-то хмуро просто смотрел в окно на бесконечную опалённую степь, на бесчисленные отары овец. Гарик тоже хмурился, колёса выстукивали «семь сорок». Народу много, девушка напротив всё смеётся и чему-то радуется. У неё комсомольский значок на тесной майке. Смотрит и говорит, он понял ему:
— Новина, но жара.
— Пшенице будет хорошо.
— Надо было бы хоть на шахты, где море рядом, — вздохнул Гарик, отхлёбывая остывший чай из стакана.
Мишка выбран старшим в вагоне, он застегнул на рубахе верхнюю пуговицу и гаркнул:
— Что заскулили? А ну-ка нашу! Гриша, давай!
— Давайте нашу! — Мишка Дуб громко, чеканя каждое слово, кричал, платком вытирая лоб. Он комсорг и паника опасна. Гриша в потемневших носках нехотя слез с третьей полки, Варя хохотушка молча прикрыла нос ладошкой. Из открытых окон горячий воздух сожжённой солнцем степи. На выцветшем небе солнце в зените, ни облачка.
— Люди здесь не живут, как на Марсе.
— Хотя бы речка какая, обмыться, — кудрявый Гарик хотел заматериться, но нельзя, люди смотрят, им тоже не просто.
«Куда бегу? Что я умею?» — Гарик коснулся пуговицы на кармане рубашки.
Диплом на месте, дядя Сеня принёс перед отъездом от надёжных людей, да и в карты научил это тоже он играть, пока лечил дома непонятный для трёхлетнего Гарика огнестрел, за который тогда ответил кто-то.
Гарик радовался, когда дядя оставался дома, замотав марлей и тряпкой пахнущее колено мазью. Достав колоду карт и посчитав все ли? Он манил к столу «способного» мальчика и тут начиналось такое — карты из одной руки летели в другую и выполняли команды. Гарик быстро усваивал очередной урок. С утра мама уходила по делам и появлялась нянька Лиля, которая говорила день на французском, на следующий день либо на итальянском, либо греческом. Она заваривала себе крепкий кофе и говорила Гарику о Франции, пела песни. Когда она была «в не себе», то лезла в погреб, она вскоре засыпала под старым кустом винограда на лавке. Гарик убегал к морю. Народ загорал, ел чебуреки, купался. Дядя Сеня наблюдал за племянником и «раздев» очередного приезжего, хватал Гарика за руку и уводил с пляжа, отборно матеря няньку.
Гриша заиграл, гармошка послушно выводила мотив:
— Ой, ты, зима морозная, ноченька ясно звёздная, скоро ли я увижу свою любимую в родном краю?..
— Вон река, да большая! — прошептал Гарик.
— Это Волга? Люди на берегу.
— Остановка час, можно выйти, но не далеко, — объявила громко проводница, поправляя на голове сбившиеся пучок волос.
— Потом чай с лепёшками, — добавила она и тоже поспешила на выход.
Молодёжь быстро «высыпала» из вагонов. Зашумели, загалдели и с любопытством смотрели на две подводы, что остановились у второго вагона, на мужчин в тюбетейках и синих халатах, которые носили на лотках хлеб и лепёшки, куски свежего мяса и рыбу, потом в вёдрах яблоки. Женщина с чёрными косами и узкими чёрными глазками что-то писала в тетрадь. Она была худощава и смугла. Быстро передвигалась в красных сапожках, лёгкая длинная юбка в оранжево-чёрном крупном орнаменте вилась вокруг её гибкого тела. Люди эти улыбались и радостно кивали комсомольцам.
— Змея поползла под камень, — завизжала Варя, а вот другая!
— Их тут много, - засмеялась женщина, сверкнув щёлочками глаз.
— Вы их не трогайте и они не тронут, — засмеялась звонко и красиво.
— Коль завербовались сюда, придётся привыкать, — уже грустно добавила она, быстро пересчитывая товар.
Иван Хенкин и Лёсик Быстров помчались через степь к реке.
— Вот суки, — Мишка ошалело смотрел вслед, хотел крикнуть, но охрип наводя дисциплину по вагонам. А парни уже стояли рядом с рыбаками и вот уже назад бегут петляя и прыгая.
— Что-то тяжёлое тащат, — заметила Варя.
— Змей на обед насобирали, отменный супчик будет, — усмехнулся Гарик.
— Рыбу несут, наверное, большой осётр, — наконец догадался Гриша.
— Я её с отцом давно в Астрахани на крючок ловил.
— Вкуснятина, лучше рыбы и нет.
— Её же готовить надо, — растерянно сказала Варя.
— А вон уже на подхвате, — кивнул Гриша.
Повариха Дуся и повар Степан уже стояли с большой сеткой поджидая деликатес.
— Килограмм на двадцать осётр, — кивнул Дусе Степан.
— Змеи кишат, ужас, — сообщил сразу всем Лёсик.
— Боялись, а местным хоть бы что, сказал вздохнув устало Иван, —осётр, лучшая рыба.
— Вот и попробуем к обеду, — сказал Степан, подхватывая рыбу за жабры.
— Помогай, — он обернулся к Дусе.
— Ой ты, зима морозная, ноченька ясно звёздная... — Гриша заиграл на гармони и хор молодых голосов подхватил песню.
— По вагонам... — взвизгнула проводница, но уже пошла волна голосов, — По вагонам...
Вагоны проветрились, через открытые окна и двери, пространство заполнил запах нагретой солнцем степи, запах полыни, разнотравия и огромной реки.
Мишка Дуб удивился, увидев за своим столом цыганку или калмычку, он не понял и даже вначале потерял дар речи. Она разложила карты на столе бесцеремонно сдвинув всё его барахло к окну.
Мишка хотел гаркнуть во всё горло, но зашипел:
— Ты кто? Ты зачем? — но схватился за больное горло, выпучив глаза на указательный палец, направленный на него и осел на край полки.
— Вот, — женщина водила указательным пальцем по раскрытым картам.
— Ширма, занавеска, это Вы.
— Прикрываете тайну.
— Космос, — она подняла палец вверх, — Байконур. Хрущёв знает, торопит, Королёв одержим идеей.
Комсомольцы заворожённо смотрели на неожиданно уснувшего Мишку, на карты и цыганку. А она сгребла карты, положила в карман. Указав пальцем на Варю сказала:
— Не блуди, твоя судьба ждёт, она там где ты будешь.
Цыганка двинула кулаком в плечо Мишки.
— Сволочь, хватит спать, много нервов потрепешь людям. Назад вернётесь не все, пока не поздно исправить.
Мишка тёр заспанные глаза и ошалело смотрел по сторонам.
— Обедать, — голос Дуси всех привёл в чувство.
Увидев свой стол, Мишка ошалело выпучил глаза, горло перехватило голос. И всё же он закричал, когда заметил пропажу чемодана.
— Где? Кто взял? Урою!
— Видимо цыганка, больше некому, — усмехнулись из толпы.
Мишка с рёвом побежал по вагону.
Все удивились когда Гарик взял гармонь, набросил потёртый ремень себе на плечо и заиграл семь сорок, да так хорошо! Вдруг перешёл на знакомую песню: «Едут новосёлы, рожи не весёлы, кто-то у кого-то ё...л чемодан, в чемодане было два кусочка мыла, рваные кальсоны...»
Появился Мишка растерянный и злой. А Гарик уже пел опять незнакомую всем песню «Семь сорок...» Взглянув равнодушно на Мишку, Гарик отложил на полку гармонь:
— Пошли обедать, осетрина вкусно...
Мишка Дуб притих, быстро хлебал наваристую уху, вкусно, мысли блудили, он придерживал рукой больное горло:
— Мяса ни кусочка, повар сволочь украл. Какая сука чемодан стебанула? Урою...
Не успел Мишка доесть уху, как в дверях появилась проводница,
— Чемодан в тамбуре нашли, — она держала в руках Мишкин чемодан.
— Всё на месте, ничего не взяли.
— Проверь, — она улыбалась Мишке.
Гарик направился в тамбур покурить перед сном. Он даже обрадовался когда следом пришла Варя. Она не сопротивлялась и покорно отдалась ему, ей он понравился сразу...
2
Зима 1956 года была морозная с пронизывающими ветрами. Хоть на улицу не выходи. Ледяной холод сразу пронизывает тёплую одежду, порывы ветра не давали ходу, перехватывало дыхание. Но весна наступила быстро и неожиданно. В марте новосёлы оживились. Малыши уже с мамами гуляли во дворах общежитий, они учились делать первые шаги по прогретой и проветренной дорожке. Тракторные бригады уже с раннего утра развозили навоз в бескрайние поля. Ностальгия приходила ночью, да и то теперь изредка и не так, как первое время, одним словом: терпимо. Скучать было некогда, работа кипела во всю. Над новым клубом развевался большой красный флаг. Завклубом старый татарин Халиб в шесть утра включал в репродуктор Гимн Советского Союза. Люди уже проснулись. Халиб смотрел, как из дверей нового дома вышел Гарик, посмотрел на окно и помахал рукой Вари с малышом на руках. Вот к нему подбежал Гриша и они уже вместе побежали по высохшему тротуару, помахали руками Халибу, приветствуя. Халиб вынес маленькую скамейку и старую двухструнную домру и затянул свою песню. Он пел протяжно о своей жизни, о боях в Сталинграде и о любви. Прохожие останавливались, но, не понимая слов, знали о чём плачет старый Халиб.
А Гарик и Гриша бежали трусцой по пахнувшей уже весной степной дороге и думали о своём. Варя же уложила уснувшего годовалого сына в кроватку и готовила мужу завтрак, чай. Погладила новую рубашку и с серым пиджаком повесила на дверцу шкафа. Гарик теперь Игорь Семёнович и он начальник МТС. Он сразу подружился с Гришей, работают они вместе. Григорий Дмитрич оказался хорошим специалистом по техники, он механик и бригада его из прошлогодней разбитой техники из двух тракторов получается, как новый трактор. Сегодня прибудет эшелон на станцию с новыми тракторами со Сталинградского тракторного завод. Вот-вот посевная и эта громада будет пахать и сеять новину. Распахали уже даже огромные пастбища и сенокосные угодья, что вызвало неудовольство местного населения:
— Где скоту ходить? Куда отары гнать?
Стали сокращать поголовья скота. Неурожай пятьдесят четвёртого года не остановил целинников. Вот и теперь всё было готово к посевной. Посевная должна пройти в короткие сроки, пока влага есть в земле. А заколосится пшеница, это уже другое дело. Новые финские домики росли как грибы отодвигая юрты. Люди ехали и ехали на целину. Партия сказала: «Надо! Комсомол ответил: «Есть!»
Варя спешила, сейчас прибежит, молча возьмёт полотенце и закроет за собой дверь в ванную комнату.
— Гарик, Гарик, ну что же делать? Коленька не его, он уже догадался?
Варя на большой сковороде обжарила лук с колбасой и помидорами, привычно взбила в чашке пять яиц с молоком и вылила в сковороду. Так любит Гарик. Варя критически взглянула в зеркало:
— Располнела. Может постричься?
Она стояла у окна и смотрела на улицу. Увидев мужа и Гришу, стала накрывать на стол. Уйдёт и опять вернётся поздно. Даже на обед не приходит.
— Может нашёл какую? Что же? Что же делать?
Гарик остановился у калитки, как наткнулся. Пустота и равнодушие сменили обиду за враньё Вари. Хотелось уйти от этого порога, от этого ставшего вдруг чужим дома.
— Надо в душ и завтрак, — почему-то сказал вслух себе Гарик.
Он не торопясь зашёл в дом. Ему стало лучше от тёплых упругих струй воды в душе. Гарик не торопясь вытерся мягким полотенцем, кудрявые волосы отрасли, но они ему нравились. Из зеркало смотрело красивое загорелое лицо, которое улыбнулось и показало язык. Гарик засмеялся, он принял уже важное решение. Он с удовольствием завтракал, Варя сидела молча теребя пуговицу на халате.
— Ну что радуешься, обманула? — Гарик неожиданно сказал, что Варя сразу и не поняла.
— Гарик дурак? Что ты думаешь я не понял тогда что уже не девочка?
— Родила семимесячного четыре кило? Хотя бы знаешь от кого?
Варя ошалело хлопала глазами и молчала. Потом заголосила громко и отчаянно. Она испугалась.
Гарик поправил галстук пред зеркалом, причесал ещё мокрые волосы пахнущие земляничным мылом. Он любил этот запах, запах моря и земляники в летней Одессе.
Он скучал по дому, вспоминал испуганные глаза мамы и сестры Сонечки, когда к дому тогда рано утром подъехал на мотоцикле Геник мент, он уже открывал калитку, на ходу растёгивал кобуру. Мама сунула Гарику в руки тяжелую видавшие виды кожаную сумку.
— Здесь всё и паспорт, и деньги.
— Огородами, на попутке в Константиновку! К тёте.
— Я его задержу!
На соседней улице дядя Сеня собрался на рынок продавать балыки ,он уже завёл свою инвалидку и не удивился, когда увидел на сидении рядом Гарика.
— Куда? Из города?
— На, мои фартовые, — дядя Сеня протянул Гарику колоду карт, завёрнутую аккуратно в кусок газеты.
— Пригодятся, когда туго станет.
Слух ещё пошёл вечером, что Гарик приезжего на пляже какого-то «раздел».Тот оставшись без денег побежал к ментам, так как приехал с проверкой с Москвы и был «большой человек». Поэтому мама уже ночью собрала в сумку вещи, документы и даже пакет с чебуреками горячими. Сеня тоже был в курсе всех подробностей, он и сам по молодости бегал не раз из города.
— За маму с Сонечкой не волнуйся, похлопочем.
Сеня смотрел как совсем молодой паренёк легко перекинул тяжёлую сумку через плечо шагал по дороге убегающей вдаль. Как заскочил в автобус и вскоре исчез из виду. Сеня поцеловал свой крестик и громко сказал, глядя в небо: «Спаси и Сохрани!»
Тётя Соня первая красавица и ловкая наводчица в Одессе отправилась в бега в сорок шестом. Теперь пышнотелая с яркой помадой на губах дама сидела в киоске недалеко от проходной на кирпичный завод. Гарик её узнал по сходству с мамой.
— Гарик, ты шо ль? Шо случилось? Вижу торопишься, — она протянула ему бутылку вишнёвого ситро.
Гарик смотрел как тётя торопливо клала в пакет пирожки, коляску сухой колбасы, папиросы.
— Семен! Где ты?
Вышел из-за киоска старый еврей:
— Сонечка, я тут.
Тётя строго взглянула на него:
— Мой племянник, отправь ребёнка на целину, здесь быть ему нельзя
— Не волнуйся, всё хорошо, надо переждать, — сказала она тихо Гарику.
Полезла в декольте и подала Гарику деньги:
— На первое время.
Гарик стоял на перроне, Семён говорил:
— Главное не волнуйся, выкинь всё из головы. Смени фамилию, придётся жениться. Пережди года два.
— Документы в порядке, антураж надо посолидней.
Гарик не боялся работы, с людьми находил общий язык. В отделе кадров показал диплом о высшем образовании и получил должность, а специалистов набрал уже Гриша. И работа пошла. Сменил фамилию, стал семейным человеком. Теперь надо переходить ко второму этапу. Хотя и на первом этапе он был на хорошем счету.
3.
Гарик окинул взглядом на располневшее тело Вари, на гримасы заплаканного лица. Халат выцвел и еле сходится на большом животе.
— Приведи себя в порядок, не один мужик не клюнет. Хватит жрать! Шо ты творишь?
Гарик смеялся. Варя не узнала мужа. И почувствовала себя ничтожной, одинокой. А он, насвистывая незнакомую ей мелодию, ушёл хлопнув дверью. Корнилов Игорь Семёнович, уже не Гарик «катало» шагал по новой, широкой улице. Варина фамилия ему как раз. Он начальник, его уважают. Пора переходить к антракту. Жаль расставаться с Гришей, хороший человек. Варя не виновата, что она такая. Она своими куриными мозгами ни разу не заподозрила, что он всех обманывает по-крупному. А Варькина брехня его и не колышет, он изначально знал. Так даже лучше, сволочь-жена теперь, а не он. А он Игорь Семёнович Корнилов. Семёнович — это уважение к дяде Сене.
А Гриша жил в семейном общежитии, у него отдельная большая комната с большим окном на поле пшеницы до самого горизонта. Ему уже обещают новый дом на новой улице, но если женится, создаст семью. Гриша тайно был влюблён в Марину библиотекаршу. Она отличалась от местных девушек. Высокая и стройная, как берёзка, густые русые волосы заплетены в косы до пояса. Строгое платье тёмно-синий крепдешин в чуть заметную тонкую белую полоску. Гриша не знал, что это платье ещё привёз из Парижа дедушка Марины для молодой ещё тогда бабушке. Они жили в Харбине. Тосковали они там по России, с детьми говорили дома по-русски и по-французски. Семья всё же вернулись в Москву, но дом уже был библиотекой, а сад стал сквером с фонтаном. На их старой даче тоже жил какой-то начальник. Зиму прожили в съёмной квартире. Но это теперь уже была другая страна. Ночью по весне подъехал воронок. Брат и сестра остались одни, но скоро и их сослали в северный Казахстан. Там в маленькой школе Марина и Дмитрий учили детей ссыльных русскому языку. Вскоре Дмитрий женился на красивой и озорной Аси, она тоже дочь ссыльных, жила здесь с рождения. Все праздники отмечали две семьи вместе. Ася хорошо пела и аккомпанируя на гитаре, потом играли лото, читали стихи,
Марина умерла от аппендицита, некому было везти за пятьдесят километров. Ася с Дмитрием ходили в степь и на холмике у Марины появлялся новый букетик, они, обнявшись, плакали и вспоминали.
А летом у Аси с Дмитрием родилась дочь, её назвали Мариной, такая же красивая берёзка, как бабушка. Родители смотрели на старое фото и удивлялись:
— Как похожи!
Дочь росла в большой любви, черпала охотно знания, говорила свободна на трёх языках.
Марина ловила на себе взгляды Гриши и это её тяготило. Она знала, что он хороший человек, трудолюбивый и добрый. У Марины представления о семье и любви было другое, она знала, что Лунин декабрист из их рода и она дворянка. В детстве она была влюблена в Коленьку Вяземского, но это было давно, а теперь она ещё читает Пушкина и Лермонтова. Стихи Маяковского, который зол и влюблён в Лилю. Есенин? Томик отложен в сторону:
— Несказанное, синее, нежное,
Тих мой край после бурь, после гроз...
А любви она пока не думает и что это такое?
4.
А Гарик, уже принял важное решение, и приступил с удовольствием осуществлять. Он подозвал Гришу и сообщил, что без него пропадёт и он в отчаянии. Нужна его помощь.
— Что ещё у тебя случилось? — заволновался Гриша за друга.
— Говори, я тебя в беде не брошу.
Гарик грустно покачал головой и ушёл в кабинет. Гриша поспешил следом.
— Поговорим после работы, иди, — Гарик махнул рукой.
Гриша весь день ходил как на иголках,
— Что же, что же?
Гриша в конце работы быстро помылся в душе и ждал друга у ворот. Гарик появился в хорошем настроении, аккуратно причёсаны на пробор справа, голубая сатиновая рубаха с не застёгнутыми пуговицами, серые мокасины начищены. Он улыбался, что Гришу удивило:
— Ну ты и артист!
— А я всю смену волновался.
Гарик обиженно спросил:
— А кто будет волноваться, если Варя изменила мне?
Гриша ошалело смотрел и кажется потерял дар речи.
А Гарик видел это и добавил с дрожью в голосе:
— И Коленька не от меня...
Гарику уже стало жалко друга, известие его сразило наповал. Гриша остановился и ошалело, молча, смотрел на друга.
— Ушёл я, ночую у тебя.
— Я не прощу.
Из библиотеки вышел красный как помидор Мишка Дуб:
— Что читаешь? — спросил его Гарик.
Но Мишка махнул рукой и побежал прочь.
На порог вышла Марина, стала ключом запирать двери. Гарик вдруг заметил, что Гриша растерялся и побледнел.
— Нравится? — спросил Гарик, хотя итак было понятно.
Эту девушку Гарик встречал ни раз, и находил, что красива и умна.
Он торопливо поспешил к порогу и протянул руку, почему-то сразу заговорил на французском. Марина шла с ним рядом, и они говорили на непонятном Грише языке. Взглянув на Гришу Гарик заговорил наконец на русском.
— Княгиня, не желаете ли прогуляться с нами? — Марина погрозила ему пальчиком и рассмеялась.
— Мариной меня звать.
— Вы же просветите нас? Почитаете Маяковского, Гумилёва...
Но Марина помахала ручкой и свернула к своему дому.
Друзья шли молча, Гарик поглядывал на друга, который был готов рыдать, кричать о своём горе.
— Ну, что ты выдумал? Она ссыльная, дворянка. Два высших образования. Три иностранных языка. Её прабабушка княгиня Нарышкина. А ты кто?
Гриша слушал и верил, и не верил:
— А откуда ты знаешь, что три языка?
— Так я с ней на них говорил.
— А ты откуда языки знаешь?
Гарик засмеялся:
— Всё пройдёт, я сегодня ночую у тебя, надо у коменданта постель получить.
Варя до ночи сидела у окна, лицо опухло от слёз. вспомнила слова цыганки:
— Не блуди. Судьба ждёт дома.
— Не уж-то Егор?
— Надо сообщить ему, что родился сын, — размышляла Варя.
Она обрадовалась, но вдруг почувствовала тошноту и испугалась:
— Не уж-то беременная? Погубила себя, погубила, — вместо слёз её охватил ужас.
Варя встала рано, стояла у окна, она ждала, когда на пробежке увидит Гарика. Он сам подошёл увидев Варю.
— С вечера тошнит, наверное, беременна, — прошептала испуганно она.
Гарик не ожидал такого поворота, это не входило в его планы и задачи.
Он кивнул и молча побежал догонять Гришу. От этой новости растерялся, Гриша обернулся и сразу спросил:
— Что ещё там произошло? На себя не похож?
— Варя беременная, — прошептал Гарик, приложив палец к губам.
Весь день Гарик сидел в кабинете и размышлял:
— Варя мне не нужна, её проблема.
— Но малыш не виноват, он мой или моя. Всю масть поломала.
К обеду Гарик принял решение, через час он уже ходил по кабинетам и оформлял Варю комендантом в новое общежитие.
— Зарабатывай декретные, родишь, а там видно будет, — сказал он Варе.
— Колю в ясли с завтрашнего дня. Волосы в косу, платье строгое, должность обязывает.
Варя глядела на захлопнувшуюся дверь и засуетилась, забегала.
— Завтра, жизнь продолжается.
Варя взглянула в зеркало, на неё смотрело некрасивое с опухшими веками бледное лицо. Она разозлилась, заспешила, схватила синюю чашечку ссыпала с солонки крупную соль добавила ложечку масла растительного. Она тёрла смесью лицо не чувствуя боли и жжения, смыла и к зеркалу. Ей показалось, что на лице нет кожи, малиновое лицо. У неё дрожали руки, она смывала холодной водой боль, жжение. С банки в ладонь налила густой сметаны и прикладывала к лицу, боль и жжение успокоились. Малыш увидел маму и закричал не узнав, но услышав мамин голос успокоился и с удивлением наблюдал за ней.
— Что же я творю, — она хотела закричать, затопать ногами,
но услышав смех Коленьки успокоилась, налила чашку горячего чая и стала пить маленькими глотками.
5.
Солнце поднялось от горизонта, лучи скользнули по степи, колосившимся бескрайним полям. Запах тёплого утра и тяжело двигающиеся волны пшеницы до горизонта. Гарик и Гриша сидели за столом и пили чай. Гриша с блюдца и вприкуску с сахаром, Гарик уже привык к этому и пил не торопясь с белой с золотой полоской по краю кружечки, она из домашнего сервиза, мама положила её тогда в рюкзак. Гарик скучал по дому, по Одессе, пляжу и морю. Варя сломала все планы.
—Да! — вслух сказал Гарик и взглянул на друга.
— Уборочная! Урожай рекордный!
Гриша отхлебнул из блюдца чай, хрустя сахаром сказал:
— Сегодня двинут, ну шуму будет, — он радостно засмеялся.
А Гарик думал о другом:
— Варька-то изменилась, на голове бабета, на каблуках, пузо вперёд, как ледокол, среди комбайнёров. С гонором. Кольку мужики тапескают, а она из кармана красную помаду и зеркальца, губы красит и пошла. Ещё три месяца... А что потом? Гарик не знал. Варька есть Варька ,а ребёнок его не должен ползать среди вонючих портянок и вульгарной матери. Тут нужна сложная комбинация замешанная на любви к нему Марины. Он видел, как пробегая утром мимо её дома, вздрагивает на окне занавеска. Да, ситуация сложная.... Здесь остаться у Гарика не было уже давно желания. Он ждал... он не пропустит нужный момент.
Но события развивались быстро и непредсказуемо. Урожай оказался не бывало рекордный, солому забрали колхозы на корм и подстилку животным. Люди теперь работали и на своих огородах. Картофель засыпали в глубокие погреба по жёлобу. Вечером солили огурцы и помидоры, варили, парили, сушили. Не заметишь, как зима придёт холодная, морозная.Т огда ароматная толчёнка с огурцами и помидорами порадуют к стопке водки.
Гарик как всегда ожидал Гришу у ворот, когда увидел Лёсика, вернее уже Леонида Михайловича, агронома. Тот истошно что-то кричал и махал руками Гарику.
—Умирает, быстрее, Вас зовёт.
— Рожает? — заволновался Гарик.
Гарик понял, что Варе нужна помощь. Он бежал, казалось, летел.
— Стоп! Медпункт, — увидев, курившего на пороге парня в белом халате.
— Гинеколог? Скорее кислород, преждевременные роды, спасать обоих.
Гарик увидел, что парень в белом халате бежит с ним:
— Когда закончил? Где?
— Смоленский, только прислали.
— Толик, — он протянул на ходу руку.
Гарик увидел Варю на полу, её хотели поднять.
— Не трогать! Прочь! Не мешать! — Толик надел Варе кислородную маску.
— Ребёнок жив, на ходу. Тёплую воду. Мать, поздно, потеря...
Гарик видел напряжённое испуганное лицо Толика.
Он завернул в пелёнку пищащего ребёнка и закричал:
— Воду тёплую 35 градусов, одеяло тёплое где?
Люди бегали натыкаясь друг на друга.
Толик опустил в тёплую воду ребёнка и обернувшись к Гарику махнул рукой.
— Сын, у Вас сынок, — и вдруг уткнулся в плечо Гарика и заплакал.
— Мама умерла, чудом малыш... Вот ручками нам машет, глазки открыл.
Гарик всё видел, но не понимал, что произошло. Он слышал Толика:
— У меня красный диплом, но практики нет.
Гарик тихонько толкнул его в бок,
— Спасибо доктор за сына, Вы хороший доктор. Анатолий? Отчество? Дмитриевич?
Толик кивнул, вытирая лицо пелёнкой.
— Я Вам помогу, ребёнку нужна еда и уход.
— Гарик всё осилит, на меня похож, — улыбался отец.
Гарик смотрел, как Толик прижав осторожно к себе ребёнка зашёл в скорую.
— Неделю, другую и заберёте, — сказал он Гарику.
Гарик пытался сообразить, что произошло, скорая скрылась за поворотом, но он слышал отчаянный крик ребёнка и гомон толпы. И тут он увидел, что из рук незнакомой женщины вырывается и кричит Коля, он смотрит на Гарика и кричит.
— Отпустите ребёнка, — Гарик не узнал своего голоса.
Коля бежал к нему, споткнулся и упал. Гарик подхватил его на руки и малыш обнял за шею Гарика, положил голову ему на плечо.
Гриша смотрел и все смотрели, как Игорь Семёнович прижал к себе малыша, который уже засыпал на плече у отца.
— Домой, будем думать, — прошептал Гриша.
Гарик осторожно нёс малыша, они с Гришей шли по улице домой. Люди смотрели молча вслед.
А в бескрайних полях во всю шла битва за большой урожай, вереница гружёных машин нескончаема везла и везла пшеницу твёрдых сортов в закрома Родины. На выцветшем небе ни облачка. Жара.
6.
К Орловым вечером пришёл Виктор Алексеевич Чернышев — завуч. Коллега и товарищ Дмитрия Александровича. Ася села на маленький диван рядом с подругой и показывала ей новую вышитую наволочку на думку. Разноцветные ромашки по кругу она закончила и теперь подбирала тон для букетика васильков в центр вышивки. Дмитрий Александрович с Виктором Алексеевичем рядом расставляли на доске шахматы, но главное были газеты Юманите, Ное Цайт... Здесь обсуждалась речь Никиты Сергеевича Хрущёва на XX съезде. Ликвидация Гулага. Реабилитация.
— Хрущёв выползает из тени Сталина, — прошептала Ася.
— А народ молчит, хотя в репрессиях Хрущёв активен.
— «Уймись, дурак», — записка Сталина Хрущёву...
Марина поставила на столик бутылку Рислинга и бокалы, потом в вазочке жёлтые сливы, крупные, янтарные.
— Первый год плодоносит, сорт удачный, — похвалился Дмитрий Александрович.
— Воронцовы уже уехали в Саратов, пока к дальним родственникам.
— В столицу пока рано, — кивнул Виктор Алексеевич, сделав глоток вина.
— Хочу в Одессу! Только в Одессу! — Ася поставила бокал на столик и Дмитрий Александрович опять наполнил его вином.
Под окном послышались торопливые шаги и тихо постучали в дверь.
— Галицина Лиза Кириловна, — Ася вздохнула о отставила бокал с вином на столик.
— Там совсем беда...
Лиза зашла и тихо поздоровалась, это девочка лет пятнадцати в строгом тёмно-сером платье с белым кружевным воротником.
—Дала лекарство, мама уснула, братья делают уроки...
— Елизавета Кирилловна, сейчас раскисать нельзя, мы рядом... —
Дмитрий Александрович взял пачку сигарет и предложил товарищу посмотреть на сливу-красавицу. Ася знала, что сейчас принимаются важные решения.
— Мы тебя уговаривать не будем, ты сама видишь ситуацию, — и они заговорили на французском.
Говорили, спорили, они тоже принимали решения.
До поздней ночи в доме директора школы горел свет, мужчины пили вино и играли в шахматы. Хозяйка играла на гитаре, но она не пела, а что-то говорила подруге.
Коля спал сладким сном в детской коляске, её вечером привезли Марина с Лизой. На столе лежал пакет пелёнок и распашонок, погремушек. Гарик даже растерялся и молча смотрел на Марину, а она улыбнулась и тихо сказала:
— Всё будет хорошо, мы рядом.
Ночь оказалось шумной, новобранцы отлупили Мишку Дуба, два паренька захватили его за воровством. Ребята с Курска братья-близнецы лупили Гришку с удовольствием. Ещё днём он пригласил братьев жить в его комнате, так как сам остался один, бывшие жильцы женились и живут в другом месте. Гриша с Гарикам знали о вредности Мишки, с ним никто не уживался. А тут оказывается другое дело. Братья с дороги легли рано спать, а Мишка полез в их чемодан, за этим его и застали. Гарик с Гришей прибежали на крик и увидели раскрытый большой коричневый чемодан братьев. Мишка с синяком под глазом сидел в углу и голосил:
— Сволочи, урою! Я перепутал...
Комендант вызвала милицию, записали показания, оглядели сломанные замки на чемодане. Деньги нашли у Мишки в кармане. Гарик с Гришей успокоили братьев:
— Эта крыса попалась.
Мишку увели, он вырывался и что-то доказывал. Но когда надели наручники, замолчал.
— Кольку разбудил урод.
Малыш сидел в коляске и собирался заплакать. Увидев отца, успокоился и опять уснул. Гарик ворочился и уснул, когда начало светать.
Рано утром в дверь тихо постучали:
— Мин, ач! Это я Халиб.
— Марина Дмитривна детскую кроватку велела отвести Вам.
— Папаша, обдетился! — Халиб засмеялся пожимая Гарику руку, — Хороший человек не пропадёт, вокруг у него много хороших людей.
Гриша принёс с кухни горячий чайник и кастрюльку манной каши на молоке.
— Сейчас проснётся герой.
— Хорошо с вечера рубашку с шортами погладил.
Гарик думал и молчал. А Гриша засмеялся:
— Нечего голову зря ломать, надо сходить на обеде к Толику. Что скажет, да и посоветует.
Но Гарик был переполнен думами: «Что делать? Вот это ситуация!»
Ему хотелось отвлечься, забыться. Он сидел в своём кабинете и чертил на листе карандашом.
«Отвлечься, ну это невозможно».
В дверь тихонько постучали:
— Не хочу ни кого видеть, устал.
Он не поверил глазам, вошла Марина, и он пошёл на встречу. Она что- то говорила, а он улыбался. Правой рукой закрыл на замок дверь, а левой, обхватив за гибкую талию, и прижал к тебе. Он целовал крепко, покусывал её маленькие ушки, и опять целовал. Она безвольно подчинялась, он уже гладил под широкой, лёгкой юбкой спину. Она уже тихо стонала, положив ему руки на плечи, гладила волосы. Он подхватил лёгкое тело и посадил на стол, коленом раздвинув ей широко ноги. Она ждала, а он не спешил. Он первый у этой молодой, красивой девушки.
— Люблю тебя и хочу тебя, — услышал её горячий шёпот.
«Лучше бы ты молчала сейчас», — подумал он.
— Нет. Нельзя. Сейчас нельзя.
Он одёрнул ей юбку:
— Оденься.
Он сел за стол и слушал её. Она любит его и через неделю с отцом уезжает в Одессу к родственникам. Она страдает, она плачет.
— Я через месяц приеду в Одессу, — он протянул карандаш и листок, — Напиши улицу и дом.
Он прикрыл за ней дверь:
— Нет, мне сейчас не до тебя. Да… разочаровала... — но Гарик злился на себя и думал, разбирая сложную комбинацию, что подкинула судьба.
«От простого к сложному. Как и с чего? Включить мозги. Как там малыш?» — он сходил в душ и уже торопливо шёл по улице, а за ним бежал его друг.
— Как там Гарик маленький?
Судьба же дала Гришу, ближе друзей не было никогда.
— Доктор молодец, есть люди хорошие, — Гарик молча кивнул
— Что ты? — Гриша спросил. — Чем будем кормить?
Гриша задумался, он пришёл в себя, когда увидел девушку, почти девочку в сером платье, похожую на пионервожатую, она говорила что-то, а Гарик кивал головой. Гарик наклонился к её руке и поцеловал.
Гарик вздохнул и улыбнулся, взглянув на удивлённое лицо Гриши.
— Нянька. Нянька детям, понятно?
7.
Два друга шли на свою работу, сейчас вереница комбайнов двинется в поля. Всё зашумит, задвигается. Заработает мощно и надёжно — это механизм тысяч и тысяч судеб советских девушек и юношей. Героический труд первоцелинников — это увеличение посевных площадей в два с половиной раза, подняли 1043 тыс. гектар. Целинная эпопея явилась одним из крупнейших проектов во второй половине двадцатого века. Задействованы были колоссальные ресурсы материальные и трудовые. Пшеница твёрдых сортов потоком хлынула в закрома Родины.
Друзья зашли в ворота, комбайнёры уже были возле своих комбайнов, они с уважением здоровались с Игорем Семёновичем. Гришу уже обступили слесаря. В кабинете ежедневная планёрка. Все знали, что начальник будет слушать, глаза в стол. Потом он ладонью проведёт по столу и каждый услышит важное. Потом он подойдёт к окну и обернётся, когда в дверь постучит Галя секретарь, она запишет приказы и поспешит готовить чай для Игоря Семёновича и его товарища. Друзья будут пить чай и разговаривать.
— Три комбайна к утру отремонтируют, — сказал Гриша собираясь уходить.
Секретарша Галя с документами вскочила и торопливо поспешила в кабинет, оставляя за собой шлейф запаха духов «Красная Москва», щёлкнул замком в двери и Гарик пошёл на встречу:
— Ненасытная, — сказал он, отбрасывая шпильки с её причёски, волосы тяжело упали ей на спину.
— Ненасытная, но такая аппетитная, запах земляники даже здесь, — он похлопал её по полным упругим бёдрам, подол из зелёного крепдешина упал на рыжие волосы и Галочка тихо застонала.
Гарик наблюдал как Галя аккуратно уложила волосы, подкрасила помадой покусанные губы, взяла документы, прислушалась и открыла дверь,
— Смени духи, возьми, — Гарик достал из ящика маленькую коробочку, — Шанель №5, тебе понравится, мыло земляничное, — протянул газету, —Заверни всё.
Через неделю Гарик перебрался в свой дом. Коля ходил с новой погремушкой следом, они готовились к выписке из больницы малыша. Марину он не видел, он передёргивал плечами... отгонял от себя, злился...
8.
Наступила зима морозная с пронизывающими ветрами. Гарику сравнялось восемь месяцев. На большом ватном одеяле он сидел, наблюдая за Колей, который из кубиков строил крепость. Лиза готовила на кухне вермишелевый суп и салат из солёных огурцов с помидорами. Чайник закипел и она, заварку насыпав в маленький чайничек, налила в него кипяток. Лиза наблюдала за малышами, затем взяла книжку, усевшись тоже на одеяло, стала читать им сказку про репку. Хлопнула дверь, это пришёл на обед отец. Коля подбежал первым, а Гарика вела за руки Лиза. Следом пришли братья, румяные от мороза, но глаза заплаканные.
— Они очень страдают, — сказала Лиза и всхлипнув, закрыла лицо руками.
Неделю назад умерла мама, и они теперь после школы шли сюда. Лиза молча ждала, когда Гарик старший помоет руки, а Лиза подаст ему полотенце.
— Какой вкусный суп, — сказал отец Коле.
Лиза кормила малыша с ложки и строго посмотрела:
— За столом не разговаривают.
— Господи! Дай сил! — Лиза взглянула на Игоря Семёновича, он молча смотрел в стол, а затем ладонью резко провёл по скатерти.
— Лиза, завтра купим три кровати, жить пока будете здесь. Здесь всем есть место.
— Весной после посевной уедем в Одессу.
—Там мамина сестра младшая живёт, я поищу адрес её, — обрадовалась Лиза.
— У нас есть кровати, их надо перевезти завтра же.
Гарик принял решение.
— Задачка сложная, дети...
Гарик перечитывала письмо мамы: «…Новостей много. Зима тёплая. Возвращайся...»
Лиза теперь обложилась книгами, готовилась поступать. Она читала вслух книгу по химии, Колька и Гарик слушали складывая кубики. На обеде всех кормила, проверяла тетрадки братьев и стихи выученные. Мыла посуду, стирала, мыла полы и повторяла вслух следующую теорему. С детьми теперь говорила только на французском, они повторяли и им нравилось. Гарик однажды был очень удивлён, когда Коленька спросил на французском, показывая картинку в книжке. Коля услышал ответ удивлённого отца на французском. Лиза улыбнулась и ответила:
— Я с ними с нового года говорю с ними на французском, вот и результат.
А в начале апреля пошли дожди. Гарик смотрел в окно, Галя заглянула в кабинет:
— Не мешай, я занят, надоела...
Гарик смотрел в окно, на дождь и думал: «Карты козырные, но что готовит судьба... Лиза повзрослела, глаза прячет, братья, молодые князья уважают, но всё под контролем, малыши подросли...»
— Что тут? — он вытащил три карты из колоды и бросил три туза на подоконник.
— Техника вся готова и посевная. Уборочную проведём и всё... домой. Сыграть бы, но... но, — он опять завернул в газету колоду карт.
Посевная началась, комсомольские бригады объявили соц.соревнования. Загудела, зашумела целина. Доска показателей — гектары, гектары.
Лето наступило жаркое, порывистые ветра поднимали пыль. Опять поля заколосились, и вскоре тяжёлый колос поспел и наклонился.
Гарик смотрел на поля, уходящие к горизонту, на вереницу комбайнов на золотом и голубом. Он смотрел и думал. Кивнул Грише, который улыбался. Вон студенты идут на новый объект.
— Да, нашему народу всё по плечу...
— Устал... два года без отпуска. Лиза, Лиза, какая молодец Елизавета Кирилловна.
Гарик откинул ворох мыслей, и направился в душ, не взглянув на Галю, шедшую навстречу. Прохладный душ освежил от пыли и пота, молодое тело сбрасывало грязь и усталость. Он вспомнил запах моря, рыбы вяленой, виноград, маму, дядю Сеню...
Человек привыкает к хорошему, но Гарик чувствовал им тоже здесь преодоление. Комсомольцы они одержимые своим героическим трудом, романтикой. Просыпаются под гимн страны и устало падают в постель под него.
Гриша два дня ходил молча, о чём- то думал .Он теперь жил один и вот вечером зашёл к соседям. Всё было хорошо, весело, но Гриша сел играть и остался без денег. Гарик был удивлён поступком друга, он понял, что кто-то развёл Гришу на деньги.
— Пошли, молчи и смотри, — сказал Гарик.
Он постучал в дверь, надев берет и очки.
— Что надо, ещё деньги завелись? — спросил уже в возрасте мужик, склонившись над банкой огурцов, Гарик его узнал. Это был Фарид с Одессы. Дяди Сенина шестёрка и трое молодых беспредельщиков. Гарик достал сотню:
— Может он ещё сыграет?
— Карты не все, — пробурчал Лёник, отодвигая стол.
— Есть колода новая, пару раз в дурака сыграли.
Гарик подтолкнул Гришу к столу, тот зажал последнюю сотню в руке.
— Банкуй, — Фарид подсел к столу.
— Сели все и деньги на стол.
Молодые бросили деньги.
— Играем как? В закрытую?
— Нет, открытую, — сказал Гриша, как учил друг.
Он сдал и побледнел увидев свои карты.
— Можно? — Гарик уже взял его карты и тут же сбросил.
— Всё проиграл, — и обратившись к Фариду спросил, — Отыграться можно? — достал несколько сотен из кармана брюк.
— Игорь Семёнович,не надо, — испугался Гриша.
Но это уже был Гарик одесский «катало».
Сотни вернулись и Гриша торопливо клал их в карман.
Фарид с друзьями оторопел от удачи очкастого.
— Где-то я его видел? — Размышлял Фарид.
Играли в открытую и деньги лежали ворохом под правую руку у незнакомого человека. Гриша хватал воздух ртом, увидев опять три туза в руках друга.
Гарик видел, что ситуация опасная:
— Мента Геника здоровье совсем плохое? — спросил Гарик, снимая беретку и очки. И тут Гриша совсем не понял почему Фарид что-то забормотал и просил прощения у Гарика.
— Ну что? Спасибо за игру. Вам надо сегодня уехать отсюда.
Гарик встал, собрал деньги и обернулся к Грише:
— Ты же не скажешь никому, да не делай, что не умеешь.
Они вышли из комнаты не попрощавшись.
— Ты механик, хороший механик из смоленской деревни. Ты паренёк из бедной семьи получил высшее образование, и ты знаешь свою работу, здесь ты уважаемый человек, но очень доверчив. А люди разные, вот ты не понял, почему эти бандиты лепетали и даже потеряв все деньги.
Гриша слушал и ничего не понял. Ему было страшно там, а как случилось, что те люди страшные бандиты испугались Игоря Семёновича.
— Я уезжаю с детьми домой.
— Мне ехать некуда, — совсем сник Гриша.
— Ты приедешь в конце августа, я тебе оставлю адрес, море ещё будет тёплым. Ах! Какие там чебуреки, с пылу, с жару. Виноградники, винные погреба, — Гарик грустил по дому. Море, чайки, загорелые девушки...
— Тебе будет хорошо в нашем городе, работать будешь механиком и город Одесса станет родным городом. Пока никому ни слова. Мы ведь друзья и Марина уже там. А играть не садись.
Гриша молча свернул у ворот и пошёл в степь. Он плакал и не хотел, чтобы видели люди.
— Игорь Семёнович спас... Но кто он? Ничего неизвестно. Весёлый, интересный, а пошёл смело заступаться.
На планёрке Гарик стоял у окна, слушал и ждал, когда появится у ворот Гриша.
— Уборочная — это хорошая работа каждого.
Гарик вышел на порог, запах степи и бескрайних полей ещё прохладен. Он уже раздражал и этот запах и поле. Гарик взглянул в выцветшее небо, на хищную птицу высоко парившую. Сейчас упадёт камнем на жертву. Гарик увидел Гришу возле слесарки и тут он понял, что и за него он в ответе. Вчера он исправил его ошибку, рискуя. Это были не просто знакомые, а бандиты, убившие милиционера. Они в бегах, они спасают свои шкуры. Фарид избавится от молодых и уйдёт в большой город, осядет.
Лиза готовила борщ, по радио братья слушали спектакль «Сын полка», малыши играли с машинами. Лиза думала о переезде. Она родилась и выросла здесь, но ехать надо, так решил он. Лиза перечитывала письмо от братьев, они уехали в Одессу к тёти, их отвезли Орловы и братья скучают по ней.
Она смотрела в окно на поле пшеницы, на комбайны далеко у горизонта, на машины, поднимающие пыль с полевой дороги. Поле тяжело двигалось волнами. Гарик пришёл поздно, волосы ещё не высохли. Он взглянул на испуганно-влюблённый взгляд Лизы.
— Скучала, ждала, хочет — подумал раздражённо Гарик.
Он встал и обнял ту, которая давно любила его и помогала не жалея себя. Он почувствовал и трепет её тела, и запах земляники. Он долго не отпускал её губы, целовал её шею и грудь. Он преодолевал её слабое сопротивление. Он раздвинул ей ноги и вошёл по-хозяйски уверенно. Гаврик пришёл в себя от пощёчины. Он видел, что Лиза ушла и он побежал за ней. Гарика её поступок испугал: «Как же малыши? Она влюблена, нельзя было... Так нельзя с ней...»
Он догнал её и встал на колени перед ней:
— Прости, совсем голову потерял... Люблю тебя... люблю... Давай поженимся...
Гарик говорил и уже сам поверил:
— Я виноват, прости...
Лиза протянула ему руку. Они возвращались домой держась за руки. Долго сидели за столом и пили чай. Гарик держал дистанцию, Лиза принимала это за раскаяние. Он встал и ушёл в спальню. Гарик слышал, как Лиза ворочалась в соседней комнате.
— Барышне не спится, — усмехнулся он.
Вечером следующим после рабочего дня Гарик не пришёл домой.
Лиза допоздна гуляла на улице с детьми. Она видела свет в его кабинете, подошла к двери кабинета и услышала смех, дверь не запертой. Лиза открыла её и оторопела. А Гарик с Галей полураздетые лежали на диване и пили вино.
— За мной пришли, — сказал он, оттолкнув от себя руку Гали.
Лиза слышала, что Гарик идёт следом.
— Я мужчина холостой, хочу напомнить. А вы соскучились? Та женщина любит меня.
Лиза заплакала и дети тоже плакали.
— Вы говорили меня любите.
Гарик нёс двоих детей на руках.
— Люблю, люблю, люблю, — повторял он.
Огромные посевные площади уже убрали, но на дальних полях ещё с утра кипела работа. Техника бороздила и гудела дотемна. Урожай опять рекордный, вереница гружёных машин непрерывно поднимая пыльную завесу на полевой дороге, исчезала за горизонтом в степи. Планёрки, отчёты, начальство с области, с Москвы. Гарик хмуро смотрел в окно и говорил, подписывал, приказывал. Выходил на улицу, курил и думал.
Он видел, Гриша прятал взгляд и старался уйти с планёрки сразу. Галя записывала с видом побитой собаки. Все уходили и Гарик открыв окно вдыхал запах полыни, жнивья. Наблюдал за парящим в выцветшем небе стервятником, который вдруг падал камнем вниз и тяжело махал крыльями унося добычу в степь.
Николай Брагин на целине с апреля. Он приехал не один. С ним завербовалась и его девушка Нина. Она уже год отработала после смоленского института в районной больнице со старым хирургом. Ей сразу понравился Николай, который только пришёл с армии и устроился водителем на скорую. Мама Нины старшая медсестра больницы сразу запретила попытки дочери заговорить о замужестве.
— Какой водитель?! Тобой интересуется Егор Гермович. Статус милочка — это важно.
Нина решилась уехать тайком с любимым Коленькой, да и тянуть было нельзя. Начался токсикоз. Теперь они жили в новом семейном общежитии. Она в травмпункте заведующая и врач. Её ценили и звали Нина Матвеевна. Николай же с техникой с детства был на ты. У него отец был комбайнёр и Коля летом работал с ним. В армии попал в часть и служил танкистом.
— Парит, — Николай полотенцем вытирал солёный пот и пыль с лица. Гимнастёрка прилипла к спине. Порывистый ветер поднимал пыль. С запада выползали тёмные рваные тучи. Затрепетал под ветром тент над головой.
— И не спрячешься. Страсть идёт.
Николай закурил папиросу, он боялся грозы. Его отца в поле убила молния, когда Николай служил в армии. Теперь он здесь. Он глядел на небо, которое тяжело грохотало наползая страшной лавиной. Взял брезент и бросил на жнивьё. Соседние комбайны тоже встали. Упали крупные капли и зигзаг молнии осветил со страшным треком бушующее «море» пшеницы. Николай лёг на брезент и укрылся с головой. Ливень шёл стеной. Страх сковал и Николай читал «Отче Наш...»
Вскоре наступила тишина, потом голоса и смех. Небо умылось и стало голубым. Бежали тёплые ручьи, пшеницу повалил ливень, комбайнёры собрались у комбайна в который ударила молния.
— В гараж технику, к утру высушит, поднимется к утру, — кричал бригадир Афанасий.
Он махал рукой, сзывая комбайнёров к себе рукой. Николай пошёл по мокрому жнивью. Стало прохладней и аромат лета хорош.
— Что он там говорит? Что-то случилось? — Николай услышал:
— Убила молния, на пороге лаборатории. Гришу механика.
— Чаю пришёл попить к Полине.
Гарик стоял у окна молча, люди ждали, а он принимал важные решения, наконец сел за стол и провёл рукой по столу.
— Дмитрий, — он обратился к заместителю Гриши, — в район за священником, покойный верующий.
— Хоронить здесь на новом кладбище. Плотники, сварщики на вас тоже важные дела. Столовая, на Вас поминки, деньги выделим. Галя, в район за венками, возьми машину.
Люди молча выходили. Долго стояли у проходной. Опять набежали тучи и пошёл дождь до утра. Гарик сидел допоздна дома у окна. Лиза на стуле рядом.
— Вот и нет Гриши. Суетился, мечтал. Абсолютная истина — родиться и в час назначенный уйти. Тайна, почему он?
— Устал, нет сил. Справятся, надо ехать.
Гарик подошёл к Дмитрию:
— Отвези меня с детьми в район, дела там.
Зашёл в бухгалтерию, оформил отпуск и получил отпускные.
Гарик увидел, что Лиза выполнила его поручения. Вещи аккуратно уложены в три большие сумки. Будильник разбудил в шесть. Гарик помылся и надел спортивное трико с серой майкой, поверх джинсовку с внутренними карманами.
— Есть будем в поезде, в пакете еда, — сказала Лиза.
Под окном засигналил автобус. Гарик зашёл в открытую дверь, поставив сумки на сидение. Он не оглянулся на дом, он смотрел на дорогу, убегающую к горизонту. Лиза села с детьми, она им говорила на французском, а они слушали и смотрели с любопытством в окно на бескрайнюю степь. Она смотрела на сосредоточенное лицо любимого человека, а он смотрел вперёд, ни разу назад.
В купе было душно, Гарик опустил окно. Лиза накрывала столик. На белой салфетки уже лежали спелые помидоры, огурцы, виноград и бутылка Каберне. В большой чашке пышные, ещё не остывшие котлеты и запечённая румяная курица.
—Сегодня это, а завтра видно будет.
Семья ела и смотрела на убегающую за окном степь, на бесчисленные отары. Свежий ветерок играл занавеской. Аромат цветущей степи и большой реки. Гарик уже знал, что на вокзале он расстанется с Лизой, дети будут скучать по ней и даже плакать. Но Лизу он не полюбил.
Одесса встретила пассажиров оглушительно весело и шумно. С репродукторов громко пел Леонид Утёсов: «...самое синее море — Чёрное море моё». Народ загорелый и весёлый, казалось вся Одесса встречает и провожает. К вагону кинулась толпа встречающих. Гарик увидел маму с букетиком бардовых георгин в сторонке от толпы. Лизу уже обнимала тётя и братья, Гарик поставил рядом её сумку кивнув братьям и сказал тихо грузчику:
— Уходим туда.
И подхватил испуганных детей городом на руки. Он спешил к маме, то ли уходил от только что перевёрнутой страницы его жизни. А Лиза обернулась и не увидела тех, кого привыкла считать своей семьёй. Она заплакала горько, как плачут обманутые дети.
— Всё хорошо, здесь очень хорошо, — повторяла тётя.
Лишь старший её брат понял причину отчаяния сестры.
А Гарик уже мчался по улице Одессы на новой «Победе», рядом улыбался дядя Сеня, а мама любовалась внуками, которые тянули Гарика за майку, пока он не посадил их к себе на колени. Дядя соскучился по племяннику и был доволен:
— Важный, солидный господин, — он смеялся и был счастлив, — Соня там с подругой стол накрыла, уже ждут!
Он полез в карман и оторопел:
— Какая сука, кто часики?..
И тут он увидел свои часики, ими старший развлекал младшего. Коленька болтал на цепочке часами перед носом Гарика, тот схватил и дёрнул к себе.
— Цепь порвут, чуть дедушку на ней не удавили, — все смеялись, бабушка хохотала до слёз.
— Ой! Уморили, шея, рубец, люди подумают Семен неудачно повесился.
— Гарюш, признайся маме, это рыжий, конопатый тоже наш?
— Ой! Уморили гости дорогие.
— Семен, отдай ребёнку часы, доволен от их рёва?
Гарик что- то сказал одному и второму и они успокоились.
— Пообещал дедушку грохнуть?
У Гарика на Душе было легко и радостно, запах Одессы, запах моря, знакомые с детства улицы, люди...
«Победа» не торопясь заехала в ворота и Гарик узнал Фарида, который их тут же закрыл. Дядя кивнул на него:
—Год назад пригнал машину и покаялся за то, ты знаешь...
— Простил или нет? Пусть рядом будет.
— Не смотри, что кланяется и улыбается.
С арок свисали гроздья винограда, стол в праздничном убранстве. Из дома вышла Софья красивая, повзрослевшая. Она обняла брата и заплакала закрыв лицо руками. Гарик раскрыл маленькую коробочку, на зелёном бархате лежала золотая цепочка и серьги с александритом. Следом вышла Маруся, Гарик сразу не узнал соседскую девочку, которая когда-то обсыпала его песком на пляже, кидала в него гальку. Она выросла, взгляд зелёных глаз прикрыла ресницами и на загорелом лице расцвёл румянец.
Гарик пил домашнее вино, смотрел на сыновей сидящих рядом. Он видел, что сыновья скучают по Лизе. Да и он сам понял, что тоже соскучился, что зря обидел её.
— Мама где? — Коля спрашивал в который раз, — Не трепи малышу нервы, где наша мама?
Он ударил ложкой по тарелки и омлет разлетелся по сторонам.
Они заплакали вдвоём, не поддаваясь на обещание папы купить им новый велосипед. Малыш слез со стула и укусил протянутую к нему руку отца. Гарик торопливо переодел заляпанную омлетом майку и приказал сестре скупать их в ванне.
Соня стирала Гарикову майку и детские вещи, наблюдая за малышами. Пришла Маруся и подружки усевшись в тени говорили о своём, о девичьем. Увидев пустую ванну, Соня забегала по двору и увидела раскрытую дверь на улицу. Гарик испугался услышав крик сестры, он нёс велосипед.
— Дети убежали, — она показывала неуверенно, то в одну сторону, то в другую. По тротуару шла старуха с авоськой помидор. Она издали трясла палкой и визгливо ругалась.
— Два голышика ваши?
— Убежали от ротозеев.
— Догоняйте, они на том квартале. Сволочи! — она плюнула в сторону Гарика.
Гарик бежал и наконец увидел малышей, они бежали взявшись за руки. Он увидел как «Победа» дяди затормозила там. Он напоил их, ситро дети пили из бутылки. Мокрые, запыхавшиеся сидели дети в машине. Дядя Семён стоял руки в бок и ждал. Он матерился громко и плевал то влево, то вправо. Гарик с Соней не могли вставить слово. После увесистой оплеухи Гарик сел на корточки, а дядя ждал:
— Говори!
Гарик достал записную книжку и сказал:
— Лизу они считают мамой, надо к ней.
Дядя подъехал к воротам, он знал, что здесь живёт его тайная любовь Рина и она одинока. Дядя нажал на кнопку звонка. Улыбнулся тёте, которая шла по дорожке среди цветов. На пороге беседки стояла Лиза.
— Княгиня, позвольте ручку.
А малыши уже бежали по дорожке к Лизе. Тётя растерялась и смотрела вслед нежданным гостям. Она видела как Лиза взяла на руки младшего, а другой обнял её за ноги. Тётя пыталась понять. Она удивлённо взглянула на целующего ей руку человека.
— Свадьба будет, — сказал дядя Семен обняв тётю.
— Давай и мы поженимся, — дядя смотрел то на Рину, то на Гарика с Лизой и детей.
— Вначале определим наших детей, — она улыбалась в объятиях дяди.
— Готовь невесте подвенечный наряд, — он положил ей в карманчик на платье деньги и кулон с жемчугом.
Он любил Рину и она знала, что он не может жениться на ней.
— Хороша княжна, а дети то голяком по Одессе к маме...
Дядя поглядывал на Гарика и опять хохотал до слёз.
Гарик сидел рядом и был счастлив. Машина мчала их к новой жизни.
Свидетельство о публикации №120010305583