Продолжение Главы 2 Взлетевший птенец

                Ниспосланная благодать
        Ближе к весне 1965 года, сослуживцу Тунина, первоочередному в очереди на получение жилья, выдали квартиру, а освободившуюся комнату в двухкомнатной квартире, выдали капитану Тунину. Комната большая, квадратов двадцать, с высоким потолком, на 5 этаже «сталинского» дома, то есть дома времен тридцатых годов, с большими комнатами, коридорами и широкими лестницами. Сама комната запущено грязная с обваленной штукатуркой на стенах, но очень теплая. Семья Туниных переселилась. Элина и Гришина сестра, которая уже привычно и уверенно работала в аптеке, окунулись в сложные для них труды по благоустройству комнаты. И за несколько дней привели ее в побеленный, божеский вид. Комната стала не только теплой, но и уютной. Жизнь пошла спокойней, уверенней и веселей. В соседней комнате проживали две женщины – мать и дочь. Младшей из них было лет 50, а может быть чуть больше. Кухня – общая на две семьи. В гости к соседям -  маме и сестре, иногда, приходил их сын и брат, который не давно вышел из тюрьмы. Когда он приходил, и если оставался ночевать, то спал он на своей шубе – дубленке в кухне. На кухне, не вольно, завязывались бытовые разговоры, беседы, которые сближали людей – соседей. Особый, даже восторженный интерес вызвал у Тунина рассказ гостя – тюремщика о том, как он освободился из мест заключения досрочно. Он свое освобождение добыл блестящей победой в шахматной игре с каким-то высокопоставленным человеком в том, ихнем мире. Гриша был знаком с шахматной игрой достаточно хорошо для любителя. Своих товарищей – шахматистов, даже перворазрядников, иногда, обыгрывал. Первый, товарищеский матч на кухне между Туниным и гостем закончился победой гостя. Гриша поздравил с победой брата соседки и сказал ему: «Верю твоему рассказу о выигранном освобождении».
        На кухне, впритык к окну, Гриша смастерил свой, второй стол. Вечерами, Эля часто угощала ужином то соседку, то ее брата, а то и их вместе. Бабка – их мать, никогда не садилась за стол, а при любом приглашении, уходила в свою комнату. Эле понравилось само выражение благодарности за угощение. Обычно, соседка, улыбаясь говорила так: «Элиночка, большое тебе спасибо, - это не угощение, а обжорство – обжораловка». Повышенный восторг вызывали пельмени в большом количестве.
       Тунины адаптировались к сибирской зиме. Перезнакомились с сослуживцами, их женами и детьми, благо, что большинство из них жило в одном компактном районе. По праздникам начали собираться в компании для совместного пребывания и веселья. Как- то, заметно огорчил Тунина такой эпизод. Прихваченная при переселении картошка, кончилась. Гриша, взяв с собой мешок и детские санки – на улице снежная зима, -  отправился к прежнему месту жительства, чтобы набрать картошки из большой кучи, оставленной в подвале на зимнее время, по договору с хозяином. Шел Гриша к прежнему месту жительства в ожидании приятной и радостной встречи с хозяевами дома. Когда Гриша и прихрамывающий хозяин вошли в подвал, а там картофельной кучи не оказалось, Тунин весело спросил: «А куда вы картошку перенесли?» Хозяин с удивленным лицом, приподняв свои плечи и руки, пространно ответил Грише, что не знает и понятия не имеет, куда исчезла картошка. Улыбка с лица бывшего арендатора исчезла. Бедная Эля! Она была в шоке, когда Гриша пришел домой без картошки и все ей рассказал. Успокоившись, она сказала: «Ну и черт с ними! К ним в гости больше не будем ходить.» Итак, Тунины отреклись от своих арендодателей – людей, которые казались по началу добрыми, приветливыми, порядочными.
         Взгляд человека, даже один – единственный, может изменить судьбу другого человека, если, конечно, заметить, увидеть тот взгляд. Равнодушному человеку все взгляды одинаковые. Равнодушный человек не замечает вокруг себя ни злобы, ни любви, ни грусти, ни веселия, ни желания взгляда другого человека. А глаз человека, любящего или ненавидящего, ревностно зрит и видит все, и замечает все. А.С. Пушкин, погибший от пули Дантеса, не ревновал свою жену, - он знал, что она верна ему. Но однажды и единожды Пушкин засек мимолетный взгляд своей жены Наталии на, проходящего по балльному залу Дантеса – блестящего, высокого блондина, мужчину – красавца, мужика – самца, который был на 13 лет моложе. Пушкину 37, - Дантесу 24. Маленького, волосато-черного, уродливого Пушкина – абсолютного гения мысли и слова, обожгла, опалила мысль о том, что он – ее муж, при том любимый муж, отец ее детей, никогда в жизни не замечал к себе таких взглядов. Мгновенное осознание, интуитивная догадка о том, что он – Великий Пушкин, что в обществе своем он выше царствующей особы, что он- признанный гений при жизни, никогда не ощутит на себе такого взгляда, пусть единого, мимолетного. Все уничтожающая, разрушающая душу мысль о неполноценности и беспомощности, о невозможности повлиять, повернуть, изменить естественный ход жизни: любви, ненависти и равнодушия, поразила сердце гиганта мысли, слова и поэзии до такой глубины и боли, что лишила его вдохновения. Эта мысль превратилась в кровоточащую занозу в сердце, от которой нестерпимые страдания вывели Пушкина на аллею поиска кончины жизни, потерявшей смысл. Есть все: и мировая слава, и богатства в достатке, и уважение царствующих особ, и искренняя любовь друзей, и полное поклонение многих женщин, но нет главного, бесценного дара «божьего» - мгновения природного, могучего желания к слиянию. Нет того порыва любви, сужденного только ему одному от любимой женщины. Нет и не будет, ибо такой взгляд любви рождается в сверх сознании и предназначается одному. Всегда только одному, как ниспосланная благодать.
          Закончилось лето 1965 года. Сибирской осенью, когда люди предпочитают по вечерам находиться дома, в семье Туниных ощущался недостаток жилплощади, - пять человек в одной комнате. Но Тунины не унывают. Квартиру обещают дать: вот – вот, как только… Дети подрастают, - Арине скоро шесть, - Алене скоро год. Размеренная, спокойная жизнь усредняет дни и делает их похожими друг на друга. Теряется яркость и необычность каждого дня, и трудно отличить день ото дня в недавнем прошлом. В один из таких дней, Тунин, придя домой после работы, застал свою семью в банном, помывочном переполохе. Всех купают, всех переодевают, все друг другу помогают. Он прошел в комнату, привычно уселся на диван, продолжая разговаривать через открытые двери с Элей, которая в ванной купала маленькую Алену. Разговор прекратился, и в комнату вошла Элина с маленькой, голенькой Аленой на руках, удерживая ребенка на весу выше своей головы, и с озорной, счастливой улыбкой глянула на Гришу, перевела взгляд на Алену, потом опять на Гришу – и все это молча, но очень выразительно говоря: «Смотри! Смотри, какое чудо – красоту мы создали, какой бесценный дар природы мы получили, каким неизмеримым счастьем мы обладаем!» Да! Да, - это был тот самый, единственный взгляд бесконечно счастливой женщины. Взгляд, который невозможно повторить или сыграть артистически; взгляд из глубины искренней души; взгляд любви, благодарности и абсолютного доверия. Такой взгляд невозможно не заметить, не оценить и – тем более – невозможно забыть. Тот взгляд - Эли с их голеньким ребенком на руках, - для Гриши Тунина стал путеводной звездой, ориентиром на жизненных, извилистых путях, предсказанием верности и семейного счастья.
         Как порывы шквалистого ветра с примесью разновеликих брызг холодной, грязной воды, в семью Туниных ворвалось сообщение медиков о том, что малышке Алене поставлен диагноз: «Туберкулезный инфильтрат легких.» После ситуативно – трагической смерти первого ребенка Туниных в 1958 году, связанной с их пребыванием в особом районе – «квадрате», в удаленном от цивилизации военном городке, новая, реальная угроза для жизни Алены была воспринята Гришей и Элиной – категорически недопустимой. Первоначальное шоковое состояние переросло в беспрерывный, длительный стресс. В беспрерывных размышлениях, учитывая рекомендации врачей тубдиспансера, Гриша и Эля, желая спасти своего ребенка во что бы то не стало, возникла и утвердилась мысль о необходимости изменения климатических условий жизни для их ребенка. А это значит: перемена места жительства; переезд в более теплые края; перевод по службе боевого офицера – капитана ВВС, - все это требует решимости, отваги и немалых трудов. Вопрос о переводе по службе Тунина затянулся на столько, что Гриша, смело и решительно, озадачил свое начальство ультиматумом: или его переводят на равную, возможно, меньшую по оплате должность, или он самовольно покидает место службы – дезертирует! Уезжает в родные края Бессарабии. Гришин вопль был услышан. Переводы офицеров по службе внутри одного Управления, обычно, совершались легко, но переводы – из Управления в другое Управление через Главный штаб – дело очень трудное и решалось всегда, как исключение. Внутри своего Управления, в районах юга Украины и Молдавии, места для Тунина не нашли. От места на западе Украины Гриша отказался, предпочитая демобилизацию. Гришу вызвали к старшему начальнику. Чтобы дойти от ЛИК (лётно испытательного комплекса) до кабинета начальника, надо пройти минут 15. Тунин снял комбинезон, надел повседневную форму и пошел к начальнику. По пути встречает исполняющего обязанности начальника – подполковника, очень доброго человека, который, не дожидаясь прихода подчиненного, пошел ему на встречу, - встретил и сказал: «Вот, тебе предлагают службу на вертолетном заводе в городе Ростове-на-Дону. Соглашайся, собирайся и не морочь нам больше голову. Одесса – мама, а Ростов – папа, ты это хорошо знаешь, так что не мудри и отправляйся к папе…» И капитан Тунин согласился.
         За значительный период времени от первой возникшей и созревшей мысли о переезде, - и до ее реального воплощения в реальность, случились два важных события в семье Туниных. Первое и главное – Алена начала поправляться с весьма положительным прогнозом. Второе – Тунины получили отдельную, двухкомнатную квартиру на 4 этаже нового дома, в центре города Новосибирска. Это была первая, государственная квартира, переданная городскими властями для постоянного проживания семьи офицера Тунина. Восторженной, эйфорической радости по поводу получения первой в жизни прекрасной квартиры, и новоселья не было, так как они ждали перевода, а значит квартиру придется передать другому человеку.
         В августе 1967 года было принято решение о переводе по службе капитана Тунина Г.П. в город Ростов- на-Дону, с указанием времени прибытия к новому месту назначения. Настало время прощания с друзьями, товарищами и близкими знакомыми по работе. Особенно чувственным, искренне эмоциональным и с нескрываемой грустью на лицах и в сердцах, было прощание с летчиками – планеристами: спортсменами – мастерами высшего пилотажа и парения, кандидатами в мастера спорта СССР по планеризму, разрядниками всех категорий и, конечно, руководителями аэроклуба, в котором его члены выбрали единогласно Тунина Г.П. председателем совета аэроклуба. С большим уважением к Тунину относились штатные инструкторы, - не только, как к летчику – пилоту исполнителю пилотажа, но и как к планеристу с военным, академическим образованием. Один из ярчайших спортсменов – перворазрядников, тогда технолог сборочного цеха, а в последствии – главный инженер самолетостроительного завода Матвеев Петр, сочинил и согласовал текст со всеми членами клуба, получив их подписи, «Приказ», посвященный прощанию с Г.П. Туниным. Подлинник того приказа, с подписями товарищей и друзей, сохранился в семейном архиве Тунина. Чтобы понять ту общественную атмосферу, в которой находился Гриша в те прошлые годы, есть смысл переписать тот «Приказ» дословно.
                Приказ                13 августа 1967г.             г. Новосибирск
                по Авиационному Спортивно-планерному клубу завода им. В.П. Чкалова.  (Дружеский)
       Товарищи! Сегодня мы провожаем безвременно уезжающего от нас активнейшего члена планерного клуба, зачинщика и организатора многих хороших и веселых дел, центра пропагандистской работы на старте в квадрате, верного сына своих родителей тов. Тунина Григория Пантелеевича.
        Родившись в европейской части мира, Г. Тунин с детских лет начал совершать серию треугольных маршрутов, и уже будучи в приличном возрасте, выполнил классически суровый переход по маршруту Харьков – Киев – Новосибирск. Длительное отсутствие парящей погоды предопределило продолжительное пребывание Г. Тунина в городе Н! Но Григорий Пантелеевич не терял время даром. Включившись в бурную, клокочущую как извержение Везувия, жизнь представительства МО в одной организации, тов. Тунин максимум энергии переключил настоящему летному делу. Он вошел в клуб, пройдя без единой задоринки суровую медицинскую комиссию, с первого предъявления сдал 15 разнообразных зачетов, чем еще раз доказал, что успех в воздухе куётся на земле.
        Будучи всегда подвижным и энергичным, обладая ясностью ума и четкой логикой мышления тов. Тунин быстро, словно смерч, сплотил вокруг себя всю молодежь (настоящую и бывшую) и стал руководящим центром, - председателем совета клуба. Располагая неисчерпаемым источником всяких смешных историй, фокусов и особенно анекдотов для не курящих, являясь великолепным рассказчиком, Тунин, со своими приемами телепатии и околпачивания, засверкал яркой звездой на тёмном, нелётном горизонте.
        Нам жаль расставаться с тобой, дорогой Гриша! Но «Ain und zvanzig, fir und siebzig!» Что в переводе на русский язык означает: «Все хорошо, прекрасная Маркиза!» И сегодня, отдавая дань уважения, мы желаем только успехов, здоровья и счастья тебе и членам твоей семьи.
        Да здравствует Г. Тунин!               Смерть акулам империализма!                Ура!               
                Настоящий приказ проработать во всех подразделениях Сибири и Дальнего востока, а также на территории по ту сторону Урала.                13 августа 1967г.                (Далее следуют персональные подписи всех членов спортивно- планерного клуба самолетостроительного завода имени В.П. Чкалова.)
          Значительно позже упомянутого в приказе времени, Гриша Тунин, томимый ностальгией по летательному делу, высказался поэтически:
                Парение
                На крыльях планера носимый,
                Я ясно видел край земной.
                А воздуха поток незримый
                Вершился тучей надо мной.
                В воздушной, полной тишине,
                Восторга миг явился мне,
                Когда увидел над землей,
                Орлов, парящих подо мной!
                Летчик в планере парящем,
                Как птица умная летит.
                Мир он видит настоящим,
                И молча с небом говорит.

     К концу августа 1967 года, семья Туниных благополучно переехала в г. Ростов-на- Дону. В назначенный срок Тунин представился своему новому начальству на вертолетном заводе. Здесь Грише повезло, -его семье сразу предоставили приличную комнату в общежитии. А всего лишь, через пять месяцев, 9 февраля 1968 года он получил отдельную, двухкомнатную квартиру на 5 этаже хрущевской пятиэтажки. Микрорайон западный, где Гриша получил жилье, находится в диаметрально противоположной стороне города от места расположения завода. Теперь Тунину придется ездить на работу, каждый день, через центр города двумя транспортами туда, - и также обратно. Итак, начался новый этап в жизни Туниных – ростовский, этап длительный, вобравший в себя множество событий, эпизодов и всяких житейских случаев, о которых и не вспомнить. Но многое, особенно важное и яркое, из пережитого, в памяти осталось.
       Элина, думая и заботясь о своих детях, сильно желала, чтобы ее старшая дочь стала художницей. Эля говорила, что если уж ей самой не повезло окончить художественное училище, то пусть это сделает Арина. Гриша не возражал, но для поступления надо закончить хотя бы 7 классов, уж не говоря о 10. А это – неблизкое будущее. К слову, Григорий вспомнил, почему Элине не повезло закончить училище. Дело было не связанно с везением или с невезением, а связано с любовью. Эля оставила училище на последнем курсе и, движимая сильной влюбленностью, приехала к нему – Григорию, в г. Краснодар. И там, по уважительной причине, задержалась до совместного с Григорием переселения в г. Киев.
       После рождения Арины, после получения комнаты в общежитии военного ВУЗа, когда Арина начала ходить и говорить,- повседневная жизнь и Гриши, и Эли облегчилась. Возник вопрос о возможности для Эли закончить учебу в училище. Сказано – сделано! Заявление. Объяснительная записка. Прочие, необходимые в таких случаях, бумаги. И Элину, учитывая ее прошлые, хорошие результаты учебы, уже как Тунину, восстанавливают на учебу в ее училище. Ура! Арину отправили в Ташлык к заботливым бабушке и тетушкам на время, а Гриша и Эля посещают свои школы в Киеве. Тунин, сдав успешно экзаменационную сессию в своей академии, получил отпуск – каникулы и уехал в село к дочери и родственникам. Это было уже начало 1961 года. Гриша вместе с Мишей-мужем старшей сестры, который привез Гришу с ЖД станции, не снимая верхней одежды, вошли в большую, теплую комнату, где к вечеру, как в теплом и уютном месте, собиралось все семейство. Отец за маленьким, сапожным верстаком в дальнем углу что-то мастерил; мать и старшая сестра сидели на большой, деревянной, старинной кровати, разговаривая и развлекаясь с двухгодичной Ариной. Все они ждали Гришиного приезда. Гриша, войдя в комнату, расстегнул шинель, чтобы снять ее, но не успел: к нему подбежала черноглазая, постриженная под мальчика, Арина и он взял ее на руки, присел на низкую, сапожную скамейку, удерживая Арину на коленях. Арина обхватила обеими ручками Гришу за шею, прижалась крепко, крепко, говоря: «Это папа, это мой папа…» Гриша прикоснулся губами к колючей головке дочери, приласкал ее, а сам сразу понял, что не райской была жизнь Арины не при родителях. Так с дочкой на коленях, Гриша рассказал своим самым близким людям о своих и Элиных успехах, о семейных делах и, конечно, о большой благодарности родителям и сестрам за помощь, за заботу об Арине.
       Прошло несколько дней и вдруг, совершенно неожиданно приходит телеграмма: «Встречайте поезд станции Алияга. Эля.», (тогда еще не было мобильных телефонов). Тот-же Миша - главный агроном колхоза, на своем агрономическом транспортном средстве на зимний период – конной бричке, привез улыбающуюся Элину. Что случилось? Не заболела ли? Почему бросила учебу? В чем причина такого, неожиданного решения? На все эти вопросы, вразумительного ответа не последовало. Стало понятным и ясным одно: Эля бросила учебу навсегда, посвятив себя полностью своей семье. Приехала она очень красиво одетой. На ней была шубка, которую купила осенью и до зимы не надевала. Шуба из искусственного меха – тогда новинка и редкость. Кончики белых ворсинок были окрашены в коричневый цвет, -  при малейшем изгибе поверхности, открывалась белая глубина, создавая иллюзию бегущей волны. На голове – шляпка, надетая чуть-чуть набекрень. На лице загадочная улыбка с признаками вины. Выйдя из брички, Эля медленно приближалась к мужу, улыбаясь прикусывая губы. Тунин, очарованный и заколдованный приближающимся к нему даром господнем, остановился, замер и ждал момента прикосновения. Да, когда Элина хотела, ей удавалось быть очень красивой женщиной – женщиной недоступной, но жертвенно щедрой только тому одному, которому предназначалась ее дарственная, загадочная улыбка. 
       В Ростове-на –дону наступила настоящая, теплая весна 1967 года. Тунин, довольный и квартирой, и службой, трудится вдохновенно, удерживая авторитет офицера безупречной службы. Элина с детьми осваивают свой дом – квартиру. Арина- ученица 2 класса. Алёне два с половиной года, она - во всем помощница маме и старшей сестре. Учитывая длительность времени до получения Ариной первичного документа об общем образовании и, возможно, поступления её в художественное училище, а такое училище в Ростове есть, Тунин предложил жене более близкий по реализации вариант: до лета купить фортепиано; после приобретения инструмента, найти учителя игры на пианино в домашних условиях; пока Арина учится в школе, пусть параллельно постигает музыкальные азы. Вариант был одобрен всей семьей, - и в новой квартире Туниных появилось старинное, отлично сохраненное, блестяще- черное пианино. Инструмент берлинской фирмы W. Bieze, еще с чугунной декой, правда, очень тяжелое, но зато с нестареющим, красиво насыщенным звучанием. Вскоре и учительницу по музыке нашли, которая приходила к Туниным и проводила два-три урока в неделю с Ариной, за сносную оплату. Сам Гриша любил поиграть на фортепиано и попеть любимые песни. Краснодарский аккордеон времен ВОВ, завалялся в кладовке для других, возможных времен.
        К Туниным вечерами часто заходил в гости их сосед – Павел Семенович, подполковник ГО (гражданской обороны), участник ВОВ – пехотинец, награжденный множеством медалей и орденов СССР, бывший сельский гармонист. Чаще всего, его приход означал, что он «под мухой», то есть слегка выпивший – не более бутылки на троих. Он очень любил петь вместе с Гришей песни военных лет, да и современные тоже. Его жена и дочь тоже сблизились с семейством Туниных. Разгорелось полноправное, южное, жаркое лето. Тунин, поправляя фуражку над вспотевшим лбом, глянул в небо, а там?.. А там в ярко- голубом, «высоком» небе – волшебные вспышки белых, кучевых облаков! Гриша остановился, снял фуражку и засмотрелся в небо. Он подумал: «Стоп! Дома все хорошо, на работе все хорошо. Ломоть свою душу не хочу, тянуть время не буду, - иду искать авиационно- планерный клуб.»
       Рядом с жилым массивом, где проживали Тунины, располагалось летное поле клуба ДОСААВ СССР, но в том клубе обучали только вертолетчиков для ВВС СА, и планерного звена, тем более – спортивного не было. Спортивный авиационно- планерный клуб ДОСААВ находился в городе Новочеркасске. А сам аэродром располагался в двух-трех км. от ЖД станции Хатунок. Добираться туда было сложно: автобусом - по Ростову, электричкой - до Хатунка, а дальше-пешком. Но Гришу трудности не пугали, и он туда отправился, нашел, представился. Начальник клуба – майор ВВС. Тунин в гражданской, спортивной одежде. Посмотрев документы и летную книжку Тунина, начатую в Новосибирске, майор сказал: «Посмотрим, что Вы можете в полете, пошли!» И они вдвоем пошли к старту, где в это время уже проводились полеты под руководством инструкторов. Поскольку планеров мало, а планеристов много,- каждый спортсмен ждет своей очереди для получения задания и права на полет. Шеф, т.е. начальник клуба, переговорив с   руководителем полетов, а тогда им была женщина – мастер спорта СССР по планеризму, подошел к первому, приземлившемуся планеру, подозвал Тунина жестом руки и сказал: «Подгони его парашют, и занимай первую кабину.» А это означало, что Гриша должен помочь прилетевшему планеристу снять парашют, подогнать под себя ремни, надеть на себя парашют и усесться в первую кабину. А сесть в первую кабину, в свою очередь, означало, что полет будет настоящим, боевым, без вывозных, без положенной проверки во второй кабине. Тунин все понял без лишних слов, -  предстоит серьезный, но доверительный- по взрослому- экзамен. Ему необходимо выдержать весь полет в строжайших рамках требований «Наставления по полетам». Это полет и ознакомительный, и испытательный одновременно. Сходу!
      Подали буксировочный трос, - зацеп, - поддержка крыла планера помощником, - отмашка – старт, - газ самолета – буксировщика, и – начало движения пары самолет – планер. Самолет еще укатывает колесам шасси траву летного поля, а Гриша, хваткой мастера, легким, но точным движением ручки управления, отрывает планер от земли. И тишина…Планер уже летит не касаясь земли, но на, буквально, сантиметровой высоте, только чиркая колесиком верхушки травы, вызывая специфический, приятный звук –чик-чик-чик. А вот, и самолет оторвался от земли, - перестал пылить, и небесная пара самолет – планер набирает высоту. Шеф дал команду: «Полет по кругу!» «Понял!» - ответил Тунин. На высоте 400 м. Гриша дал сигнал- отмашку кренами лево-право и отцепился от буксировочного троса. В свободном полете, Тунин ведет планер к точке первого разворота; следует точный, скоординированный, без малейшего скольжения разворот (шарик в центре!); далее следует второй поворот, выполненный тоже безупречно с выходом к точке третьего – расчетного поворота. Третий поворот называется расчетным потому, что оттуда надо будет выйти на четвертый – с выходом на глиссаду посадки на строго определенной высоте. А это уже искусство, зависящее от опыта, ума, скорости соображения пилота и, частично, от погоды. Линия и створ ворот посадки обозначены белыми, прямоугольными полотнищами, хорошо заметными в районе аэродрома. Гриша вывел планер на линию посадки на точно необходимой высоте. Остается главное: двигаться по глиссаде, управляя педалями по направлению, ручкой – по крену и тангажу, щитками – по скорости снижения, таким образом, чтобы выйти на точку выравнивания на высоте 2 м., и чтобы не было недолетов или перелетов относительно старта. А вот и касание земли, и остановка с медленным опусканием крыла точно у полотнища старта. Шеф, молча, сам открыл кабину планера и сказал: «Ты наш!»
       После услышанного «ты наш», Тунин сразу почувствовал себя равноправным членом аэроклуба, да и инструктора и рядовые спортсмены приняли Гришу в свой коллектив доброжелательно. Настали золотые дни для Тунина: в рабочие дни на работе контролировать производство и испытания новейших вертолетов, а в выходные дни – совершенствовать свое спортивно – лётное мастерство, участвовать в различных планерных соревнованиях, завоевывая призовые места и медали. В течение всего лета, когда стоят погожие дни, а ясное небо усеяно манящими, белыми, кучевыми облаками, Гриша, практически, все свои выходные дни проводил в аэроклубе АОСААВ Новочеркасска. А что Элина? Эля, имея некоторую адаптацию к серьезному увлечению мужа планеризмом еще по Новосибирску, воспринимала Гришины поездки в Новочеркасск спокойно, без явных негативных эмоций. Но! Тунин улавливал медленно нарастающее накопление негатива в их отношениях. Критическая точка неприятия такой семейной жизни приближалась.
        За отличную работу, примерное поведение и активную общественную деятельность, руководство организации, в которой работал Тунин, предложило ему путевку в дом отдыха «Бета», на берегу Черного моря. Согласовав все бумажные нюансы, необходимые в таких случаях, Тунин добился того, что в дом отдыха «Бета», к Черному морю, вместо него, поехала его жена Элина. За детьми, в очередной раз, присматривают бабушка и тетушки. А Тунин на работе и в полете. Появились первые медали в зональных соревнованиях, в реальной перспективе засверкал своим блеском значок «Мастера спорта СССР по планеризму». Гриша одержим своим увлечением: трудности дороги его не утомляют; к пище и одежде он не прихотлив; он бодр, весел и целеустремлен. До возвращения Эли из дома отдыха «Бета» оставалось несколько дней. На предстоящий, выходной, воскресный день Гриша договорился со своим коллегой – мастером спорта и чемпионом СССР Торощенко, который ездил в аэроклуб на своем мотоцикле, о совместной поездке в Новочеркасск. В воскресенье утром, в определенном месте и в назначенный час, Тунин должен будет ждать товарища.
       Будильник. Подъем. Утренние процедуры. Быстрый завтрак. Спецодежда. И Гриша уже переходит дорогу перед одиноким, приближающимся такси. Пройдя несколько шагов по парку «Дружбы Болгарии и СССР», он услышал настойчивый сигнал такси – зеленой «Волги» и обернулся, чтобы посмотреть кому сигналят. На ранней, безлюдной дороге стояла та же машина, но с открытой дверью, а за дверью – Эля, машущая рукой. Гриша, не оценив должным образом ситуацию, особенно ее последствия, не сообразив, что все-таки приехала его жена, которую он не видел целый месяц, помахал ей рукой и пошел дальше, на встречу с мотоциклистом – планеристом. Тогда Тунин не испытывал каких-либо угрызений совести, душевных страданий по поводу нежаркой встречи любящей жены, которая стремясь быстрее увидеть мужа, рванула с курорта на два дня раньше.
       Увы! Оказалось, что именно та недостойная встреч, а фактически не встреча, возымела серьезные последствия для взаимоотношений Гриши и Эли. После длительных, совместных бесед, «разбора полетов», и обсуждения Гришиного поведения, который не вернулся хотя-бы помочь Элине вещи поднять на пятый этаж, Тунин осознал и понял, что нанес первый, весьма чувствительный удар по Элиной любви к нему. Для Эли то событие, что любимый муж не встретил ее так, как она мечтала, и даже не вернулся поздороваться, прикоснуться, возможно, обнять, поцеловать ее, а равнодушно ушел куда шел, - стало событием утраты чего-то очень значительного, невосполнимого в будущем. В Элиной душе образовалась первая пустота неудовлетворенности, заполнить которую не сможет никогда. Глубину ее женских, душевных страданий, граничащих со скорбью невозвратной утраты, Григорий понял только потом, когда сама Эля стала невозвратной утратой для него. Но тогда, устоявшиеся, привычные семейные отношения не могли конкурировать с экзальтированным стремлением Тунина в небо, к свободным, парящим полетам и к акробатическому, высшему пилотажу.
         Только после внезапной кончины Элины, уже в пожилом возрасте, Григорий все вспомнил, осознал и понял грандиозность своей ошибки, даже не ошибки, а искалечивания судьбы самого близкого человека. В скорбных воспоминаниях о своей жене Эле, Тунин каждый раз глубоко страдает от того, что лишил Элю встречи с ним именно тогда, когда ей этого хотелось больше всего; от того, что лишил ее радостной улыбки, желанного объятия и поцелуя; от того, что лишил ее всепобеждающего, искреннего взгляда любви – того единственного взгляда в жизни, каким когда-то она, с ребенком на руках, одарила Гришу.
      В то самое воскресенье, когда Тунин мог-бы вернуться и осчастливить свою жену Элю, внезапно, преждевременно приехавшую из дома отдыха «Бета», а он, помахав ей рукой, уехал на аэродром, - стояла идеальная для планеристов летная погода. Безветрие, ясное без дымки небо, контрастные, высокие, кучевые облака: - это все было для Григория тоже чем-то неожиданным, чем-то подталкивающим его в небо, к полетам. По прибытию Тунина со своим товарищем в аэроклуб, там уже кипела работа по подготовке спортсменов, техники и летного поля к полетам. Гриша сходу подключился к работе – выкатке планеров к старту. К 11 часам установилась жаркая, штилевая погода. Все небо – от горизонта до горизонта – усеяно неподвижными, белыми, кучевыми облаками. Погода – извечная мечта планериста – парителя. Летать полураздетым запрещено. На пилоте должны быть брюки, рубашка и обувь. В квадрате (место, ограниченное четырьмя красными флажками около старта, где должен находиться присутствующий народ, чтобы не ходить по летному полю, – в целях безопасности), собравшиеся планеристы обсуждают предстоящие полеты. У каждого, свое персональное задание на полет. Тунину запланирован парящий, свободный полет в зону без ограничения времени. Руководитель полетов дал команду Тунину к полету, и Гриша пошел на старт к планеру. На нем армейская рубашка цвета хаки, синие китайские брюки и на ногах –кеты. Лицо залито потом, на спине и подмышками – мокрые пятна от пота. Около планера он надел заплечный парашют и уселся в кабину, доложил о готовности к полету и, закрыв фонарь кабины, приоткрыл вентиляционные отверстия: и боковое, и переднее. Предстоит тренировочный, свободный полет, ограниченный только пространством разрешенной зоны полетов. В кабине дышать нечем, - воздух в вентиляционные отверстия, при неподвижном планере, не поступает. Разрешение на взлет, - пыль из-под шасси самолета – буксировщика, - и Тунин летит. Струйка свежего воздуха оживила и взбодрила его. Пролетая над участком вспаханной, черной земли, он ощутил резкий подъем планера и сразу понял, что находится под воздействием мощного, восходящего потока воздуха; дает отмашку крылом и отцепляется от самолета – буксировщика. Высота полета 500 метров. Входит в привычный для себя левый вираж, подбирается ближе к центру потока и набирает высоту. Скорость набора высоты по вариометру – 5 м. в секунду. Достаточно прилично для термического потока. Осмотрелся, расслабился и вот она высота 1500 м. В кабине прохладно. Гриша улыбается, ему хочется петь. Он оценивает окружающие облака, - ищет то облако, к которому можно подлететь и под ним опять набрать высоту, достаточную для перелета к следующему облаку. Осматривает заднюю полусферу наблюдения: небо чистое, свободное от самолетов, устанавливает направление к выбранному облаку и режим полета планера с наименьшим снижением.  Прилетев к выбранному облаку и влетев в струю восходящего потока воздуха, Гриша нутром почувствовал мощный подъем. Глянул на вариометр, а там 5м. в секунду. Больше крен, круче вираж, ближе к центру восходящего потока воздуха; скольжения нет – скоординированный вираж; сильнейший подъем в 6. – 6,5 -7 и до 8 м. в секунду. Круг за кругом, петля за петлей, мгновения за мгновениями: все выше и выше. – все ближе и ближе к облаку! Секунда, - и планер уже рассекает туманные сосульки, свисающие из облака. Планер под облаком, солнца не видно, земля еще видна. Выше запретная зона,-влетать в облако запрещено: там опасно, там высокая турбулентность воздуха, там может разрушиться планер. В кабине холодно. Но Гриша, жадно вдыхая холодный, чистый воздух, с каким-то остервенением, без малейшей мысли об опасности, летит все выше и выше.                И   И!...В судорожном порыве выдыхает через рот поток воздуха, обжигающий горло, и одновременное, полное отключение от действий всего тела. Руки повисли к полу кабины, ноги сползли с педалей управления, голова склонилась набок, а сознание четкое, динамичное, яснее ясного. В абсолютной тишине в ушах возникает периодический звук – ффу-….-ффу. Гриша узнал этот звук. Такой звук возникает в моменты штопорного, неуправляемого падения планера. Планерист должен в совершенстве владеть искусством ввода планера в штопор и вывода его из штопора. Гриша это делал, практически, виртуозно. По специфическому звуку Гриша осознал, что находится в штопорном падении уже несколько витков. Он увидел свою свисающую правую руку, которая должна быть неотъемлемо на ручке управления планером, - и рука непослушна ему. Ноги безвольно, расслаблено уперлись в борта кабины.
         А в теле, во всем теле ощущение сильнейшего, ранее не знакомого, всеобъемлющего, приятнейшего чувства. Одновременно во всем теле: в руках, в ногах, в животе, на спине, в ушах, в носу, в губах, на корнях волос – всюду бушевал яркий, контрастный, потрясающий оргазм. Гриша не знал и представления не имел о том, какие ощущения вкладывают в понятие – оргазм женщины, но для себя он точно знал, что это такое: что это жадно-нестерпимое ожидание чувственного восторга, потрясающее, мятежное наслаждение в моменты последних содроганий от удовлетворенной любви; это особый дар живому существу за его стремление к размножению. В обычных, нормальных, житейских условиях такие экстремальные ощущения возникают и затухают в ограниченном участке тела мужчины. В те секунды, в то, казалось, долгое время, когда Тунин, расслабленный и недвижимый, стремительно приближался к земле, падая вместе с планером в штопорных витках, он находился в плену парализующего, мощного и яркого наслаждения. Восторг и немыслимое, не знакомое ранее, предельно терпимое наслаждение присутствовало во всем теле: в каждой молекуле, в каждой клетке. Миг! Переворот. И Гриша очнулся. Схватил жестко ручку управления, ноги ударом на педали, и несколькими привычными движениями вывел планер из штопора. Осмотрелся! Высота 600м. Беспорядочное, неуправляемое падение составляло около 2000м. Это было неожиданное, многовитковое, смертельно опасное падение. Планер мог бы разрушиться, - ему разрешены три витка. Но «Бланик» выдержал. Гриша, подавленный и опустошенный, не способный здраво мыслить, принял решение вернуться к старту, на свой аэродром. Найдя вспаханное, черное поле, а над ним приличный «термик» - восходящий поток, набрал достаточной высоты для прямого возвращения к сигнальным полотнищам. А вот и стартовые, белые полотнища прояснились в дали. Далее все пошло четко по наставлению: прилет в район летного поля, выход на третий – расчетный разворот, безошибочная, мягкая посадка и остановка планера. Тунин, отстегнув заплечный парашют, вышел из планера, подошел к руководителю полетов, доложил о том, что полет завершен нормально. РП спросил Тунина, почему он вернулся так быстро, что случилось? На что Гриша ответил невразумительной, но приемлемой фразой и неопределенной гримасой лица, а сам пошел в квадрат и прилег на запасное полотнище в тени служебной машины. Все это он делал нарочито спокойно, молча. Без каких-либо комментариев и без ответов на вопросы товарищей.
         Лежа на спине, склонив голову на запасной парашют, подставив ладони под голову Тунин обдумывал то, что случилось с ним в полете. Он только на земле ощутил холод, пролетевшей мимо него трагической опасности. Он был в секундах от катастрофы. Это особый случай в полете, о котором нельзя никому говорить, ибо могут отстранить от полетов или вообще не допустить. Это чрезвычайное событие, в котором надо самому разобраться. В тот день, выбыв добровольно из плана – графика на полеты, Тунин отпросился у шефа и уехал домой, к любимой женушке, только-только вернувшейся с курорта.
       Под шум движущейся электрички по пути к Ростову, Гриша с закрытыми глазами, сидя в уголке вагона, обдумывал события дня. Мысли калейдоскопом меняли друг друга: то появлялась Элина около «Волги»- такси, то круговорот падения с неба и чудесный выход из штопора, то ревностные воспоминания и предположения из прошлых дней. И вот он дома. – Привет! –Привет! – С благополучным возвращением тебя с курорта! – Спасибо! Эля напряжена, улыбки нет, порывистых объятий и поцелуев нет. Но и скандала нет. Семейная суета, мало слов до самого вечера. Раскладной диван соединил мужа и жену, Гришу и Элю.   
         Все то, что произошло с Туниным в полете в тот день, когда он не встретил надлежащим образом Элину, возвратившуюся раньше времени с курорта; все то, что он пережил в течение несчитанных секунд при стремительном, штопорном снижении планера, оставшегося без пилотного управления; все те потрясающие, восторженные, эйфорические ощущения и чувства беспредельного наслаждения, – Гриша назвал короткой фразой, возможно понятной только ему одному, - «Божья благодать». По прошествии некоторого времени, Тунина заинтересовал вопрос: происходило ли в полете нечто подобное с другими пилотами. При каждом удобном случае, целенаправленно и настойчиво, Гриша осторожно и ненавязчиво, опрашивал всех встречающихся ему летчиков: пилотов – планеристов мастеров спорта и разрядников, летчиков – испытателей самолетов и вертолетов, бывших летчиков – сотрудников организации, где сам Тунин работал заместителем начальника группы летно - испытательного комплекса вертолетов. Никто из опрошенных не сталкивался с нечто похожим на ощущения, испытанные Гришей однажды.
        Понедельник. Утро. Подъем. Бритье. Завтрак. Поездка на работу через весь город. Работа. Возвращение домой. Семья, дети, гостья – Элина мама, Эля и собачка Динка (японский терьер): все за ужинным столом. Ночлег. И опять утренний подъем. Так, изо дня в день текло жизненное, буднее время Туниных. По выходным дням, Гриша продолжал ездить в аэроклуб, но цель его полетов изменилась. Свое основное внимание Гриша уделял не совершенствованию техники пилотирования в простых и сложных условиях, не углублению познаний аэродинамики разных типов планеров, не знаниям особенностей атмосферных явлений, так необходимых планеристам, не знакомству с опытом лучших планеристов СССР и мира, а чему-то новому в сознании планериста, тайному от всех товарищей и коллег –планеристов, неудержимо влекущему стремлению еще раз ощутить то, что он назвал «Божьей благодатью». При каждом полете, при малейшей возможности в процессе полета, Тунин хитро и достаточно умело улетал подальше от старта, и там, зачастую нарушая требования наставлений и правила полетов, рискуя своей безопасностью искал повторения ярчайших ощущений «благодати» - особого, всеобъемлющего «кайфа» - наслаждения. Проанализировав по элементам весь свой путь от старта до посадки в тот незабываемый день, Гриша несколько раз подвергал себя пыткам жарой, нестерпимой жаждой и обильным потом, стекающим по лицу и телу; взлетал, улетал под облако, влетал в облако, симулировал расслабление рук, ног и всего тела, разрешал планеру вхождение в штопор и входил в штопор на полтора, два витка, но ожидаемого ощущения не наступало. Даже намека на повтор «Божьей благодати» не случилось. Пролетав летний сезон до конца, подтвердив свою квалификацию, убедившись, что нет повтора «Божьей благодати» и осознав свою вину перед любимой женой за свою невнимательность к ней, Тунин распрощался со своим увлечением навсегда.
      В жизни Тунина Григория Пантелеевича однажды и единожды в один и тот-же воскресный, летний, лётный день произошли два взаимоисключающих, несовместимых по времени и месту события, вызвавших два различных чувства, возымевших судьбоносное значение. Если Гриша вернулся бы и встретил Элину так, как положено добропорядочному мужу, Эля была бы счастлива и довольна, и любовь ее к мужу оставалась бы незыблемой, такой-же как прежде. Но Гриша, оставаясь дома, лишился бы познания «Божьей благодати» - особого, ничем несравненного сверх наслаждения. Не душевного счастья от удовлетворения какого- либо из своих желаний, а счастья от объемлющих все тело физических, мятежно – эйфорических наслаждений, в течение которых даже угроза катастрофы не заметна. Получилось так, что одним своим поступком Григорий сотворил себе и плохо, и хорошо, а для Элины – только плохо. Попытки оправдать свой поступок перед Элей успеха не имели. Встречая абсолютное непонимание ситуации, сложившейся в воздухе и нежелание вникнуть в суть дела со стороны Элины, Григорий исключил тему «благодати» из семейных разговоров навсегда.
     Сейчас, глядя с высоты более чем восьмидесятилетней жизни, когда уже нет среди живых людей Элины, Тунин в слезах глубоко сожалеет о своем поступке и жестоко страдает от того, что не вернулся и не встретил Элю в радостных объятиях и поцелуях. Просто поговорить с Элей об этом, Гриша не мог так, как объяснить имеющимися в запасе словами, что такое «Ниспосланная благодать» он не мог. Он вспоминал и рассказывал об этом только несколько раз мужчинам – друзьям, которым это было интересно и чуть- чуть понятно.
     Продолжение следует…               
                08-03-19г.