Анна Петровна Керн. Сборка

Анна Петровна Керн

( По мотивам произведений Л. Третьякой)
                О личной жизни

«Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты».

     ( А.С. Пушкин)

1

Лишь жизнь полноценная женского сердца
Души в ней откроет все скрытые дверцы,
Во все времена не хватает любви,
Сидит это чувство в её же крови.

Распахивать настежь души своей дверцы –
Опасное свойство влюблённой души,
Нельзя отдавать в плен влюблённое сердце,
Ты лучше их чуточку попридержи.

Вот мнения два и два взгляда проблемы
На чувства природные многих людей,
И эти два взгляда, как разные схемы,
По ним и живут, кому как здесь видней.

Керн Анна Петровна жила первой схемой,
Она почерпнула её всю из книг,
Ей в душу не лезла всей жизни дилемма,
Она не желала любовных интриг.

«Наш жизненный путь в этом мире подлунном
Есть скучный, унылый процесс «воплоти»,
На этом пути, для людей очень трудном,
Ты если не дышишь всем чувством любви».

Но Анна Петровна смогла убедиться,
На пятом десятке всех прожитых лет,
Теория та, с ней успевши сродниться,
Сыграла ей в жизни столь множество бед.

Она – унизительна, даже – опасна,
Так щедро мужчинам дарить красоту,
Какие богатства и блага – неясно,
Во все времена «принесёшь на хвосту».

Вот так и случилось, «красот своих гений»,
На склоне лишь жизни познавший любовь,
Проведший всю молодость в облаках терний,
Смешала с любовником всю свою кровь.

И блага всей жизни, престиж, репутация
Проплыли как мимо её, стороной,
Она стала жертвой своей же прострации,
Лишь жизни в конце ей попался Родной.
 
Узнав «прелесть» жизни, стать ей осторожней,
Ревизию б сделать былой красоте,
Ворваться в судьбу, данной волею божьей,
Продолжить её по известной стезе;

И как для примера, почтенного старца
Пленить его сердце былой красотой,
А с ним разделить его долю богатства,
Не в бедности жить, за её же чертой.

Но песня не та, она ей не подходит,
Когда далеко ей до юных забав,
Она вдруг любовницей  вновь себя ро;дит,
Красавчику юному сердце отдав.

А он – офицер, но не знатного рода,
Не знавший погонов, троюродный брат,
Он молод и беден, на двадцать два года
Он младше её, и учёбой объят.

В кадетском он корпусе и – весь в учёбе,
Туманные виды – на будущий чин,
Как будущий муж – все доходы в утробе,
Немало подобных на свете мужчин.

Известны итоги подобных романов,
Им бедность судьбою назначил сам бог,
Как в детстве над пропастью, прежняя рана,
Нане;сена ей на всю жизнь, как бы впрок.

2

Как в детстве, однажды, ещё шестилетней,
Прогулкой чудесной она увлеклась,
Попался ей путник, причём сумасшедший,
В округе все люди его сторонясь;

Никто не решался иметь с ним знакомство,
В неведенье детском, почти что святом,
Ему предложила своё «вероломство»,
Прогулку им вместе продолжить вдвоём.

Когда же дошли до крутого обрыва,
Скорее на пропасть похожим он был,
Безумец «в разумном припадке порыва»
К ней всю осторожность собой проявил.

Он на; руки взял и по узкому краю,
Нёс так осторожно, как ценный тот груз,
Как будто от смерти ребёнка спасая,
Уже в нужном месте лишился «обуз».

Узнала об этом и матушка Анны,
Ей чувств материнских всех ужас объял,
А что как безумец во власти нирваны,
С ней вместе в ту пропасть внезапно б упал?

Как раз и теснятся в счастливом том детстве
Все виды поступков, как корни всех роз,
Что жизнь услаждали и в кровь обдирали,
Её превращая в сильнейший артроз.

В роскошной усадьбе орловской губернии,
А в ней губернатором был её дед,
Минуя, мешающих детству все тернии,
Две сотни плюс двадцать прошедших всех лет;

На свет появилась «красот чистых гений» (1800),
Красавицей слыла с рождения лет,
Ни в ком не возникло иных в этом мнений,
Оставив в истории значимый след.

Подобно принцессе, рождённая крошка
Кровать с балдахином пригрела в уют,
Она, как бесценная в золоте брошка,
Но, и как хищный морской в жизни спрут.

К себе приковала родных всех вниманье,
Как в плен, в восхищенье приводит гостей,
И детским своим умилённым сияньем,
Как будто бы почестей ждёт от людей.

Надворный советник, помещик полтавский,
Отец – Полторацкий, Петром величать,
Хозяином слыл, как в народе, заправским,
Богатство своё он любил умножать.

А мать – урожденная Вульф Катерина,
Отец был в семействе всегда командир,
Дополнила бабка семьи их картину,
Ей деспода надо одеть бы мундир.

Неграмотна бабка, но слыла красивой,
Ей Агафоклея и имя дано,
Громадным богатством владеть бережливо,
Её этот метод устроил давно.

Семья Полторацких росла многодетной;
Держа в рукавицах ежовых семью,
Лишь внучку, красавицу Анну, конкретно,
Она выделяла, как радость свою.

-- Что хочешь иметь от меня ты в подарок?
Ты мой ненаглядный цветок луговой,
И он для тебя был бы слишком так сладок,
Иль куклу, деревню, но был дорогой.

-- Мне куклу, -- в ответ пропищала красотка;
И новая кукла в густых локона;х
Пополнила детскую будто находка,
Но вряд ли побудет у Анны в руках.

Она очень редко играла в те куклы,
Все куклы казались настолько ей глупы,
Но рано вращалась уже среди книг,
Читать научилась, конечно же, их.

В пять лет жила в мире, объятом страстями,
Открылись красоты ей дальних всех стран,
Ей в душу влезал бренный мир с новостями,
Он будто бы весь ей на откуп отда;н.

По мере взросленья, росла страсть и к чтению
И книга всегда у неё под рукой,
Ей чтение – словно души упоенье,
Оно приносило душевный покой.

Раздумья, мечтанья родили и странность,
Она не любила спать в летнюю ночь,
Кощунством казался ей сон – эта данность,
Теплом и луной – любоваться не прочь.

Луна колдовством наполняет виденье,
Спокойствие, нега наполнили мир,
Ты в бодрости видишь свои сновиденья,
Ты словно попал на природный сей пир.

3

Ровесница века и века какого!
В нём золото блещет златых эполет,
И труд декабристов для века другого,
Навлекших себе только множество бед.

Век женских красавиц в прозрачных одеждах,
Мужчин вожделеньем хватающих в плен,
Возможно, дающих им даже надежды,
Домашний очаг им создать среди стен.

Мерцания жемчугов в люстрах дворцовых,
Романов, длиною в мазурку одну,
На голых плечах даже шубок песцовых,
И тайных венчаний, коль нужно кому.

«Как вас люблю, красавицы столетий,
За ваш небрежный выпорх из дверей,
За право жить, вдыхая жизнь соцветий,
На плечи накинув «смерть диких зверей».
……………………………………………..
Люблю, когда, ступая, как летая,
Проноситесь, смеясь и лепеча,
Суть женственности вечно золотая,
Поэтов всех – священная свеча».
                ( Б. Ахмадулина)

Вся женщины «суть» в ней проснулась так рано,
И локоны свили в двенадцать ей лет,
Цветы в них «плодились» почти постоянно,
Как бархат, они оставляли в них след.

Все люди пленялись, порой, восхищеньем,
Цветов лепестки – что у Анны глаза,
Пружина же женщины скрыта рожденьем,
Толчок даёт ей лишь её красота.

Любую из женщин и даже в их юности
Погубит лишение нравиться прав,
И даже с красой её в этом есть трудности,
Нельзя ограничивать женский их нрав.

Примеров толчкам в её юности много,
В годину французских нашествия войск,
Семья уезжала из дома родного,
Покинув его – весь их жизненный лоск.

И Анне дорогой, на всём перепутье
Пришлось даже раненным в чём-то помочь;
Один офицер тихо высказал суть ей:
«Во всём Вы прекрасны – как Лунная ночь».

Для женщины той, кто родилась к победе,
Призывным звучит этот радостный клич,
Она будет жить в нашем сумрачном свете,
Собой осветить этот ад-паралич.

В полголоса сказано: «ах, как прекрасна»,
Не мог тормозить этот женский рассвет,
И ей в эти годы становится ясно,
Красавицей Анна явилась на свет.

Стремленье пленять, побеждать красотою,
Наткнулось на явную строгость отца,
Он ей не давал возвышаться собою,
За скромность он ратовал в роли борца.

Ошибка малейшая ей не прощалась,
В гостях ли случалось, иль бал был виной,
Ей тёмная комната «в дар» полагалась,
Он дочке моральный давал просто бой.

К ней стал относиться он более строго,
Чуть дочь подросла, ей всю волю сломал,
Её непокорность грозилась острогом
И был под контролем любой её бал.

Она осторожно и даже с оглядкой
Вела себя скромно на светских балах,
Но прелесть её расцветала так сладко,
Что с женскою страстью была не в ладах.

Из девушек-барышень города Лубны,
(Семья Полторацких нашла там уют),
Мужскому вниманию было не трудно
Лишь ей отдавать свой победный салют.

Их взгляд безошибочно падал на Анну,
С цветами их бархата в русых власах,
Богиню, как с неба просыпавшись манну,
Как радость, как счастье и с блеском в глазах.

Тот полк, что в Лубна;х был тогда расположен,
В нём весь офицерский, командный состав,
К ногам юной Анны он будто бы сложен,
Ей славу красавицы словно воздав.

4

Как в завершенье отрядов поклонников,
Однажды на бал прибыл Керн – командир,
Он был генерал, из плеяды тех конников,
Совсем кто недаром носил свой мундир.

Отменный вояка и видная личность,
Но как оплошала природа с лицом,
Присуща ему, генералу, приличность
И выглядел он как всегда молодцом.

Лицо волевое с крупны;ми чертами
И, как говорят, представительным слыл,
Солдатом себя называл, между нами,
Потомок военного, тоже был сын.

Без всяких иных иль семейных там связей,
Военную службу в шестнадцать нача;л,
Он в войнах, походах терпел столько грязи,
Но стойко всё вынес и больше молчал.

Не раз был и ранен, имел он награды,
За взятье Парижа – Георги(е)вский крест,
И не было больше ему всей отрады,
Как службу нести, этот знаковый перст.

Хотя и солидный у Керна был возраст (52),
Но он – холостяк и побочный есть сын,
Невесте – семнадцать и эта их разность,
Никак не убавили Керна почин.

Он с первого взгляда «погиб смертью храбрых»,
Он стал безоружен пред сей красотой,
Он видел в глазах её бархатных добрых,
Что можно вступать с ней в неравный их бой.

Подобные браки бывали счастливы,
Громадная разница в брачных годах,
Явленье в ту пору – довольно пытливо,
И не вызывало супружеский страх.

Здесь главную скрипку играли не цифры,
Душевный супругов быть должен бы склад,
А их интерес – как две чудные рифмы,
Чтоб счастливым был их семейный уклад.

Но, как претендент, Керн на Анину руку,
Лишь до; тошноты вызвал в ней неприязнь,
И он порождал в ней одну только скуку,
Меж ними не склеилась общности связь.

Они были «Разны» не только годами,
В духовном развитье – огромный разрыв,
И часто при встречах меж ними цунами
Огромной волной набегало, как взрыв.

Смеялась она над его бескультурьем
И он возмущался её остротой,
Считал, что девица лишь мается дурью,
Не всё здесь в порядке с её головой.

Все эти насмешки рождали лишь ярость,
Отец распекал часто храбрую дочь,
Жених и военный свою он отсталость,
Готовый как к бою, гнал попросту прочь.

В смертельных боях он стремился к победе,
Всегда был повержен напором тот враг,
Уверен, среди и «любовной всей снеди»
Найдёт он счастливый семейный очаг.

Скорее достичь той желанной победы,
Он занял надёжный и важный редут,
Чтоб не; затерялись в пути его сле;ды,
Родители Анны с надеждою ждут;

Тогда Ермолай поселился в их доме,
Он стал всем желанен, как гость и жених,
Но было всем ясно – для Анны лишь, кроме,
Для будущей с Керном их жизни, двоих.

Родители Анны в любви к генералу
Всё время склоняли к замужеству дочь,
Лишь Анна одна даже точно не знала,
А сможет она ему в этом помочь?

Он сватался просто, из уст его грубых
Ни разу не слышала слово любовь,
Тем боле, ещё не касались их губы
И в ней не возникла к нему эта «боль».

Она по наивности невероятной
Однажды спросила подружку о том:
-- Коль буду женою, любовь станет сладкой
И счастье поселится в наш с Керном дом?

Ей твёрдое «да» обещала подружка,
Заставил задуматься этот ответ:
В руках же отца – она вечно игрушка,
В семье опостылил ей весь белый свет.

Удобная, веская очень причина,
Хозяйкою станет она, наконец,
Хотя ещё нет генеральши ей чина,
Но стоит, конечно, пойти под венец.

Не требовал с Анны любви безответной,
Заранее знал ненавистный ответ,
Вопрос был поставлен лишь целью заветной:
-- Я Вам не противен? Ответ был: «Да нет».

5

Отец несказанно стал счастлив победой,
Как евнух султана жену, охранял,
Он дочь от соблазнов «внезапной торпеды»
Увёл за надёжный, с укрытием вал.

Венчание Анны, прошедши помпезно,
Тем более, «в плен» к ней попал командир,
И все офицеры дивизии победно,
Не зря же носили военный мундир.

Поездками мерилась жизнь теперь Анны,
То к матери в Лубны, то с мужем в делах, 
Казалось, что с неба просыпалась манна,
А замуж поспешно пошла, впопыхах.

В одну из служебных их с мужем поездок,
В Полтаве пришлось им вдвоём побывать,
Полтава в ту пору была, как довесок,
К большим городам ей нельзя примыкать.

Однако, тогда показалась Парижем,
Её государь не рискнул миновать,
Она знаменита военным престижем,
Ей – русской победой гостей привлекать.

И там, в первый раз, императора встретив,
Вниманье к себе привлекала она,
Её на балу он не мог не заметить,
Её примечали во все времена.

Он к ней подошёл и она слишком робко,
В ответ на его очень пристальный взгляд,
А бархатны глазки, но как бы неловко,
Лучами их света внесли в него яд.

Мужского тот яд слыл его вожделенья,
Запомнил он чудные эти глаза,
Своим столь внимательным всем поведеньем…
Известно же всем он слыл женщин гроза.

Красив, обаятелен и обожаем,
Таким Александр императором слыл,
За это и был всеми он уважаем,
И к женщинам пыл у него не остыл.

Но Анна запомнила эту улыбку,
Надолго внимание к ней и весь вид,
В душе порождали в ней женскую пытку
За серию долгих при жизни обид.

Обид, нанесённых в родном её доме,
Обид, нанесённых ей мужем «родным»,
Она же, расплывшись в родильной истоме,
Пришла к убежденью – ей муж нелюбим.

Но близились роды, а муж хладнокровен,
Всё более стал ей уже нестерпим,
Как будто Катюша чужой просто крови,
«В честь мужа» ребёнок не будет любим.

Все милые дамы, проверьте вы крепость
Супружества вашего, к мужу любви,
Возможно, вся крепость всего лишь – нелепость,
Которая прочно засела в крови.

Когда по служебным делам он в отъезде,
Едва лишь коляска скрывалась из глаз,
Она ликовала и словно из мести
Ему посылала свой гнев каждый раз.

Как тысячи ангелов в трубы златые
Играли мелодии ей для души,
Те дни становились ей в доме святые,
Как рай наступал в их семейной глуши.

Она признавалась, тогда ей не нужно,
Ни смотров и даже ни блеска балов,
Ей Керна присутствие в доме так чуждо,
Один заменял ей он массу врагов.

Два года минуло уже после свадьбы,
Их с мужем, отцом встретил сам Петербург,
Родные, Оленины и в их усадьбе
Нашла она полный уюта свой круг.

В том доме впервые прошло и знакомство
С такими людьми: Карамзин и Крылов,
Они в её душу вложили лако;мство,
Ей в жизни попался богатый улов.

Она с интересом огромным и жадным
Внимала все речи и мысли людей,
Она восхищалась на вечере каждым,
Ей душу наполнила масса идей.

Ещё человек был на вечере гостем,
Её он пытается взгляд уловить,
Внимание Анны, став «голою костью»,
Ему не досталось его получить.

Он молод ещё, некрасив, неизвестен,
И имя его, пропустив меж ушей,
Она безо всякой той мысли о мести,
Со всеми простившись уже у дверей;

Садясь в экипаж, обратила вниманье,
Стоял на крыльце молодой человек,
Он взглядом своим провожал с пониманьем,
Что эта красотка украсит весь век.

Шесть лет пробежали, и в этом же доме
Появятся чудные строчки стихов:
    «Я помню чудное мгновенье,
     Передо мной явилась ты…»
То Пушкин проснулся в своей к ней истоме,
Её красота в них нашла пару слов.

6

До их знаменитой в Михайловском встречи,
Ещё пробежать должно несколько лет,
Дневник нам поведает письменной речью:
В плену находилась душевных всех бед.

Дневник весь пропитан одною печалью,
Души одиночество спрятало в плен,
А их переезды – душевною болью,
Покой не давали средь Керновских стен.

И та постоянная жительства смена
Снижала ей шансы сходиться с людьми,
Она, как гниющая душу гангрена,
Сковала у Анны и чувство любви.

Приветливой Анне нужны и знакомства,
Ей круг нужен узкий для близких людей,
Судьба её с мужем двойным недовольством
Овеяна мраком с ним прожитых дней.

Она начинает виниться и злиться,
Во всём обвиняя свою красоту,
Да как же могло это в жизни случиться,
Её красота дана в плен одному.

Он ей ненавистен, как муж и мужчина,
Так может спасти лишь к ребёнку любовь?
Но и эта не та ей на душу пружина,
Хотя в её дочке течёт та же кровь.

Она признаётся, лишь к дочери нежность,
Как некую данность питает к дитю,
О новом ребёнке здоровая трезвость
Её призывает сражаться в бою.

Ребёнка от Керна она не полюбит,
Пусть кто-то считает, что это – порок,
Но чувства у матери явно их губят,
Когда вырастает от брака комок.

Комок застревает, дышать уже нечем,
И все перекосы ранимой души,
Взрослея с годами, как явной предтечей,
Детей задевая, ползут из глуши.

Причиной тому – не нехватка заботы,
А вся дисгармония – в браке есть брак,
Ущербность с мужчиной их жизненной квоты,
Когда не возник их любовный очаг.

Тот самый несчастный брак Анны Петровны
Прекрасным примером мог быть бы тому,
Но мы упомянем об этом условно,
А дальше дополним – что, как, почему?

Ведь при желании и пушкинской музе
Действительно можно поставить в укор,
Хотя этот брак для неё стал обузой,
Её равнодушие к детям – позор.

Не это ль – свидетельство низких устоев,
Моральных, семейных и многих других,
Когда вся душа её полнится воем
От всех упущений культуры иных.

Но речь не о них, а в душевном надломе,
Не дав ей развиться расцвету души,
О сломе надежды, закрыв её в доме,
Сказав ей: « Ты больше ничем не дыши!»

Однажды супруги с племянником мужа
За мирной беседой, сидя за столом,
От этой беседы поднялась в ней стужа,
Ей снова на душу дарили надлом.

-- Жена, коль умна, то при старом-то муже,
Ему никогда не подарит позор,
Разлад сей с тобой нам в семье и не нужен,
И Вам не к лицу этот лишний укор, --
 
Так молвил хозяин, на Павла всё глядя,
Поймал его взгляд и на Анну взглянул:
-- Я вижу, не поняли Вы, дорогая, --
Он снова об этом жене намекнул.

-- Так вот, если умная Вы как супруга,
На людях быть ласковы с мужем должны,
Во всём потакать и с вниманием к другу…
Все эти уловки мне очень важны.

Подумают все – это милая пара,
Вот способ прелестный себя как вести.
-- О чём это Вы, неужели мне кара
И как я должна это всё вынести;?

«Меня он толкает к Павлу в объятия»,
В упор посмотрела на мужа жена.
«Противны мне с Керном одним все соитья,
С двумя – это выше всех сил для меня!»

Слова эти не были сказаны ею,
Их все поглотила её голова,
А он продолжал издеваться над нею,
В конце подарил ей такие слова:

-- А он, благосклонность принявший за счастье,
Вести себя должен и скромно, умно;,
Хвалиться нельзя деликатной уча;сти,
И вид должен делать – ему всё равно.

7

«Признаться, нане;сено мне оскорбленье»;
Она же, в отместку за эти слова
Совсем потеряла остатки терпенья,
Любовь завела, ведь по сути – одна.

Скрывала его под названьем «Шиповник»,
Вполне платонический был их роман,
Но мысль раствориться, чтоб стал, как любовник,
Пока не решилась на дерзкий обман.

Всё ждала удобных для дела моментов;
Не знаем, исчез из страниц дневника;
О нём не осталось иных сантиментов,
Прошла уже вечность, проплыли века.

Из Риги, (назначен в ней муж комендантом),
К родителям Анна бежит от него,
Муж больше не может в любви быть гарантом,
Надежд ей осталось – «всего ничего».

Ещё не разрыв, а попытка к свободе,
Шесть лет их житейских почти передряг,
Ей нужно «для жизни спокойного брода»
Надёжного друга, кто не был ей враг.

То мысли о смерти, о жажде ли жизни,
Её накрывали бывало волной,
Ей муж завещал: «ты со мною хоть скисни»,
Женой будешь мне до доски гробовой.

Бессилье, тоска и борьба с солдафоном,
С инстинктами женщины, как существа,
Для тела, души послужили тем фоном,
При муже живом, что жила, как вдова.

Хвалы красоте её и обаянию
Неслись впереди всех желаний и грёз,
Как женщина света, её состояние
Заставило думать о жизни всерьёз.

Не льются и слёзы над сетью романов,
Она от романтики так далеко;
Ей муж по любви сделал жизнь всю обманом
И это задело её глубоко.

Она – генеральша, ещё молодая,
Резонно, ей мысли приходят: пора!
Её красота и в потёмках сверкая,
По праву и «выдать её нагора».

В ней слишком желание, так безоглядно
Отдаться беспечно природным страстям,
Сосед их по дому и он плотоядно,
Давно восхищён красотой сей мадам.

Он – умный, любезный, весьма симпатичный,
Родзянко Аркадий, по уши влюблён,
У них много общего, сам – энергичный
И даром поэта он был награждён.

И Анна Петровна в объятья поэта
Вливается сразу, как в море река,
Она же не видела в жизни и света,
А жажда познаний была глубока. 

С готовностью он уделяет внимание,
Подруге своей, её вкусам, стихам,
Конечно новинки, к ним тяга врастания
В поэзию века, то Пушкин был сам.

И вот уже Анины бархатны глазки
Скользят по шедеврам из пушкинских строк,
Они умиляют, рождая в них сказку,
Они превосходят искусства порог.

Умеет ценить его эти шедевры,
Оценка их Анной – по высшей шкале,
Она понимает, какие резервы,
Что скрыты у юноши на том крыльце.

Где Пушкин стоял и он огненным взглядом
Её провожал, ей махая рукой,
Наполнив себя тем чарующим ядом,
Надолго потом потерял он покой.

Ей стало известно, что сосланный Пушкин,
С семейством родных её, Вульфов, знаком,
Поэт с ними дружен и был очень чутким,
Он письма им слал, хотя был под замком.

Восторги по поводу пушкинских строчек
Она же шлёт Вульфам своим чередом,
Надеясь, до автора всё, среди прочих,
Они дойдут тоже, её же письмом.

Возлюбленный с Пушкиным – сам в переписке,
И Анна в добавку шлёт несколько строк,
С поэтом они вновь становятся бли;зки,
Опять их сближает счастливейший рок.

Желанье исправить их первую встречу,
Где имя в приписках рождает восторг,
Но Пушкин сам тоже шагает навстречу,
Тем самым гася перед ним её долг.

Причин для сближения, их – очень много,
Всегда возбуждала его красота,
Но главной причиной такого итога,
Из писем Родзянко – её простота.

Её не смущает своя репутация,
И женская смелость, фривольный в ней тон,
Дают ему право на вольность прострации,
К знакомствам, которых желал бы и он.

Отсюда и разного рода словечки,
Их в письмах к Родзянко дарует поэт,
Зазорные в смелости – «невинны овечки»,
Желаний, «явившихся вновь на паркет».

При сём поэт знает, читаются ею,
В стихах своих к другу, в шутливых тонах:
«Семейных проблемах, о коих я смею,
Могу рассуждать я на полных правах:

Но не согласен я с тобой,
Не одобряю я развода:
Во-первых, веры долг святой,
Закон и самая природа…»

Здесь ясно нам всем, те посланья – не другу,
А только прекрасной подруге его,
Желанье поэта, быть в близком к ней круге,
Отныне довлеет превыше всего.

8

В фигуре её необычность сквозила,
Ей что-то, являя во всей простоте,
Девичье  наивное словно та сила,
Всю дань отдавая её красоте.

Но время их встречи всё ближе и ближе,
Они уже вместе, в Тригорской семье,
В общенье серьёзен, он с нею всё тише
И тон ироничный оставил себе.

Как вспомнила Анна, был грустен, угрюмым
И не;многословен, без всяких острот…
В михайловском парке он стал ей любимым
И он, как поэт, нашёл к Анне «свой брод».

Её удивил, вспоминая их встречу,
Приветливый вспомнил Олениных дом:
«Девический облик у Вас был в тот вечер,
Что Вас угнетало, как крест в доме том»?

Пора уже снять ей с души эту тяжесть,
Желанье пленять, кружить головы всем,
Возможно, мужчину желанного свяжешь,
В ней есть та пружина и знает ей чем.

Её жертвой в ту пору и там же, в Тригорском,
Помещик стал, Рокотов – брат в их семье,
Но им помешали и в плане столь горьком,
Вновь с мужем осталась «на прежней скамье».

Она разрешила писать ей посланья,
Ей в Ригу летели одно за другим,
Все письма и вирши, где в жгучих желаньях,
Поэт в своих чувствах к ней очень раним.

Они все настолько распа;лены страстью,
Что даже могли бы прожечь бандероль,
Все чувства – сродни неуёмной напасти,
В них явно сквозит постоянная боль.

И рвутся наружу в их наглом стремленье,
Восторгом и ревностью, даже тоской,
Досадой и нежностью, благоговеньем,
Всем тем, чем душа лишь охватит собой.

Как сгусток всех чувств, нам даруемых богом,
Семь пушкинских писем, дошедших до нас,
Они все пронизаны страстностью слога,
Читать их – так это же кладезь прикрас.

Легко нам представить теперь эту гордость,
Какая взяла её, женщину в плен,
Она ощутила не то, чтобы бодрость,
А даже любовью возможный обмен.

За крест, что возложен родительской волей,
На юную Анну в расцвете тех лет,
Судьба награждает внезапной любовью,
Возможной защитой от будущих бед.

Она научилась противиться воле
И мужа, пригретого ею в судьбе,
Своей незавидной и рабской той доле,
С которой до си;х пор живёт вся в борьбе.

Итогом стал первый побег в её жизни,
От мужа, кто стал ей подобно стене,
Убил в ней, присущие словно отчизне
Все чувства, как женской природной судьбе.

Побег был подобен проделанной бреши
В плотине природных её женских чувств,
И брешь расширялась, дав силу той течи,
Помог ей понять – женский дух её пуст.

В её дневниках нет ни строчки претензий
На дикую разницу в возрасте их,
Характер у мужа, как нож острых лезвий,
Был грубым мужланом у Анны жених.

Семейную жизнь подчинил он военной,
Солдатом родился и чин – генерал,
Она же в семье, став женою, как пленной,
Её, как жену, просто не уважал.

Топтал интерес её к личному миру,
Скандалы пришлось ей терпеть «в пустяках»,
Жизнь с мужем сравнима с казарменным тиром,
Она в нём – живая мишень на ногах.

Нет женщин, себе не дающих оценки,
Природой достоинства, данные ей,
Не терпят держать их в тюремном застенке,
Мужской доброте ей отдаться бы всей.

Попранье мужьями их женских достоинств,
К плачевным итогам приводит их мир,
Когда же и муж – из казарменных воинств,
Любовный и мирный отсутствует пир;

Тогда – она в поиске новых укрытий,
Ей нужен мужчина, любовник иль муж,
Он должен найти в ней всю массу открытий
И не тяготиться нести этот гуж.

«Была бы надёжной и верной подругой,
Семейный престиж сохраняя во всём,
Коль мне б генерал настоящим стал другом,
То не наступил бы семьи нашей слом».

У Анны Петровны на редкость был лёгкий,
Характер прощающий, склонный к добру,
Напротив, у Керна он был слишком жёсткий,
Он тем и сгубил свою с нею судьбу.

А он, как самец, насладившись любовью,
Всегда забывал о красивой жене,
Доволен, как муж, он лишь данною ролью,
А в остальном, пусть горит всё в огне.

Отлучка её из родного ей дома,
По сути, был первый от Керна побег,
Она лишь усилила мужа всю злобу,
В семейных делах он плохой был стратег.

Почти десять лет нахождения в браке,
Все годы не ведая чувства любви,
По сути, живя в постоянной с ним «драке»,
Решили дальнейший исход их судьбы. 

9

Решенье покинуть «родного» ей мужа,
Теперь уже точно – «прощай» навсегда,
Она, несмотря на все трудности стужи,
Свершила на все в её жизни года.

Дитя вновь под сердцем она увозила,
На первое время нашла и приют,
Родителей Пушкина чуть потеснила,
Найдя в этом доме приличный уют.               

«Пришлась по душе сестре Ольге Керн Анна,
Она отмечала её красоту,
Огромный живот не мешал, как ни странно,
Ценить её прелесть, красот простоту».

Так Вульф Алексей – брат двоюродный Анны
Слал Пушкину Ольгины эти слова,
Его, будоража лишь именем данным,
Он знал, как больна им его голова.

Дочурку назвала она тоже Олей,
Любимой, родной, в честь поэта сестры,
Две старшие дочки по Аниной воле,
Впоследствии в Смольный опре;делены;.

К тому же и Ольга, сестрица поэта
У Оленьки крёстною мамой была,
Подругами стали и дружбой согреты,
Роль Анны особую Ольга ждала.

Однажды, тихонько и утром январским,
Дочь Пушкиных Ольга умчалась в санях,
В то время венчанье, как способ бунтарский,
Имел повсеместно огромный размах.

В санях ждал жених, их венчание – тайно,
Успешно прошло, и нашли свой уют
В квартире у Дельвига, хоть и печально,
Не да;лось им лучшего выбрать приют.

Известно нам, Дельвиг – друг лучший поэта,
И Анна уже по соседству жила,
И Анна уже этой дружбой задета,
Посаженной матерью паре была.

Но что интересно и стало известно,
Не Анна сама предприня;ла тот шаг,
А ей было даже приятно и лестно,
Ей Олина мама вручила рычаг.

Своё материнское благословенье
Вручила подруге своей же семьи,
Отец не давал своего разрешенья,
Считая – жених недостоин родни.

Он младше годами на пять лет невесты,
Жених – небогатый и неродовит,
Но он не учёл, его дочь уже «вё;рсты»
Успела прожить, ей безбрачье грозит.

Для мамы и Анны Петровны важнее,
Любовь побеждает холодный расчёт,
Сам Пушкин прислал ей своё уваженье,
Он дарит сестрице в том явный почёт.

В делах же сердечных она – откровенна,
Поклонники словно валили толпой,
Всем видом, красою она – несравненна,
Она как бы в жизни «уходит в запой».

Поэт Веневитинов с чувством к Волконской,
Но сердце приносит он Анне, как в дар,
Любуется ею, всей прелестью женской,
В восторг приходя от пленяющих чар.

Короткую, сильную страсть Никитенко,
Хотя он в то время – ещё и студент,
Пред Анной всегда, преклоняя коленки,
Своё восхищение нёс, как презент.

Та страсть лишь сравнима с грозою весенней,
Как будто бы молнии сильный удар,
Она пригвоздила его, как плененье,
И голову кружит любовный угар.

Чреда ярких встреч, и теперь генеральша,
Над юным студентом она – генерал,
Их связь продолжается чаще и дальше,
В ней бедный студент многократно страдал.

К нему – переменчива и своенравна,
Но сколько бы он ни давал себе слов,
Избегнуть той муки, но он, как ни странно,
Привязан был к Анне сильнее оков.

Её поручения безприкословно,
Нося ей и книги, всегда выполнял,
Роман, сочинённый им с чувством любовным,
С большою охотою он ей читал.

10

Людские характеры, их проявленье,
И темы из жизни прочитанных книг,
Друг к другу возможные в них отношенья,
Вот те разговоры, в них разум их вник.

У них расхожденья по неким понятьям,
Доверчивость к людям – вот споров итог,
Её убеждал он, доверье  к несчастьям
Есть в жизни людей часто как бы пролог.

«О, как недоверчивы, я не приемлю,
Доверие – вот наслажденье моё,
Нас бог поселил в нашу грешную землю,
Доверил нам жизнь, но и с нею – бытьё».

Студент ревновал, когда Анна Петровна
Вела себя вольно на всех вечерах,
Всё близко так к сердцу и слишком уж кровно
Он всё выражал в дневниках и речах.

Однажды знаток инженерного дела,
Известный всем Базен и сам – генерал,
На вечере, непринуждённо и смело
Он Анной Петровной, как всей «обладал».

Едва не садился он ей на колени,
При этом всё время ей что-то шептал,
За локоны трогал с попыткой влечений,
Касался плеча и обхватывал стан.

Куда дольше студента и инженера
В интимном знакомстве остался кузен,
Расцвечена связь с ним любовью без меры,
То – Вульф Алексей, он пришёл им взамен.

Их близость и все отношенья меж ними,
Ничто не смущало душевный покой,
Лишь страстью одною неизлечимы:
Отмщение мужу и гордость собой.

Признавшись ему, что беременна как-то:
«Мне радостно слышать об этом от Вас,
Способность такая приятна де-факто,
Надеюсь, не будет смятенья у нас».

И только; и всё обошло их без риска,
Разлука –  и та не мешала любви,
Она продолжалась вся в их переписке,
Ведь бы;ла замешана на их крови.

«Она откровенна, без всяких стеснений
Опишет подробно свой новый роман,
Как будто бы просит о том моих мнений:
Он молод и робок – в любви, как буран.

Он ввергнул меня в волны страсти, блаженства,
Я с ним предпочла быть в любовном бреду,
Закончить роман я, венчания жестом
Хотела с любовником в этом году».

И клятвенно просит любовника Вульфа:
«Благоговеть пред святыней любви»,
Её – это чудное, ясное чувство
Проснулось с задержкой внезапно в крови.

А он, разделяя её убежденья
И не обижаясь на чувственность «мук»,
Заводит романы с её окруженьем,
Из свиты её слишком близких подруг.

Он женским её восхищён вожделеньем
И щедрой растратой интимных услуг,
Которых всем дарит, кто близок к плененью,
Способных заполнить любовный досуг.

«И страсть удивляет, она возбуждает,
Она же давно не в тех жгучих летах,
Ей опыт и «труд» многолетний желают
Любовников ярких в младых их годах.

Такие сердца, как у Анны Петровны –
Вкус не;промокаемый к чувству любви,
Бесстрашье к слиянию в ней бесподобно,
Оно родило;сь в недрах жгучей тоски.

Тоски по любви, по душевным соитьям,
Тоски преклоненью к её красоте,
Тоски по общенью, по светским понятьям,
Тоски в свете быть как бы на высоте».

11

Бесстрашие к новым любовным утехам,
Считается Вульфом, что подвиг свершить,
У дам большинства называется гре;хом,
Причин очень много мужчин не любить.

Чреда беспрерывных по жизни несчастий,
Её униженья в прожитых годах,
Потеря обычного женского счастья
И трижды её пребыванье в рода;х;

Все эти несчастья, обиды, невзгоды
Не стали причиной потери свобод,
А лишь всколыхнули в ней женские годы,
Найдя путь для жизни – спасительный брод.

Лишённая ревности и меланхолии,
Не склонная к трудностям женской судьбы,
С характером лёгким и без своеволия,
И добрую сердцем, за счастьем ходьбы.

Все качества женщины в чудной всем Анне
Ценились мужчинами так высоко,
Её приравнял Вульф к небесной той манне,
Что с неба явилась на счастье его.

Имея обширный любовный свой опыт,
Особое место он в сердце отвёл,
Оно издавало и ропот, и топот,
В нём имя её было вбито, как кол.

Однажды признался: «Из многих я женщин
Так сильно не смог никого полюбить,
Как жаль, что я с ней не могу быть повенчан,
Я брат ей, любовником мне только быть».

Об этом романе с двоюродным братом
Известно и Пушкину было давно,
Ему не мешало быть с нею столь рядом,
Любовником стал ей поэт всё равно.

Случиться что было должно, то случилось,
Сбылась, наконец-то, поэта мечта,
Стремление душ их морально сроднилось,
Любовью к поэзии слилась черта.

И гений поэзии русской рождённый,
И гений тот чудный всех русских красот,
Её красотой стал желанно пленённый,
Добившись двойных в бренной жизни высот.

Но что вдруг случилось, от этой их связи
Не стало в поэте возвышенных чувств,
Все чувства покрылись какою-то грязью,
Таков стал итог лишь из Пушкинских уст.

Такое внезапное вдруг охлажденье,
В письме к Соболевскому он сообщил,
Но сам Соболевский слыл Анной в плененье,
И он этим пленом всегда дорожил.
 
Для Пушкина Анна Петровна – не гений,
Не гений она уже «чистой красы»,
Тот гений исчез, как итог впечатлений,
К нему сожжены восхищенья мосты.

Исчез, уступив своё место особе,
Её «Вавилонскою блудницей» звал,
Потеря престижа не вызвала злобу,
Впоследствии он ей во всём помогал.

Но дружба поэта и Анны Петровны,
Хоть близость обоих и вскоре прошла,
Но чувство подмоги в душе его кровно,
В ней место своё прочно как заняла.

Бывало поэт свои тёплые чувства,
Как к бывшей возлюбленной, к ней проявлял,
В разделе имущества нужно искусство
И Пушкин умело о нём хлопотал.

Её утешал он и в горе семейном,
Ушла в иной мир когда Анина мать,
Готов послать к чёрту в вопросах идейных,
Просила помочь ей хоть что-то издать.

Счастливый характер помог благодарной
Ей стать за всю помощь в семейных делах,
Не сетовать ей на талант столь бездарный,
С издателем если была не в ладах.

Не только талант ею признан в поэте,
Назвала поэта, как «гений добра»,
О Пушкине все впечатления эти
При жизни его наступила пора.

   12

Та жизнь, бросив мужа, что выбрала Анна,
«Свободною женщиной» в свете жила,
Для общества слыла, конечно же, странной,
Безнравственной, чуждой ему вся была.

Ей двор при царе уже стал недоступен,
И кодекс весь светский бы не допустил,
Весельям без мужа дворец – не подкупный,
Свет без одиноких ещё не грустил.

В другие салоны, где правила мягче,
Явиться не может лишь Анна одна,
Хотя в них без мужа смотрелась и ярче,
С друзьями являлась она в них всегда.

Надёжными Дельвиг с супругой друзьями
Ей стали давно, с ними Анна всегда,
Как с деревом просто с двумя лишь ветвями,
Являлась в салоны – «вторая жена».

Так Дельвиг Антон её будто бы в шутку
Назвал нашу Анну «второю женой»;
Её он щадил, относился к ней чутко,
Повсюду они брали Анну с собой.

У Анны в её петербургские годы
Общеньем богат и широким был круг,
В то время – все в моде салонные  сборы,
В них многие свой проводили досуг.

Салоны писателей, с ними поэтов,
Салоны артистов и разных певцов,
Салоны художников всех, портретистов,
Салоны различных в искусстве основ.

Гремели в них яркие мненья и споры,
В них дамы блистали умом, красотой,
Порой возникали и бурные ссоры,
Но, в общем, рождались шедевры, порой.

У Анны Петровны бытьё – многогранно,
По-прежнему к ней тянет в плен красота,
Едва ли желала бы, как и ни странно,
Блистать во Дворцах, где нет блеска ума.

Ума и таланта в поэзии, прозе,
Что нового влилось в писательский мир,
Какие таланты подобны лишь розе,
Кому в этот вечер справляется пир.

Умы и таланты подобно притокам
Вливались в широкое русло реки,
Такою рекою, питаемой соком,
Дом Дельвига стал всем врагам вопреки.

А Дельвиг редактором был альманаха;
Участницей чудных таких вечеров,
И Анна Петровна тогда – словно сваха,
На них было столько веселья, стихов.

Порой до рассвета тянулись их споры,
Кончаясь новинками песенных строк,
Рождались шедевры, где слов всех узоры,
Катились по гребню грядущих эпох.

Под окнами скромного жилища Анны
Толпа собралась, сам Глинка в нём пел,
Романсы для милой хозяйки, как манна,
Что сыпалась ей на несчастный удел.

Она же кормила его пирогами
И он их хвалил за прекраснейший вкус,
Хвальба словно музыка лилась словами,
Хватала за душу, как сладкий укус.

При том утверждал, лишь у добрых, красивых
Бывают столь вкусными те пироги,
Она же – хозяйка не терпит ленивых,
Пекла и старалась, чтоб были сладки;.

Воистину Анна имела бесценный
И равный, пожалуй, её красоте,
Характера дар и столь беспрецендентный,
Он вместе с красой не помог ей в беде.

Характер настолько её не злобивый,
Не помня плохого, не помня обид,
Он делал её всеми очень любимой,
По жизни служил иногда словно щит.

Ни жалоб, брюзжанья и ни обвинений
Не слышал никто от неё никогда,
Забот ей хватало, достичь улучшений,
Чтоб жизнь её сносной текла бы всегда.

13

У Анны Петровны же главной заботой:
Ей, в сущности, не на что было и жить,
Наследство – его даже части и сотой
Никто не решался его возвратить.

В житейских заботах – так просто беспечность
И вся непрактичность в хозяйских делах,
Её обрекла на дальнейшую бедность,
Чтоб жизнь протекала в «тяжёлых рода;х».

Идя на уступки родным и знакомым,
А их большинство очень добрых людей,
Она, свою жизнь сделав просто бездомной,
Она своей жизни – ну просто злодей.

Горячая вера её в благодарность,
Особенно близких, её же родных,
Наткнулась по жизни в свирепую данность,
Она оказалась в разряде чужих.

В приданое ей подарили именье,
Отец же, нуждаясь порою в деньгах,
К ней с просьбой вошёл, попросил разрешенье,
Его заложить на законных правах.

Она, разумеется вняла согласью,
В итоге, отец его просто продал,
Пыталась вернуть своей прежнею властью,
Подарок уже безвозвратно пропал.

Лишившись именья, дохода и крова,
А также приданого денежных сумм,
Она к новой жизни была не готова,
Как средства добыть, извела много дум.

Покинув давно ненавистного мужа,
Пыталась на жизнь заработать сама,
Но в этом её одолела лишь стужа,
Осталась она «без кола и двора».

Попытка её одолеть переводы,
Затем их пристроить в какой-то журнал,
Ей не помогли все улучшить невзгоды,
Несчастий её разжигая накал.

Один был лишь путь – возвращение к Керну,
Безденежье, проще во всём нищета,
Ей этот возврат равносилен был плену,
Духовная там нищета лишь ждала.

Вернуть в дом беглянку муж делал попытки,
Взывая к законным супруга правам,
Он сам, без неё жил в подобие пытки,
Когда исчезает супруга-мадам.

Он принял жену с той же, прежней любовью,
Его снисхожденье не вняло к добру,
Смешала любовь и с другой она кровью,
И нет в ней желанья женой быть ему.

Она предложила лишь быть гувернанткой,
Своих опекая родных дочерей,
Но муж не согласен на эту огранку,
И снова в семье стала жизнь горячей.

Итогом её возвращения к мужу:
Упрёки и ссоры посыпались вновь,
Остался он мужем, но вовсе ей чуждым,
Хотя и смешала с ним в юности кровь.

Вновь Анна Петровна покинула Керна,
Заботы остались, свобода важна,
Она словно вырвалась снова из плена,
По-прежнему в плен поглощает нужда.

К монарху пришлось ей не раз обращаться
И помощь просить, ибо не на что жить,
А, кроме того, надо в свете вращаться,
Весёлой, свободной, красивою быть.

Нашлись очень чуткие, добрые люди,
А Керну повелено всё объяснить,
Зачем он над ней издеваться так любит?
Ведь он по закону ей должен платить.

14

Решенье Дворца возмутило лишь Керна,
Послал императору тут же ответ,
Жена ему очень давно уж неверна,
Она, и как мать, опозорит весь свет.

Он думал, удасться ему объясненьем
Управу найти непокорной жене,
Себя оправдать за её поведенье
И, как генералу, не влипнуть в вине.

В то время как Анна уже не нуждалась
И даже от мысли была далека,
Прощение Керна – на что оно сдалось,
К нему неприязнь была так велика.

Ей в жизни открылась другая эпоха,
Ей в душу ворвались, как молния, гром,
Любовь, наконец-то, «дождалася»  срока,
Никто и не смог убедить её в том.

Что выбор её – не дорога в рай врата,
Ей стукнуло все тридцать девять уж лет,
Она ожидала ребёнка от брата,
Которому двадцать ещё лет-то нет.

Едва только тётушка Анна Петровна
К Кадетскому корпусу въехав во двор,
Как дети кричали, им праздник был словно,
В нём их раздавался весь радостный хор.

«К тебе, Виноградский уж гостья явилась»,--
Причиной служила её красота,
Своей красотой даже детям светилась,
Она покоряет младые года.

И тотчас же Саша её, Виноградский,
Свой шаг торопя, устремляется к ней,
Всегда ожидал этот час его сладкий,
Ему было лестно – что всех красивей.

Её красота, доброта и вниманье
Рождали любовь в сердце мальчика к ней,
У всех вызывала она пониманье,
Троюродным братом приходится ей.

Его привезли в Петербург и отдали
В Кадетский тот корпус, где кадры куют,
Опеку над ним через Анну создали,
Ему обеспечить уход и уют.

Когда же у юноши горе случилось
И мама скончалась, он стал сиротой,
Она утешала, даря ему милость,
Почти заменила мамашу собой.

Их разница в возрасте, ласки в общенье,
Привязанность родственных чувственных душ,
У всех не могло быть и даже сомненья,
Они – мать и сын, а не будущий муж.

По мере взросленья его опекунша
Всё больше пленяла кадета-юнца,
Влюбился со страстью «кипучего пунша»,
Не мог он дождаться учёбы конца.

Она – моложава и также красива,
Его восхищенье её красотой,
Забота о нём – всё служило мотивом
Влюбиться в него нашей Анне самой.

С её никогда не дремавшей любовью,
С запалом романтики прожитых лет,
С замужеством, ставшим пожизненной болью,
Зажёгся над нею судьбы новый свет.

Они окунулись в нирвану взаимной,
Вполне настоящей и чудной любви,
К тому же невинной, по жизни наивной,
Отдавшись природному чувству крови.

Итогом столь бурной их вспыхнувшей страсти
Возникла семья и родился их сын,
В дальнейшем их жизнь подвергалась напасти,
Ведь не был ей муж, не имел он и чин.

Скандал разразился в семействе кадета,
Родные судили за эту их связь,
Они лишь добились презрения света,
За эту мораль уготовлена «казнь».

15

Ему по семейным разборкам и спорам,
Расчёт на наследство витал в облаках,
Семья на руках – это вечным укором,
Как груз, теперь ляжет на слабых плечах.

Облегчить сей груз он пытался упорством,
В войска артиллерии вскоре бы стать,
Он в строй попросился в безденежье остром,
Хоть мало, но что-то на жизнь получать.

Так жизнь кочевая у Анны Петровны,
Как с прежним ей мужем, вошла в оборот,
Но Анне нисколько не было зазорным
Его посещать, вновь пустившись в поход.

Должно быть история артиллериста
Не слишком приятна начальству в глазах,
В то время она как считалась не чиста,
Особенно в главных элитных войсках.

Шли годы, карьера стояла на месте,
Лишь чин подпоручика выслужил он,
В отставку подался для видимой чести,
Покинув военный дальнейший свой трон.

Но если добычами страсти любовной
Становятся люди в незрелых летах,
То женщина с опытом жизни суровой,
С такой красотой, но уже вся в годах;

Должна бы всё взвесить и вникнуть в заботу,
Не жить постоянно в такой нищете,
Судьбу обеспечить надёжной работой,
Себя содержать в прежней светской среде.

Бегут мимо всех эти годы столетий,
Лишь нас задевая своей суетой.
А нам лишь одно из них солнышко светит,
Прожить сотню лет не дано нам судьбой.

Скончался и Керн, оставаясь вдовою,
(Он старше супруги на тридцать пять лет),
Теперь с полным правом «купаться любовью»
Никто не наложит на счастье запрет.

А, кроме того, как вдова, по закону,
Причём генеральша, не просто вдова,
Она, «уподобясь» военному трону»,
В приличную пенсию «въехать должна».

На пенсию эту могла бы безбедно,
Неплохо и жить в Петербурге с семьёй,
И с дочкой, и сыном, и «мужем» -- не вредно,
Вконец ей найти в своей жизни покой.

В столице и Дельвиг с «союзом» поэтов,
В ней искренних много у Анны друзей,
Зачем ей шататься по родине где-то,
Покой и вращение в свете – важней.

Ещё один путь для решения судеб:
Женой отставного поручика стать,
Тогда она больше вдовою не будет,
Но пенсию может она потерять.

Отец Полторацкий, узнавши об этом,
Едва ли не проклял её и сказал,
Рубля он не даст и наложит он вето
За этот её слишком глупый «вокал».
 
Но Анна Петровна, пленённая новой,
В судьбе её жизненной смене эпох,
Решилась быть нищей, на это готова,
Фамилию Керн лишь убрать кто помог.

Отныне она – Виноградская Анна,
И то ненавистное имя ей Керн,
Засыпано божию любящей манной,
Она – как покинула вражеский плен.

Невольно всплывают и мысли, вопросы,
Как пушкинский гений такой красоты,
Судьбу, что сковали невзгоды, морозы,
Подняла до чистой любви высоты.

Привычные все представленья о счастье
Вернула на тропы любви и семьи,
А вся нищета – та другой даже масти,
Она не мешает счастливой любви.

Она – молодая красивая дива,
Пред нею мужчины склонялись гурьбой,
В роскошных нарядах, спокойно, учтиво,
И всех удивляя своей красотой;

С мечтами о жизни весёлой, счастливой,
Так рано отдавшая зову крови,
Всю жизнь свою с мужем считает паршивой,
Хотя и богатой, но всю без любви.

К концу своей жизни, она же – старуха,
И жившая долго уже в нищете,
Ей чашечка кофе была бы порукой,
Угла своего ей не светит в тепле.

И всё же, считала себя так счастливой,
Когда рядом муж и любимый их сын,
Хотя изнурённая жизнью сварливой,
Зато есть семья, в ней любовь – господин.

16

Венчанье прошло в деревенской церквушке,
Два года живут молодые в селе,
Деревня им стала, как вместо кормушки,
Ведь в ней – дешевизна продуктов в еде.

Супруг Александр без особых успехов
«Дворянства по выборам» местным служил,
Зарплата его лишь была для потехи,
Но ею он жил и семьёй дорожил.

Убого, но счастливо жило семейство,
Всё время нехватка прожиточных средств,
Имело настолько печальное «действо»,
Что лишнему рту не хватало в нём мест.

По этой досадной, печальной причине,
Облегчить условия жизни семьи,
Пришлось им дополнить такою картиной,
Сестра её мужа должна всё ж уйти.

Прилипшая к чудной невестке душою,
Одна лишь одобрила брата удел,
Любовь лишь должна возглавляться судьбою,
А всё остальное – бытьё между дел.

Из писем к ней Анны Петровны, позднее,
Нам ясно, о многом в судьбе говорят,
Что Анна другой уже стала, вернее,
Она перешла на душевный разряд.

В Разряд совершенно других впечатлений,
Отказа от бурной свободной любви,
Опять её можно назвать бы «Наш гений»
И чистой любви, что горела в крови:

«Муж отбыл по должности лишь на неделю,
А может и дольше делами объят,
Ах, как я тоскую и даже болею
Средь наших столь милых и чудных ребят.

Я сделалась мнительной и суеверной,
Боюсь, никогда мы не были нежны,
Согласны и счастливы в жизни столь бедной,
Но мы же друг другу так очень нужны.

На стороне только слышим как хвалят
И ставят в пример, как семьи образец,
Нам всюду вниманье, улыбки все дарят,
Готовы одеть нам за это венец.

А мне с моим Сашей так трудно расстаться,
Поездку откладывал целых три дня,
Насилу решился приказу отдаться,
Не хочет один быть нигде без меня.

Мне грустно и тяжко, не сплю я ночами,
Тревожные мысли берут меня в плен,
Скажу откровенно, Лизок, между нами,
Мне радости нет среди нажитых стен.

Мне чудится, где-нибудь едет, ушибся,
Ночует в условиях явно плохих,
В делах своих может случайно ошибся,
Иль ненависть терпит от многих других».

Но чем объяснить в ней все те круговерти?
Отчасти сама раскрывает секрет:
Всю жизнь от рождения до; самой смерти
Любовью заполнить с сознательных лет.

Сам должен в суровом и сложном сим мире,
Добыть себе счастье, познавши любовь,
Иначе всю жизнь ты несёшь в себе гири
И давят на душу, рождая лишь боль.

Всем ясно одно, для семьи Виноградских
Оно не в деньгах и не в том, что ты сыт,
А в чувствах обоих, настолько всех ярких,
Что быт словно ими давно позабыт.

17

За время житья их в Сосницком уезде
На службе у мужа – неважны дела,
Супруги решили об их переезде,
Быть может, в столице удача ждала.

Столица давно привлекала супругов,
В ней много знакомых и верных друзей,
В ней вно;вь можно в обществе быть её круга,
И жизнь бы пошла веселей и теплей.

Друзья помогли и супруг Виноградский –
Домашний учитель в богатой семье,
Но статус его оказался столь шаткий,
Ему отказали, толкая к беде.

Опять выручают друзья положенье,
На мелкую должность пристроен был муж,
Так жили супруги, терпя униженья,
Неся тяжелейший финансовый гуж.

Однако семья не поддалась унынью,
В семье царил полный достаток в любви,
По-прежнему Анна вела свою линию
По части знакомств – у неё всё в крови.

И старых, и новых друзей привечая,
С Тургеневым, Тютчевым встречи прошли,
Тургенев о ней – не особо вникая,
Нелестные строки оставил с тоски: 

«Весь вечер провёл у мадам Виноградской,
Ей явно хотелось знакомства со мной,
Когда-то сам Пушкин влюблён в образ царский,
Стихи в её честь сочинял он порой.

В годах своих юных была столь прекрасна,
При всём добродушье – она не умна,
Теперь сохранила совсем не напрасно
Повадки лишь нравиться многим она.

Хранит, как святыню, все письма поэта,
Меня, вероятно бы, в том убедить,
Пастель показала, где была воспета,
Лет тридцать назад соизволила жить.

Она – белокурая, с личиком кротким,
В улыбке, во взгляде – простая душа,
А в доме на «горничну» видом всем чётким,
На образ Варюши похожа сполна.

Я ей не писал бы стихов восхваленья
За образ весь жизни, её красоту,
Вся жизнь её явно больна воспаленьем,
Бездарным стремленьем унять пустоту.

Вчера был день ангела в нежном семействе,
Подарком прислали к ней лично меня,
Есть муж у неё и при всём совершенстве,
Живут они мирно, друг друга любя.

Семейство приятно и трогает душу,
Немного комично всё выглядит в нём,
Визитом своим я им жизнь не нарушу,
По-разному все мы на свете живём».

Тургеневский скепсис понять очень трудно,
Не нравится «гений красот чистоты»,
Скорее всего, в Виардо беспробудно
Влюблён был он в женщину личной мечты.

Вся внешность подруги его заграничной
На редкость по виду бедна красотой,
И нам, с сожалением, так необычно,
Что он с её мужем владели одной.

Про Анну Петровну, напротив, не скажешь,
Хватало по жизни знакомых мужчин,
Её красоту от них явно не спрячешь,
Включая и самый высокий в них чин.

18

Хранение писем поэта, как средство,
Всегда было страстью прекрасной души,
В какие ж тиски взяла бедность семейство,
Что проданы письма его за гроши?

Но проданы письма в надёжные руки,
Издатель журнала те письма забрал,
Тем самым он как бы их взял на поруки
И этим он память поэту воздал.

Любимым занятьем четы Виноградских
В спокойствии чинном – вслух чтение книг,
Средь всяких невзгод, бытовых, даже адских,
Вдвоём им жилось далеко не до них.

Десятки томов одолели, купаясь,
В той роскоши мыслей и празднике чувств,
Изяществом слога и тем, восторгаясь,
Наличием в них настоящих искусств.

Они погружались в эпоху столетий,
В историю древних культур и их стран,
Расцвета всей жизни и гром лихолетий,
Пред ними вставало, как в полный экран.

Они волновались прочитанным, явно,
Что видно по письмам и их дневникам,
Причём в этих чтениях вовсе не странно,
Друг с другом общенье нашли по душам.

И в этом общенье, в стремленье быть вместе
И кроется счастье их новой семьи,
Они, как в едином замешанном тесте,
И жить друг без друга они не могли.

Какое бы ни было счастье в семействе,
Его подрывают  болезни в семье,
Муж часто хворает, бывает и вместе,
Что тянет бюджет их к текущей беде.

Опять она просит друзей своих бывших,
Помочь ей деньгами, в уплату долгов,
В честь памяти чувств их взаимных и чистых,
Но всё же, не каждый на это готов.

Семья беззащитна и вся безысходна,
Она просит Вульфа прислать сто рублей,
Семья уже нищей давненько подобна,
Брат грубо и нагло относится к ней.

Она бы и рада, чтоб жить в своём доме,
А не ночевать по чужим всем углам:
-- Но брат не пускает, забрал мою долю,
Ну, бог с ним, и ту, что отец выдал нам.

Воистину женщина эта святая,
Не держит и зла на людей никогда,
С душой своей ангельской, смерть ожидая,
В те самые близкие к смерти года.

Их бедность – действительно бич её жизни,
Отсюда и странствие их по стране,
Они словно в жизни «родилися лишни»,
Нет дома у них на родной стороне.

Тверская губерния, Киев и Ковно,
И в Лубнах осели они, наконец,
Там тоже жилось им всегда беспризорно,
Но Лубны ещё – не последний венец.

Чету Виноградских запомнили в Лубнах,
Они; жили не; для себя, для других,
Людское ли горе в различных их нормах,
Посильная помощь – всегда дело их.

В том городе слыли, как дом просвещенья,
Учили детей обедневших людей.
Устроено общество ссуд полученья,
И в библиотеку им путь был верней.

Всю жизнь интерес её к книгам, искусству
Её поднимал он над бытом житья,
Её опьяняло природное чувство,
В писателях видеть частицу себя.

Жила до последних дней мыслящей жизнью,
Отстать от неё не могла потому,
Что верность хранила искусству отчизны
И честно служила в том плане ему.

19

Безжалостно время колдует над нами,
И старость уродует облик людей,
Над нами порою проходят цунами,
В преклонных годах – человек, как Кащей.

Мы видим, наш «гений красот небывалых»,
Надеясь ещё и в преклонных годах,
Найти хоть остатки следов даже малых,
На ту красоту, что блистала в сердцах.

Увы! В полутёмной нетопленной келье,
В вольтеровском кресле, спиною к окну,
Сидела старушка, вся в сморщенном теле,
Ненужная миру, уже – никому.

Лишь пара больших, но ещё моложавых,
Когда-то прекраснейших, в юности глаз,
Напомнила нам о годах её славных,
И этим закончить об Анне рассказ.

По-прежнему муж был привязан к супруге,
Вниманием нежным её окружал,
До гроба был верен любимой подруге,
Ничем он ей в жизни и не; досаждал.

Быть мужем, имел он большой недостаток,
Нет, он, как мужчина, был очень пригож,
Он чин не имел и тех денег в достатке,
С красивой женой, чтобы в свет был бы вхож.

Хотя был моложе любимой супруги
На двадцать каких-нибудь прожитых лет,
Уход в мир иной прекратил все потуги
Достойный оставить от Аннушки след.

За месяцев пару до смерти супруга
Успел написать он А.Вульфу письмо,
В нём он сообщает «семейному другу»
Судьбу своих близких, закрыв, как окно:

«Спешу сообщить тебе друг наш любезный,
Что умер отец мой с диагнозом – рак,
Он в страшных страданиях мучился бедный,
Но рак сей – безжалостный, тяжкий наш враг.

В последнее время в Премухине жили,
В Бакуниных доме; большое село,
Отца схоронили, а мать – мы решили:
В Москву перевёз я, уменьшить ей зло.

К себе, где надеюсь её я устроить,
Она доживает тяжёлый свой век,
И тем хоть немного её успокоить,
«Замедлить у жизни стремительный бег».

Мы видим, семья вновь покинула Лубны,
Они уже гнались за счастьем в Москву,
В Москве, очевидно, условия «сдобны»,
В Престольной надёжней развеять тоску.

Почила и Анна Петровна в покое,
Ровесница века – век «чистых красот»,
Дожди не позволили воле покойной,
Погост ей найти на приют самый тот.

Лежать рядом с мужем и в жизни загробной,
Избавившись от вековой нищеты,
От жизни и бурной, тяжёлой, «не сдобной»,
Во имя любви и в семье теплоты.

Май 2019