Ясень

       За воротами дробно застучали лошадиные копыта. Подковы звонко перебирали камешки и песок дороги, те подпрыгивали, катились,- песок тяжело поскрипывал. Лошадиные ноги никак не могли успокоиться. Казалось, - это только короткая остановка и конь скоро помчится дальше, но седок легко спрыгнул на землю. Отец приехал.
     В пятидесятые годы мы жили в уральском  поселке Висим и временно занимали  один из добротных деревянных домов на его окраине. Отец работал директором лесхоза, и  сегодня почему-то вернулся домой рано, очень рано.  Стояло жаркое июльское утро, а для работников лесхоза лето - горячая пора, дорог каждый час.
       Я, пятилетний мальчишка, «выкатился» на улицу чуть раньше бабушки. Отец привязывал уздечку коня к кольцу у калитки. Рядом «приплясывал» и никак не хотел успокаиваться  вороной жеребец под седлом. Это был конь для разъездной работы, необходимый ему по должности.
     - Ну, ладно, Ясень, постой немного, скоро дальше поедем,- отец легонько шлепнул жеребца по шее.
      Ясень,- кличка коня.  Как появилась и стала привычной для всех эта кличка, я не знал, но она удивительно подходила этому вчерашнему жеребенку с большими выразительными и ясными глазами. Еще он имел добрый, даже веселый нрав и «легкие» ноги.
     Меня Ясень почти не заметил, но бабушку встретил радостным  фырканьем.  Его легкая голова почти забралась в карман на бабушкином фартуке, ноздри попрошайки подрагивали и шумно втягивали воздух.
     - Яська, не озоруй, - засмеялась бабушка,- подожди немного, все твое будет.-
      - Ну и нос у тебя,- добавила  она,- не хуже, чем у собаки, опять хлеб учуял,- она  мягко хлопнула коня по губам, густо покрытым пушком.
      Карие глаза этого большого «жеребенка» как в зеркале отражали  и нас, и кусочек улицы, в глубине светясь желанием получить угощение. Этот хитрец прекрасно знал или чуял, что в бабушкином кармане припасена для него горбушка ржаного хлеба. Конечно же хлеб он получил, и с видимым удовольствием расправился с ним, быстро двигая челюстями.
     Совсем не удивительна была любовь моего отца и бабушки к этому красивому и умному жеребцу. Еще до Великой Отечественной Войны в их деревенском хозяйстве была своя ладная и работящая лошадка по кличке Маруся.  В тяжелой крестьянской жизни каждое животное, будь то лошадь или корова, воспринимались почти - что членами семьи, - их оберегали и по- своему любили.
      Марусю в самом начале войны мобилизовали  в армию раньше своего хозяина, - моего деда. И дед, и Маруся с войны не вернулись, затерявшись и закончив свою жизнь где-то на ее жестоких дорогах. Бабушкина нерастраченная любовь к деревенским животным и досталась теперь  красавцу Ясеню.      
    - Мама, собери мне что-нибудь с собою перекусить, а я пойду переоденусь для леса,- на ходу сказал отец,- надо съездить к бригаде, туда, где горело,- он назвал номер лесного квартала.
      Лето выдалось теплым, даже временами жарким. Зной сменялся   грозами, их часто сопровождал  ураганный ветер. Недавно после грозы лес загорелся, пожар потушили быстро, а бригада рабочих лесхоза теперь расчищала пожарище. Отец хотел проверить, что сделано. 
     Ясень появился у отца зимой, примерно полгода назад. Молодого жеребца понемногу приучали ходить под седлом, а в зимнее время  запрягали в легкие санки-розвальни, очень удобные для разъездной работы. Отцу сразу понравился этот молодой покладистый жеребец, он часто брал его для поездок по делам. В детстве и в партизанском отряде в Брянских лесах  отцу приходилось работать с лошадьми, но не зимой и не с таким «непоседой», как Ясень. Решив обкатать санки-розвальни на лесной дороге  неподалеку от дома, отец морозным зимним днем дал Ясеню возможность разогнаться. Легкие санки почти не имели веса для резвого скакуна  и он на хорошей скорости  опрокинул их в сугроб на повороте. Потеряв в сугробе седока – моего отца, он преспокойно за пять минут домчался до нашего дома и ткнулся мордой в ворота. Надо видеть смущение отца, когда он через полчаса весь в снегу вернулся домой…
     -Ясень, у тебя совесть есть?- только и оставалось спросить у этого молодого еще плохо обученного коняги, - меня вывалил в сугроб и бросил, а сам удрал ? - продолжил отец, смеясь. По всему виду Ясеня, по тому, что  «как ни в чем ни бывало» лез в карман зимней бабушкиной накидки за угощением, про «совесть» он ничего не знал. Прошло полгода. Конечно, за это время он многому научился, все больше и больше становясь умным и надежным конем – помощником человека.
     Сегодня Ясень легкой рысью отмерял километр за километром. Дороги как таковой почти не было: за много лет в лесу колесами телег и лошадиными копытами было наезжено и набито много дорожек и тропинок. Покосы, - по местному елани, часто сменяли друг друга, за ними шли ельники в низинах и мелкие речушки, часто путь вился по каменистым тропам в обход скальных гряд.  Здесь всегда хватало и лесной птицы, и зверя, и уральских горных богатств.  Красивые места и щедрые лесные угодья. Не зря эта территория названа Висимским биосферным заповедником.
     Ясень еще жеребенком много раз бывал в этих местах и теперь с природной сметливостью и умом то шел рысью, то аккуратно и медленно проходил каменистые тропки. Управлять этим умным конем отцу почти не приходилось, достаточно было задавать нужное направление  или останавливать при необходимости. Единственным  проклятьем жаркого уральского лета в лесу всегда были комары и оводы.  Плотные тучи этого на все лады жужжащего воинства окружили  отца, и Ясеня. Спасения от них не было ни в еловых зарослях, ни на открытых покосах. Если отец еще как-то скрывался от них под «походным» брезентовым  плащем, то бедному Ясеню приходилось туго: он то мотал головой, то пытался хвостом сбить с боков присосавшегося кровопийцу. Сломив длинную ветку, самых назойливых оводов отец отгонял.
      День, между тем, начинал портиться. Знойный воздух  даже в чаще казался тяжелым и липким. Еще утром на западной части небосклона висела белесая пелена, позже она посинела, а к обеду и вовсе потемнела до черноты.  По краю этой черноты как светлые кружева на мрачной одежде пенилась бледно-голубая  полоса. Перед наползающей сплошным фронтом тучей россыпью бежали светлые облака – барашки. Другого названия им давать не хотелось, - так они были похожи на редких отбившихся от основной отары овец.   
     Работу бригада почти окончила. Они и сами поняли, что погода начинает портиться, поэтому торопились убрать и сложить для вывоза последние обгорелые деревья, дожигали оставшийся после пожара  мусор и заливали водой угли костров. В лесу после пожара и уборки мусора для природы не должно оставаться проблем, тем более не потушенных костров.
     Ветер усилился. Он стремительно нес с запада мелкие облачка, больше похожие на сильно раздерганные клочья серой шерсти.
     Ясень, привязанный к дереву на длинном поводу, беспокойно топтался на месте и вздрагивал всем телом. Ноздри его носа и уши ловили из воздуха только ему понятные весточки.
       Всем было ясно, что гроза накроет эти места скоро и, даже поторопившись, все равно попадешь под дождь. Бригада будет  пережидать его в шалаше, а отцу, решившему ехать,  посоветовали  сильно сократить путь и пройти глухим распадком между невысокими горами. Путь сложный, но сильно сокращал время в дороге домой.
      От дождя и грозы все равно не скроешься, но попытаться стоило. Ясень до распадка шел ходко. Хорошо набитая копытами тропа виляла между крупными валунами, обходила деревья и почти терялась в траве между кустами. Ясень со своим небольшим опытом все-таки вырос в лесу, поэтому хорошо чувствовал дорогу и безошибочно находил случайно потерявшуюся тропу.
       Распадок встретил мрачными зарослями ельника. Тропа то шла по дну ручья, то виляла с одного склона на другой.
      Шквал ветра налетел неожиданно. Всякая большая гроза всегда начинается порывами ветра, но этот был особенным. Плотные спрессованные в ком завихрения, будто  брошенные великаном, перелетали с одного склона распадка на другой. Они следовали один за другим, словно обстреливая именно эти склоны. 
      Ясень двигался медленно. Его уши как два живых локатора ловили ему одному понятные звуки, вздохи и шорохи неспокойного леса. Ноздри коня беспокойно расширились, он заметно нервничал.
       - Ясень, ты чего-то боишься? - спросил отец, - медведя почувствовал?- пошутил он.
         - Давай быстрее, гроза скоро начнется, а медведей тут нет, бригада чуть не неделю топорами стучала, всех медведей разогнала,- успокаивал  коня отец…
          Ясень внезапно встал… Его голова, глаза и уши, казалось,  гипнотизировали что-то впереди не видимое отцу, но хорошо понятное Ясеню. Отец, ничего не рассмотрев впереди среди редких громадных елей, тронул повод.
         - Ясень, нет же никого! Трогай!-
          Ель впереди рухнула  неожиданно…Она сломалась под напором ветра на высоте нескольких метров, одновременно разорвав пополам до земли остатки пня. Белая древесина излома на всю высоту была испорчена гнилой  трещиной. Налетевший шквал шутя погубил старое дерево. Толстые ветки упавшего ствола как копья глубоко вошли в мягкую  землю тропы, - прямо перед вставшим «как вкопанным» конем… 
    -Ясень, как ты это почувствовал?- только и сумел «выдохнуть» отец, - ведь ты спас нас обоих-…
      Дождь их все равно застал, но уже не в распадке, а в густом ельнике под горой. Теперь торопиться не имело смысла,- надо переждать. Отец выбрал для укрытия густую ель и спешился. Сняв с себя брезентовый «прорабский» плащ, он накинул его на спину Ясеня, капюшон плаща хорошо «устроился» на голове коня. Сам он стал под шею Ясеня, положив его голову себе на плечо. Ясень «не возражал», и спокойно стоял под плащем, прислушиваясь к шуму дождя.
      -Вот так, наверное, выглядит «конь в пальто»,- подумал отец, но не сказал этого вслух.