Душа не бывает чужая...

***
Апрель вдруг застонет тяжёлой метелью,
Грозою нежданной, глухой пригрозит, -
И жизнь приникает к продрогшему Лелю
И, мифом объята, в тревоге не спит.

Не верит в слова, как не верит апрелю,
Не помнит, не знает добра или зла,
И надо быть этой тяжёлой метелью,
Чтоб жизнь и тебя так всерьёз приняла.


***
Отчего эта горечь и грусть?
Трепет крыльев истёк в небесах.
Стебель чертополоха во рву
По-осеннему жёсток и прям.
Да и сам я душой одичал -
Или просто отвык от людей.
Прежних рифм сторонится язык,
лишь слова обступают, как стынь,
И зовут, воспалённые мглой,
В чисто поле, где бездна сквозит, -
И по-новому слушает их,
Не успев остудиться, душа...
Сколько силы таит голова,
Если дать ей себя позабыть!
Но мрачнеет дичающий ум, -
Он, как женщина, хочет блистать
И питается сам красотой,
Что сложил из сухого былья,
Умиляясь, как выгодно бел
Всякий венчик в преддверии тьмы...
Но сжинает ночной снегопад
Всё, что стоило, мнилось, жалеть.
Время вьюги сильнее потерь,
Время зёрен мудрее судьбы.

Жди, покорствуй, грустя и горча,
Зябкий стебель в октябрьской мгле!..
А твоя красота пусть сама
Пробивается к рифме своей.


***
С небес прозрачных тонкий снег летит.
От вяза тень легка и синевата,
И глубиной холодного агата
Окрепший лёд протоку голубит.

Лазурь и свет. Ни хруста, ни следа.
Над берегами, спутанны и дики,
Упруго стынут плети ежевики,
И подо льдом безмолвствует вода.

Вот так бы, не шаманствуя, в тиши
Я зимовал, - без мысли, без движенья;
Изгнав из жизни хлопотное рвенье,
Вот так избылся б глубиной души, -

Но голос, что отчаянно гоним
Сквозь гомон продувного поколенья,
Смирить нельзя, не выстрадав прозренья
Судьбы, творимой Господом одним!..



***
Мама, мама, там, у Перевоза,
Ты молчишь - не разобрать, о чём.
Мама, мама, рухнула берёза,
Что, смирясь, чернела под окном.

Мама, мир обрушился едва ли, -
Лишь для нас трудна его печаль.
Слышишь, в небе гуси прокричали,
Дождь весенний умывает даль.

Оглянись: дорога к Перевозу
Вся видна, как близкая ладонь!
Только жаль сражённую берёзу,
Что легла в неведомую тонь.

Жаль, её молчанья не оспоришь,
Как не спросишь брода у воды.
Жаль, что мы печальны оттого лишь,
Что не принимаем темноты...

                20.04.2006



***
Жизнь прошла - и будто нету,
Будто пролистал газету:
Ознакомился - забыл,
В ящик долгий отложил.

Но конца её не вижу,
Зимний дождик драит крышу,
Кошка у окна сидит,
Из окна - текущий вид.

Стрелка тикает часами,
Тени в сад крадутся сами.
Всё непросто за окном.
Кошка шевелит хвостом.

Всё меняется мгновенно,
Всё уходит во вселенной,
Нарождаясь вновь и вновь.
Где-то рядышком любовь.

               
***
О, те, что пишут в столбик и в наклон
Слова, не уступающие звуку,
Текущему с небес по виадуку –
Сплетению вибрирующих лон!

О, те не досягающие дна
И стенами не стиснутые души,
Пришедшие лишь понимать и слушать,
Чья голова бесхитростно-бедна!

Греха не искушая и молвы,
Как море, беззастенчиво-живые, –
О, свету неизменно часовые,
О, непоколебимые, о, вы!..

(Орфография и правописание нарушены умышленно)


***
Перед бездной земною,
Где рассеяна Русь,
Я мольбой, как слезою,
В талой мгле захлебнусь:

- Пусть не буду отмечен,
Коль не вовсе забыт,
Пусть горючую печень
Лёд смиренья скрепит!

Ни огня, ни упрёка,
Ни покоя в ответ.
Режет струи осока,
Мнёт волну очерет.

Не обманешь забвенья
И молвы не смутишь.
Рвёт свои отраженья
Лёгкой тростью камыш.



***
Уйти - войти в себя другим,
Спокойным другом беспокойства,
Которое имеет свойство
На всё оказывать нажим, -

И не вернуться никогда
Туда, где сам решал задачи,
Не сознавая, что батрачил
Для вожделенного плода

На собственный авторитет,
Который произрос из лени
И полузрелых впечатлений,
Помноженных на этикет, -

Туда, где подневолен труд
С начётом-вычетом зарплаты,
Где столкновеньями чреваты
И к лучшему не приведут

Ни горделивая трусца,
Ни бучи жаждущие дрожжи...

Тогда уже не так и сложно
Творить лишь то, что невозможно
Творить на свете без Творца.


***
В столице грязь,а в Истре - снегири.
Морозца тонкое шитьё на окнах,
И шар с туманным пурпуром внутри
Горит сквозь ризы поднебесий блёклых.

И голова свежа, и дух смирен.
Куда ещё спешить, о чём молиться?
Над белой кручей монастырских стен
Плывёт закат, как розовая птица.

Как будто бы навек запечатлен,
Таинственен и тих простор заречный.
И никаких не надо перемен.
И ясен сердцу Промысел предвечный.


***
Мне мнится нечаянно-светлой приметой, –
Как новым началом объятый конец, –
На темя холма будто кем-то воздетый
Цветущего терпкого тёрна венец.

Сжимаются чувства в безмолвии строгом:
Распятие, тернии, скопище воль…
Но свято-светло, что прославлено Богом,
И радостью преображается боль.

И, в Преображении ясный и пряный,
Пронзающий мир за парсеком парсек,
Вокруг головы Его – нимб осиянный
Тех терниев грубых, процветших навек.


***
Не умею говорить красиво,
Написать - наверное, смогу.
Как влюблённо зацветает слива
У дорожки в молодом саду!

Светлой благодатью растревожен,
Я брожу - и, мысли растеряв,
Вижу всюду, как из тесных ножен
Рвутся лавы остролистых трав.

- Вы куда, я с вами! - только ветер
Студит мне горячий лоб в ответ.
Он таких видал уже на свете, -
Может быть, других на свете нет.

Нет таких, что про себя не знают,
Где они светлы не напоказ.
Если травы нас не понимают,
Пусть никто не понимает нас.



***
Блаженна минута, в которой не вру, –
Как тополь, текущий листвой на ветру,
Как звёзды, что ясны в молчанье своём,
Как дом, что из тьмы выступает углом.

Насколько же проще себя обмануть! –
Что звёздами высвечен прожитый путь,
Что тополь приветливо машет тебе,
Где дом Донце, на Москве ли, Ульбе…

Какая во всём этом тонкая блажь:
Я с вами – и всё же я сам, но не ваш.
И звёзды, и ветви, и дом, и земля
Лишь тем и близки, что текут сквозь меня.

И этот привычный дурной перекос
Уже не избыть созерцаньем берёз,
Уже не спрямить ни упавшей звездой,
Ни домом, что сросся корнями с тобой.

Единство – не собственность, в плюс не зачтёшь,
Сума обретений – суммарная ложь.
И разум бессилен, пока не постиг
Ничейного чуда исполненный миг.


***
            Убежать из плена слов…
                Е. Курдаков

Нет вещи сильнее, – но нет и капризней,
Чем самость, что ты из ничто собирал.
Какую же ношу хранят твои мысли? –
Не жизнь самою, но лишь символы жизни:
Цветок ли, перо – или слова овал.

Таланта богатство, как копь золотая,
И манит, и губит, и пищу даёт,
Но страх потеряться уводит из мая
И в смерть, словно в девичью косу, вплетает
Всё то, что растерянный взгляд соберёт.

И надо понять бы, что сила – бессильна,
Что стены твои – лишь песок и вода,
Что самость молвою жива нестабильно,
Что жить ею скучно, и пусто, и пыльно, –
Но всё ж без неё, без судьбы – никуда!..

И только потом различаешь устало
Всё ту же корысть в называнье судьбой
Алчбы роковой, для которой так мало
Быть просто прохожим*, идущим с вокзала,
Цветком ли, пером – или жизнью самой.


--------------------------- 
* «Будьте прохожими» - слова Исуса из Ев. от Фомы


ДОКТОРУ ФАУСТУ

Не Мефистофель вечно благо ткёт,
Желая зла, но через зло его
То благо лепит Бог - и наперёд
Ходы внушает все до одного,
От коих лад, и оторопь, и смута,
И лёд отлит, и полымя раздуто,

Ведь Дух - Отец для самых тёмных шхер,
Причина бессознательного дна -
И тайный зов течения наверх,
Пружина, что до срока взведена.
И камень в гору катится полого,
Всё спасено, на всём улыбка Бога,
Во всём - побед грядущих семена.



 ***
...И в камне дремлет жизнь,
Как плод сокрыт в побеге,
Побег в зерне, а смерть – на острие
Слепого разума, вцепившегося в жизнь,
Бессмертную лишь в чистоте сознанья,
Освобождённого от смертных уз –
Привычек и привязанностей тела,
Проекций неизменных мыслей,
Извлечённых
По поводу и без из крапленой колоды,
Суждений, тяжб, трусливых притязаний
И смелости на уровне понтов,
Надежд на ожидаемое чудо
Во избежание нежданных бед…
И это всё мы именуем жизнью…
А жизнь меж тем проходит незаметно
И будто мимо,
И не уловить
Её движенья, скрытого под маской
Любого представления о ней…


***
Обронила молодая луна
В полуночных ковылях серебро.
Шалый ветер серебро подобрал,
До рассвета над степями звенел.

Тихо вздрагивал расседланный конь,
Грива тёплая стекала в траву,
И летела далеко-далеко
Чистой думой голубая звезда.


ЛИТУРГИЯ

Светило дремлет в августовской дымке.
Неслышно девичий плетётся виноград,
И ноги паука на паутинке
Безжизненными парами лежат.

Ворвётся шмель,но, не взмутив покоя,
Утихнет в лепестках, шурша пыльцой.
Огромные, как крылья мезозоя,
Развесит тени сон прозрачный мой.

И слух смирится с немотой Начала,
Перетекая с шорохом пыльцы
В размеренную требу ритуала,
Замкнувшего безвестные концы.



***
Кружит перо, вычерчивая строки
Нагроможденьем мыслей на Слова.
Ты сам, ты сам нуждаешься в уроке,
Что мысль твоя, по счастью, не нова;

Что и учась, важней не расшибиться, –
Ведь что не ново, то не всё старо.
Смотри, живым преданием о Птице
Кружит перо…


***
Не синицыно дело
Реять птицей большою,
Но и крыльев не надо
Её без выси великой.

Только люди напрасно
Тяготенье ругают:
Для того и земля им,
Чтоб вырастить крылья.



С. ГОНЦОВУ

Пути Востока девственно скупы.
Их сам Восток уже порушил много,
И русскому ловить единорога –
Проклятие, достойное судьбы.

Нам всё дороже окупить любовь,
Не нужную и даром никому-то.
Страсть шевелит ноздрями, а Малюта –
Кощей-паук, ему не прекословь.

Но страсть – жива иллюзией своей,
А мир – неразделим тесниной Стикса,
Где Смерть – туман в сплетеньях тамарикса,
Иллюзия конца земных путей,

Где кажется – бессильны голоса,
Что символами полнят наши книги.
Мы ада ждём. С ним веселей вериги,
Что могут вздеты быть на полчаса
И на плечах зависнуть до кончины…

Что ждать чудес из дальней Палестины,
Когда над нами те же небеса?



***
Лелея в мыслях Благодать, твердить молитвы слов
Бессмысленно, как ожидать немыслимых стихов.

Их может обещать Эол, когда рискнёшь понять,
Что ничего не приобрёл, и нечего терять.

Когда не ищешь для души безлюдную скамью.
Когда слетаются стрижи на нищету твою.

Когда, неслышим и незрим, исчезнешь пред собой,
И всё окажется иным, не знаемым тобой.

Захочешь взять, – не удержать. И не отыщешь слов,
Чтобы запомнить Благодать чернилами стихов.


***
Как угадаешь с полуслуха,
О чём молчат карандаши,
Когда рыдают ритмы глухо
Тоской о родине души?

Когда язык, немее ночи,
Словарь отточенный закрыв,
Забыл себя, и слов не хочет,
Лишь только чувствует, что жив...


ЗИМЕ

На запорошенную грудь земли
Слетает с неба тихий свиристель.
Ах, зимушка-белица, постели
Душе больной певучую постель.

Дивлюсь, как холода твои чисты,
Как белизна бестрепетно строга!
Дай же вкусить предвечной немоты,
Мне голос обобравшей донага.

Что' - пламенных глаголик пелена,
Их пустоты неоспоримый вздор,
Которым расслоён уже до дна
Мой бедный мир - себе наперекор?

Он рвётся в бой. Но твой покой - не сон.
Там ставит голос тихий свиристель.
Там девствен свет. Там древний унисон
Прядёт душе безмолвная метель.


***
В ночи беспроглядной, сырой, предвесенней,
Не помня о жизни почти ничего,
Душа замирает от предощущений
Знобящего, вещего сна своего.

И что-то, быть может, она угадает,
Услышит, как всюду в земле налитой
Зерно набухает, трава прорастает,
И льды размываются талой водой.

Но там, как лавина нежданной тревоги,
Всё ближе, всё шире, во весь разворот
Железный состав по железной дороге
Ко мне на железных колёсах идёт.

И в грохоте, в зыбком чаду предвесеннем,
Сквозь гулкую дрожь сотрясённой тиши,
Застигнуто новым тугим измереньем,
Кривясь прорастает пространство души.

И детская блажь неземного искуса,
Как живородящий мучительный свет,
Капризно и мстительно требует чувства,
Которому дна - и названия нет.


***
Громыхает где-то туча далеко.
На крылечке стынет в кружке молоко.

Я с тобою под орешиной сижу,
По щеке твоей былинкою вожу.

Ты - как струнка, и коса твоя дрожит.
На коленке солнце пятнами горит.

Ты смеёшься.
Киснет в кружке молоко.
И гроза гуляет где-то далеко...


***
Спит невесомых хор светил,
Плывёт кочевье неземное.
Забуду всех, кого любил,
Нас будет вечно только двое, -

Чтоб и оттуда видеть сны,
Как ночь качает звёзды наши,
Как снова до краёв полны
Двух жизней жертвенные чаши.

Но выше звёзд бессонный Страж
Стоит с десницею воздетой -
Затем, что в равновесье чаш
Нет жизни той без жизни этой.


***
Из тьмы земной в иную мглу
Мостом, от вечности горбатым,
Пройдём, облитые закатом,
У храмов древних на виду.

Крутых не чувствуя перил,
На миг зависнем над водою,
И лч предсумрачный каймою
Оплавит перья наших крыл.

И коль испить отваги нам
Для запоздалого паренья,
Сквозным ключом преображенья
Свой путь откроем небесам,

Чтоб хлынул невечерний свет
На то, что мглою нам казалось,
Чтоб жизни трепетная малость
Постигла вдруг, что смерти нет.


НОЧЬ НА РЕКЕ

За синим лесом рассвет недалёк.
Ночь в вышине ясна.
На ближнем поле косматый стог
Долизывает луна.

В углях сопит, разомлев, головня.
Тихо струится дым.
И кто-то ходит вокруг меня,
Шурша камышом сухим.

Шалишь! - весло под рукою моей,
Кто там, эй, в камышах?
Себя не слыша, волхв-соловей
Мой заклинает страх.

Созвездья блёклы, густа роса...
Покуда не рассвело,
Я засыпаю на полчаса,
Забыв про своё весло.


***
Скальный берег, не кисельный,
А река - как молоко.
Месяц, парубок недельный,
Светит ясно, высоко.

Остов пристани паромной.
Камень кручи, а под ней
Прячет заводь в тине тёмной
Тени сонные линей...

Не бывает одинока
Жизнь живая никогда!
Над водой дрожит осока.
По волне скользит звезда...


***
      Выхожу один я на дорогу...
                М. Лермонтов

Спят луга. Маячат горы мглисто.
Ни следа, ни звука, ни огня.
Но светло душе, и в сердце чисто, -
Будто бы вовеки вечен я.

Будто бы тревоги - лишь туманы,
Зябкие видения земли,
А былое - неземные страны,
В звёздной погребённые пыли.

И уйти легко - как сну сквозь веки,
Как немой молитве сквозь уста, -
Если задержалась бы навеки
Этой ночи спящей красота.


***
Когда на замысел Творца
Тебя выносит сна теченье,
Твой страх - и воли нетерпенье
В бессилье слиты до конца.

Вот так же страхом оглушён
И мощью собственного эха,
Смекнув, какая ждёт потеха
Над пропастью нависший склон:

Ни отступить - ни сметь нельзя!
Там всё к движению готово.
Одно, бестрепетное слово -
И вздрогнут, оживут, скользя,

И гребня мрачная петля,
И дна слезящаяся глина,
И жёсткий мускул турмалина
В бескровной глыбе хрусталя.


***
Ножками-смычками раздирает плечи
Гибнущий в лохани золотой кузнечик.

Помогу бедняге, но сильнее ига
Путь его в овраге: как ему не прыгать?

Как не оступиться, уносясь во мраке
За мечтой - как птица от когтей собаки?

Ведь мечта и вера оттого и светят,
Что чумно и серо жить на этом свете.

Оттого и прятки, растабары-брани -
И, сладки-несладки, пьяные лохани.

Это вера страха, от тоски-печали, -
Как своя рубаха, что спасёт едва ли.

Ничего не надо - ни мечты, ни веры.
Гроздья винограда золотят шпалеры.

Не вином единым, хлебом или салом -
Лишь Отцом и Сыном прорасти бы в малом.

Только жизнь в ударе, удивит интригой -
Не закажешь твари: "Погоди, не прыгай!"

Ускакал кузнечик от судьбы-корытца -
У слиянья речек в луже утопиться...



***
       Если ты просишь у Бога смирения
         и не принимаешь человека,
            посланного тебе для смирения,
               то ты не знаешь, чего просишь.
                Св. Паисий Святогорец

Виновна не плоть – ведь грехи не присущи зверью.
Прощает – Господь, обижающих – благодарю.

Они тот прибор, что являет мне язвы мои.
Я зверь до сих пор, затаившийся между людьми.

Я знаю, что зверь, и от этого знания грех.
Что делать теперь, я как все и отделен от всех.

Приходит пора, и приходит из тьмы человек, –
И в сердце дыра, и пылает от ярости снег.

Я знаю, что зверь, и от этого горше стократ.
Качается дверь, и в ушах её петли скрипят.

Я с горем своим среди всех, как зверёныш, один.
Я гневен, как Рим под напором своих Палестин.

Я важен, как гусь, и сгораю ответить теперь.
Но всё же сдаюсь: я ничтожен, я низок, я зверь.

И нет никого, кто бы эту беду разрешил.
Дороже всего утешенье, которым я жил,

Которым отсек и возвысил над зверем себя.
Но вот – человек, и опять я мерзее червя.

Я знаю, что червь, и от этого знания свет.
Я узник потерь, припоздавший на званый Обед.

Виновна не плоть, ведь грехи не пристали зверью.
Прощает Господь. Научающих – благодарю…



***
Вся жизнь на виду – вдохновенна, красна,
И больше ведь не на что ей опереться,
Как только на мёртвые спазмы рефлекса –
Живучую силу тупого рожна.

Удар – на удар. Неудача – стакан…
Как ролик, елозит затвор «автоматом»,
Но сам себе кажешься вечным солдатом,
Ремнём приводным – если только не пьян.

И так – бесконечно, нон-стоп, на ура,
Рефлекс на рефлексе противу рефлекса:
То тёмный огонь вопиющего Лепса,
А то – незатейливый выхлоп Шнура…

Безжизнен мажор обусловленных тем,
Но партия жизни проста, безусловна.
Её ты глушил и закатывал в брёвна,
И в том, что дорога тесна и неровна,
Виновна дорога – не значит совсем…


***
Бросить мир - и жить, войдя навеки
В Благодать, как в светлую струю.
Только думой тяготятся веки.
Только мир печалит и в Раю.

Стану тих, скрывая беспокойство, -
В суете сует не преуспеть...
Есть души нетронутое свойство:
Всех принять и всё перетерпеть.

Боже, не таи Своей науки.
Я гордыню окормил тюрьму.
Я тяну обрубленные руки
Безрассудно к небу Твоему.

Дождь омыл калиновые кисти,
Схваченные охрой кровяной.
Охлади к возвышенной корысти.
Опали для милости скупой.



***
Чудилось, будто недолго я спал
В ночь с воскресенья на вторник.
Снилось – зубами обломанных скал
Перетираются корни.

Корни неправильной жизни моей,
Так и не давшие цвета,
Но уберёгшие дивный ручей,
В душу впадающий где-то.

Как ни тревожил бы давешний сон,
Как ни тяжёл понедельник,
Буду спокойно воодушевлён,
Будто надыбавши денег.

Буду по-новому – тих и смирен –
Чистое слушать теченье
И вырастать из железных пелен
Страха и самозначенья.

Буду настойчив – и этим силён –
В правде того, что незримо,
Что натуральней, чем призрачный сон
Будней, несущихся мимо.



***
Спорить не о чем: напрасно
Проживать на белом свете,
Не стяжая ежечасно
Токи явственные эти, –

Чтобы въявь, не по идее,
Стать вещественно-безбрежным,
Отношение имея
К обитаемым скворешням,

К тихой страннице-пылинке,
К пыльной поросли в кювете,
К полоумному на рынке,
Параллельному планете,

Быть всегда повсюду разом
Без участия причины –
Где земная персть и разум
Беспрепятственно едины,

Неспособным обмануться
Мантрами самообмана,
Чьё наушничество куцо,
Неестественно и пьяно, –

Чтоб узнать, открыв однажды
В откровении незваном,
Что и это всё не важно,
Хоть и не было обманом,

Что, в таинственной Утробе
Обожжён согласно чуду,
Сам становишься подобен
Освященному сосуду…



***
Сочтёшь ли, что предан как есть?
Возьми, чтоб хозяйничать здесь.

Срази мой устав наповал,
Чтоб я Тебя не забывал.

Удушливой болью в груди,
Огнём моё сердце пройди

И всё, чему должно сгореть,
Сожги, да не явится впредь!

И плоть мою удостой
Составом единым с Тобой.

И правом таким надели,
Чтоб смел я на скорби земли,

На всё, что пришло умереть,
Глазами Твоими глядеть.

А впрочем, – что я, что не я, –
На всё будет воля Твоя.


***
Вспомнишь вдруг - и вернёшься туда,
Где окажется всё настоящим,
Где синеют туманные чащи
И шумит ледяная вода.

Там не сохнет смола до сих пор
На боках перевёрнутой лодки,
И гудок парохода короткий
Окликает рыбачий мотор.

Там за старым железным мостом
По дощатой меже тротуара
Всё идёт, золотясь от загара,
Мальчуган - как во сне золотом.

Под кудряшками шея худа,
Три полоски и краб на рубашке...
Так, к босому, по пыльной ромашке
Забредаешь к себе иногда, -

Но ступает тебя сторонясь
Этот маленький мальчик в матроске.
Лишь скрипят тротуарные доски,
Уплывая в мерзлотную грязь.


***
Засыпаю... Дол в тумане,
Буровая меж кострами.
Лязг металла о металл.
Звук далёко за увал
Отлетает плотным эхом -
И тайга пихтовым мехом
Глушит сонно тот вокал.

На юру - торосы грязи.
Ларь с тушёнкою в лабазе.
Вахта держится, не пьёт.
Шкив, дрожа, ремень грызёт.
Свечи звякают замками,
Ходят поршни желваками -
Гонят соль в мерзлотный лёд...

А вокруг - сугробы сини,
И на синие пустыни,
На утёс-анахорет -
Из дали в мирьяды лет,
Из глуби неколебимой,
Возжены холодной схимой,
Звёзды сеют ровный свет...

Сон летит, как детства грёза,
В царство белого мороза,
Где под снежным клобуком
Дремлет сруб, курясь дымком.
От белков безмолвьем дует, -
Лишь под камушком воркует
Ключ заветным языком.



***
Уже не памятью живёшь, хотя жива она:
Что было правдой, ныне – ложь, ложь правдою сильна.

В надежде посетить края, где я когда-то жил,
Обманут был желаньем я: я о себе тужил;

Я мнил себя в числе особ, хотя мечталось лишь –
Поверх иных желаний – чтоб узнал меня Иртыш.

Найду ль знакомца-голыша?.. Песком истёрт голыш.
И нет того уж Иртыша, хоть всё же он Иртыш.

Я верил: опыт мой – стезя. Но прах его броня.
И нет вчерашнего меня, хоть, вроде, тот же я.

Что было правдой, ныне – ложь, той правдой ложь красна.
И уж не памятью живёшь, хоть и со мной она…



ДОНБАСС

Разрывы то реже, то чаще.
У линии жарко сейчас.
Смятение музы молчащей
В предутренний сумрачный час.

Участие вытянет слово,
Бессилье утянет назад.
Война - это страшно и ново.
"Обычно...", как здесь говорят.

Но скулы Донецкого кряжа,
Глаза фронтовых городов
Ту твёрдую правду расскажут,
Что видеть не всякий готов,

Что дети разбитого дома
Разносят без слёз по сердцам,
Что стрежень живого разлома
Уже не затянется сам.



***
Добро и зло хоть смешивай, хоть разделяй, –
Неведенья и тьмы в обоих не убудет.
С Мечом, что брошен в мир, управятся ли люди?
Скорее, Он их всех разделит невзначай.

Мать сына оттолкнёт, и дом оставит сын,
Когда из глубины Исус на сына глянет
И позовёт, – и жизнь, что мучает и ранит,
Вдруг то приобретёт, что даст лишь Он один.

И станет то добром, что явит правду зла,
И что вчера добром казалось – ложью станет,
И прелесть жизни той, что празднует и манит,
Запахнет тьмою, где обманам нет числа, –

Но где из всех щелей сочится Вечный Свет,
Где без обмана бы и не было прозренья,
Где нет добра без зла, без Смерти Воскресенья, –
Где тайно Жизнь течёт, в которой смерти нет.



***
Мечтательный узник своих представлений о значимом,
Привычно спешащий за их подтвержденьем к апостолам,
Увижу ли вновь отражение Неба как пламени
В пруду сотрясённого Прикосновеньем сознания?

Прекрасные для натюрморта, плоды просвещения,
Увы, несъедобны и вкусом живым не порадуют,
И нет уже к ним аппетита у сердца голодного,
Хотя они, вроде, и вспоены чистою правдою.

И бросить их жалко уму, и нести утомительно, –
Он одновременно хитёр – и наивен по-заячьи:
Сам петли мудрёные вяжет и сам попадается,
И верит, что к небу свободы восходит познание.

Что – знание? – «я», или мёртвая копия истины,
Любимый свидетель и страж своей собственной важности,
Чьей силой не терпится нам завоёвывать общество, –
Вот истина. Ясно, что знание – это иллюзия,

Убежище, кожа давно прожитой мимолётности,
К тому же не нашей порою, а просто присвоенной,
Как маска из «комиссионки» с приличной гримасою,
Что сведущим обществом признана зрелою личностью.

И кажется, тает реальность, почти невозможная,
И каждая формула смысла троит многоточием…
Но всё же – ножи сочетаются с тайными ножнами,
Но всё же – нужда иногда умолкать на обочине.

Привычно-невидима, скрыта, как сердце медузье,
Ярка и опасна, как в заросли ягода волчья,
Иллюзия факта снимается фактом иллюзии, –
И нет ни оков, ни вопросов, ни мук многоточия.

Там знание входит свободно без слов и усилия,
Как воздух дыхания, данный по необходимости,
Там вовсе не важны ни статус, ни пол, ни фамилия,
Которые вряд ли способны подобное вынести.




***
Объятьям света у реки пока что безответны
На все на почки-пуговки застёгнутые ветви.

Но сила тайная ствола, отзывчивая к свету,
Уже присягу принесла грядущему расцвету.

И ты там был, и Свет не пил, и был застёгнут миром:
Бумагу перьями чернил и щеголял мундиром.

Но Жизнь, свободная, как стих, как чистота колодца,
Вот-вот из пуговиц твоих листочками прорвётся.



***
Забрезжил Свет, и сброшены Ученья.
Заместо Цели – чуткое Зеро.
Закон Добра не ищет наслажденья, –
Но им до звёзд наполнено Добро.

Ум обострён, но средь его развалин
Не живы ни ранжир, ни ранг, ни ценз…
Путь совершенства иррационален, –
Но что рациональней совершенств?

Нет ни надежд, ни тёплого насеста,
Но всё – уместно, как ни назови.
Любовь души с расчётом несовместна, –
Но что же эффективнее любви?

Всё так легко! – и даже то, что трудно…
Лишь изумлённо поднятая бровь…
Любовь неосторожно-безрассудна, –
Но как же безошибочна Любовь!



***
Мир не воскреснет от введённых мер,
Поступков добрых, праведного слова.
Спасает мир не святости пример,
А Сила, что идёт через святого.

И лишь Её участие в речах,
Поступках, мерах – часом наилучшим –
Огнём уравновешивает страх
И отмеряет Свет в сердца заблудшим –

Через сосуд с особой чистотой,
С закалкою неветхого завета,
Мембрану, газовый рожок простой,
Живую точку приложенья Света.



***
Чтоб речь, как вино, полилась, непременно потребно забыться.
Но трудно забыться тому, кто усилием хочет забыть:
Причина желаний всегда, всё равно проступает на лицах
И делает речь и пустой, и завитой в лукавую нить.

И вроде по делу и гладко идёт, и приятна по звуку,
Собранье жужжит благосклонно, готово на аплодисмент,
Но после как воспоминанье оно умещается в скуку
Таких же забытых речей, что на тот восхищали момент.

И эта сплошная чреда преходящих, ненужных событий
Прессуется в макулатуру, как жизненной важности хлам,
И нет в этой жизни причин для глотка беспричинных наитий,
Тоска по которым всё реже преследует по вечерам.

И нету причин, чтоб, умолкнув, оставить вино пересуда,
Чтоб снова родиться, для выслуги лет умерев навсегда,
Чтоб новая речь, как нежданные слёзы, пришла ниоткуда,
И жизни теченье уже не могло бы утечь никуда.


***
В переменах своих вечно девствен и нов
Вольный очерк живых кочевых облаков.

Научиться б смотреть, подвигая, любя,
Эту жизнь-полусмерть к обновленью себя.



***
Праведник поневоле… Может, я сам таков?
Грозно завис над полем фронт с бородой облаков.

Грянет – или минует? Что посулит потом?
Давит – и дует, дует в полузатменье пустом.

- Царствие входит махом, – не устаёшь повторять.
Ветхозаветным страхом милости не стяжать.

Волей не сдвинуть гору – встанет гора опять.
Истинно ли, что без спору истины не стяжать?

Милость – не плод заслуги, праведность – дар Любви.
В зрелищах Кали-юги смиренны глаза мои.



***
«Церковь не в брёвнах, а в рёбрах»*, однако, –
Так понимал испокон,
Кто не зависел от всякого знака:
Слова, кадила, икон, –

Но, в равновесии верных пропорций
Сердца и правды живой,
Еретика или иконоборца
Век обходил стороной;

Кто, памятуя себя непрестанно,
Господу внемля до слёз,
Мощным евангелием Иоанна
В духе питался и рос,

Чтобы, законов толпы избегая, –
Но и в толпе, может быть, –
Течь не просторной дорогою к Раю,
И не с течением плыть;

Чтобы, по жизни бредя стороною,
Вдруг, на стеснённой тропе,
Быть потрясённым душою чужою,
Чуть приоткрытой тебе;

Чтобы понять, отступая до края
В тёмном чаду полусна,
То, что душа не бывает чужая,
Но лишь и только – Одна;

Чтобы, уверившись в Слове Едином,
Сделаться, скомкав слова,
Не прихожанином верным, но сыном
Церкви, что вечно нова.


---------------------------------
*Поговорка, заимствованная у В.И.Даля.


***
Постой со мною на краю земном,
Где блещет жизнь рокою золотою,
Где светлой тенью наш высокий дом
Скользит вразрез неистовому зною.

Постой со мной на скошенной траве,
Пропахшей одуванчиковым соком,
Не думал я, что приведётся мне
С горчащей песней слиться ненароком,

Иною, вдохновенною судьбой
Теней грядущих трепетно коснуться...
Постой со мной, до стылых звёзд постой,
Когда они в зените покачнутся,

Когда сверкнёт росою золотой
Вся жизнь моя, повитая тобою,
Когда неугасимою звездой
Пройдёшь со мной над пропастью земною.