Как уходят из этой жизни Ангелы

У меня всегда проскакивала мысль о том, что лишь бы мой будущий ребенок не болел самой страшной болезнью. Что это? Генетическая память? Мой отец болел миопатией. Но я его почти не помню. Мама ушла от него-мне было 4 года. Помню, что он был слаб. Правда, умер он в 50. А мне достался очень мутировавший ген. Антоша родился, и я не хотела замечать  его незначительной слабости. Считала его неуклюжим из-за полноты. Конечно, окружающие видели, что с ним что-то не так. А я нет.С рождения он много и хорошо ел. Я думала-могучий парень растет. Он был очень веселым, сообразительным мальчиком. Разговаривать начал в 7 месяцев. К году уже говорил предложениями. Ходил, держась за мой палец, до 1,3. Вроде и бегал, только отставал от других. Зато как на велосипеде летал! Быстрее всех. В 3 года отдали его в обычный садик. Воспитатели стали мне говорить, что с ним что-то не так. Со второго этажа съезжает на шубе. Поднимается на второй этаж тяжело. Устает в походах в город и т.п. В 5 лет мы проходили плановый мед. осмотр. Невропатолог его посмотрел, сказал, что все нормально. И тут я говорю, что он боится переступать бордюр. А к тому времени его икры стали твердыми и иногда болели так, что он стоять на ногах не мог. Невропатолог сразу взялась его обследовать и нашла, что мышцы ног, спины гипертрофированы. Сразу диагноз. Он не будет ходить. Я не плачу, не падаю в обморок. Я просто в шоке. Не поверила.Направили в область, диагноз подтвердили. Тогда, в 90-е денег не было. Врачи злые. Я никогда не оставляла сына одного в больнице на протяжении всей его жизни. Спала на полу, мыла палату, чистила туалет, смотрела за детьми, кушать мне было не положено (Антоша мне оставлял), еще и за место (несуществующее) платила. И выслушивала грубость, хамство врачей. Приехали домой. Нам дали группу инвалидности и расписали лечение. Стали лечиться. Сначала не пошел прозерин. На него развился синдром эпилепсии. Снова в область уже лечить эпилепсию. Там подбирали препараты. Но я не экспериментировала с сыном. Сразу мне почему-то понравился финлепсин. И правда он помог. Принимали его до 15 лет. В больнице мамочки устроили протест беззаконию врачей и медсестер, и меня выписали с нарушением. Медсестры сказали: «Нечего с детьми ложиться. Оставляйте их. В кровати пусть валяются.»
На консилиуме перед выпиской заведующая стала мне выговаривать, но генетик ее оборвал. Потом не пошел АТФ и т.д. Лечение от миопатии прекратили. Я заваривала травки, смотрела, чем лечатся другие миопаты. Во общем, нельзя давать ребенку что попало. Лучше вообще ничего. До 13 лет все шло неплохо. Конечно, миопатия прогрессировала. Он ходил уже на носочках. Массаж и прочее против контрактур не помогали. Перестал ходить в 13 лет.
Но инв. коляску нам дали в 11 лет. И мы гуляли по городу. Антоша сел на нее с удовольствием. Сильно тяжело ему было ходить. И он был рад этой коляске. Делали операции по подсадке его облученных клеток. Мне обещали 99,9% выздоровления. Будет ходить и даже бегать немного. Не пошел наркоз. Неделю его рвало. Потом я вдруг увидела, что у Антоши глаза впали, а под ними синяки. Я пришла в ужас. Сказала, что засужу, если умрет. Медсестра мне ответили: «Вы, знаете, как страшна миопатия? Он всеравно умрет» На что я сказала: «Это будет потом, а вы сейчас его убили.» Они мне принесли какое-то успокоительное в ложечке. Я выпила. Оно оказалось очень сильным. После недельного бодрствования, я просто забылась. Проспала всего час. Надо было вставать, а я не могу проснуться. У меня началась рвота. А Антоше стало лучше. Ему надо было ходить. Я за ним, еле-еле. Не знаю, как сама выжила, но после этого у меня началась депрессия, которая со мной по сей день. Депрессия была страшной. Я похудела до 32кг. Соседи говорили: рак. И хоронили меня. Я и сама себя хоронила. Потом вдруг, через 3 месяца своего умирания я увидела грустный, сиротский взгляд сына и поняла-надо жить! Я стала выходить из депрессии сама. Обострение прошло, но депрессия осталась.
К 13 годам Антоша пополнел. А потом у него начался гастрит. И в 15 лет первое ужасное обострение. Его рвало 2 недели подряд. Желудок не принимал даже воду. Отказала поджелудочная. Сахар 22. От него несло ацетоном. Он ослеп, побывал без сознания. Потом рассказывал, как ТАМ хорошо и легко. Когда он был без сознания, я заплакала, говорю: он умирает. А он мне оттуда отвечает четко и ясно: «Я не умру» Врачи не брались его лечить. Мы попали в апреле в больницу, а презентация 3 сборника стихов должна была состояться в мае. И тут позвонили с области-я плакала и кричала в трубку: «Помогите!» Набежали врачи всех профессий, вызвали реанимацию, сразу поставили "бабочку" и стали капать. Откапали. У сына потом долго белки глаз были красными. Венки так полопались.
Потом обострение за обострением. Он учился на отлично. Черпал знания изо всех источников. Много мне рассказывал всего интересного. Писать стал стихи с 9 лет, когда, с легкой руки первой учительницы, от него отвернулись все. Стали бить, жестоко. Я с ума сходила тогда. Детская жестокость-это ужасно, особенно, если ее поощряют родители, учитель, соседи. Их давно никого нет. Все ушли из жизни. А кто стал наркоманом. 4 раза в год с обострениями лежали по месяцу, потом 2 месяца восстанавливались дома, и снова обострение. Прибавился ужасный бульбарный синдром. Началось неприятие организмом то того препарата, то другого. Окончили 9 кл. лежа в больнице. Он не мог никуда ездить-сразу рвота и умирание в больнице. Вот так умирал и воскресал. Уговаривали нас учиться дальше на золотую медаль. Антоша сказал, что золотую медаль с такими скудными знаниями он не заслуживает. И начал заниматься самообучением. Оно дало куда больше знаний, чем школа. Складывал числа в уме. Не понимал, зачем для работы с числами нужны столбики. Задачи решал-сразу говорил ответ. Был всесторонне развит, интеллигентен.
Его полюбила девушка, но он не подпустил ее. Сказал: "Она молодая, а я немощный, не хочу ей жизнь ломать". Вот так вся его жизнь была в компьютере. Сидел до конца. Только за неделю до смерти уже не мог-задыхался. Следил за медицинскими открытиями. Верил, что доживет...
В январе 2013г. года обострение пришло неожиданно-неожиданно и ушло, ослабив сердце. Антоша сказал, что сердце ослабло, и еще одного обострения он не переживет. Потом говорил, что легкие трутся о ребра, даже больно, что не может вздохнуть воздух на полную. Когда заболел в этот раз-сразу почувствовал, что все-конец. Молчал, но по глазам было видно. Мышцы все умерли, и органы стали отказывать. Оттек легких, 6 часов сильнейшего задыхания, инфаркт и тихая смерть. Когда болел-говорил на выдохе, очень плохо. За день до смерти сказал: «Я давно живу в долг, пора уходить, а ты, мама, поживи без меня счастливо, ты заслужила, очень я тебя намучил». А я ему: «Ты еще меня переживешь!». Когда стал задыхаться резко вечером, спросил, что с ним. Я сказала: "Это аллергия на лекарства, утром пройдет». У меня и мысли именно в этот раз не было, что он умирает. Антоша все спрашивал, когда утро. Он быстро ушел, только произнес: "отпустите, я умираю." Произнес чисто, и дышал спокойно. И просто уснул. С улыбкой. Ушел из жизни светло. Это было 4 часа утра 27 сентября 2013. А утром муж сказал: «Ну вот и утро. Антоша ты его ждал, чтобы оно принесло тебе облегчение.» (Людмила Гапоник)