Serpente verde

Я жизнь корявую свою
Украсить не сумел весельем.
Таков мой путь: я с детства пью
И маюсь по утрам похмельем.

Так вышло — сам я не хотел,
Но волей черного пророка
Меня втащили на вертел
Неизлечимого порока.

Я пил всегда, я пил везде
И, соблюдая постоянство,
Стремился к сумрачной звезде —
Звезде безудержного пьянства.

Я пил в трамваях и в метро,
Я пил в горах и в подземелье.
Я заливал в свое нутро
Все, что способствует похмелью.

На свадьбах и похоронах,
На юбилеях и тусовках —
Я был своим в любых стенах:
В гулянках и простых массовках.

Я пил Анапу и Агдам,
Пил Жигули и Старый Мельник,
Бывали даже дни, когда
Я пропивал последний тельник.

Не важно, праздник ли, беда —
Чтоб не случилась вдруг заминка,
На форс-мажор была всегда
В моем кармане четвертинка.

И я не помню этих лет —
Года спиртовыми парами
Исчезли, не оставив след,
За параллельными мирами.

С кем спал я и кого любил
В порывах нежности минутной,
Где ночевал, что ел, что пил,
Я вспоминаю очень смутно.

Меня гоняли из гостей,
Боясь того, что я все выпью,
Мамаши мной своих детей
Пугали, как тифозной сыпью.

Я в их глазах не находил
Ни доброты, ни снисхожденья
И оттого все больше пил,
Как демон зла и вырожденья.

На завтрак, ужин и обед —
Я пил и в праздник и сочельник.
С тех пор последних сорок лет
Я ненавижу понедельник.

Я про похмелье знаю все,
Бывает, слышу каждый орган,
Когда знобит, штормит, трясет,
И ангел нервно ждет у морга.

Хреново… Тут еще жена
Придет в обличье кочегара,
И сам прочувствуешь сполна
Вкус своего же перегара.

Она откроет дверь в тот мир,
Где черти, сидя на тарелке,
Плюют бесстыдно в мой кефир,
А с ними две шикарных белки.

Какие тетки! Все в мехах!
И ведь совсем не недотроги!
Я б им покаялся в грехах,
Да черти не дают дороги.

С размаха бью их в аватар,
Бегу в страну, где праздник света,
Но здоровенный санитар
Свое накладывает вето.

Но мне плевать: что спирт, что ртуть!
Хоть убивай — свое я выпью.
Морали ханжеская суть
Не проникает в бошку рыбью.

Я, может, мог бы быть велик,
Но этот шанс в другом сюжете.
Теперь же я седой старик
При ограниченном бюджете.

Господь мне ничего не дал:
Ни звезд, ни титулов, ни званий,
Залив под пробку арсенал
Моих возможных дарований.

Читатель, выгляни в окно,
Не покривись в усмешке гордой:
Там, в подворотне, пьет вино
Мужик с давно не бритой мордой.

Не жмись, плесни в стакан чуток
Того, что с праздника осталось —
Ему живительный глоток
Сейчас важней, чем стыд и жалость.

И все, что ты ему пришлешь,
Он примет с благодарной дрожью.
Ведь это в мой стакан ты льешь,
А может, в свой — все воля Божья.