Политинформация

- Ты, завтра вместо меня, после завтрака проведёшь политинформацию, - сказал замполит, собираясь вечером    домой, -  а потом, посмотрев на моё удивлённое лицо, добавил, - мне с утра в политуправление дивизии вызывают, а ты – секретарь комсомольской организации, и как моя правая рука, я думаю, с этим легко справишься. Почитай газетки, последние новости о том, что в мире творится, и изложи своими словами перед ротой на политинформации.  Недаром же я тебя выдвигал всё это время.
  И попрощавшись, вышел из канцелярии роты.
«Нефига себе! - подумал я, - одно дело на комсомольском собрании общими фразами - воздух сотрясать, а другое дело рассказать конкретно, что-то по делу.   Хотя, по большому счёту замполит прав. Ведь это он, после трёх месяцев службы, предложил избрать меня комсоргом взвода, чтобы я, как художник красочно оформлял протоколы в большой общей тетради, и ещё по тому, что у меня язык - подвешен, и я за словом в карман не полезу, легко смогу выступать и вести собрание».
   Вспоминаю, когда только нас призвали, командир взвода лейтенант Макаренко, на занятиях, что-то там такое заумное рассказывал, правда, не помню по какому поводу. Ну, и ляпнул про Пигмалиона, как тот нарисовал картину красивой женщины, влюбился, а потом оживил её. Тогда я не удержавшись, дополнил его, а вернее поправил, да так, что все поняли, что нихрена этот литер не знает.
Подняв руку, я сказал:
- Разрешите, небольшое уточнение? – и сразу продолжил, - Пигмалион - был скульптор, из слоновой кости сделал великолепную статую женщины, а потом влюбился в неё, а богиня любви - Афродита, оживила её, - это мы по истории искусств в училище изучали. А то, что вы нам сейчас поведали – это из рассказа Толстого, про графа Калиостро, который действительно оживил женщину, написанную на картине.
   Тогда лейтенант, с трудом сдерживая раздражение, сказал:
- Большое спасибо, за дополнение.
И так, проходило, почти каждое занятие, а я пытался вставить свои «пять копеек». После третьего раза, литер уже с нескрываемым раздражением говорил:
- Так, не надо никаких дополнений, потом расскажешь.
   И действительно, в курилке меня наши бойцы, часто просили, что-нибудь этакое поведать.
  Со временем, это дошло до нашего замполита, и он начал меня приглашать, чтобы я выступал на собраниях.   
 Ну, а для меня, - это, как дураку с горы катиться, ведь я ещё в училище делал фотогазеты вместе с секретарём нашей комсомольской организации,  преподавателем по истории – Зинаидой Петровной и часто выступал на собраниях. Она была старше всего на четыре года и мне очень нравилась с ней по вечерам работать. Я клеил фото на газеты,  беседуя с ней на разные темы, набираясь уму-разуму...
   И вот наш замполит капитан - Деревяженко, сначала сделал меня комсоргом взвода, а через полгода, когда я заканчивал учебку, предложил остаться в роте с присвоением звания младшего сержанта в должности командира отделения. А потом стать еще и секретарём комсомольской организации роты.   
 Я поначалу даже возражал, потому, что  хотел поехать дальше в войска, ведь у нас тогда многих посылали за границу, типа в страны Варшавского договора.
  Услышав мои наивные рассуждения, он только рассмеялся, а потом сказал:
- Тебя дальше Бердичева не пошлют, у тебя в личном деле такое понаписано, что тебя к границе ближе чем на пятьсот километров подпускать нельзя, так, что - и не мечтай о странах соц.лагеря.
- Это, почему?
- Во-первых, ты из интеллигентной семьи, во-вторых – художник, а в-третьих, - нафига ты учишь английский язык?
- Откуда, вы знаете? – удивился я.
 - А у тебя лейтенант Макаренко в столе видел русско-английский разговорник.
- На гражданке я ходил на курсы английского языка, - оправдываюсь, - и чтобы не забыть, продолжаю дальше учиться.
- Вот, видишь, - это подозрительно, а у нас половина офицеров не то, что английского, а и русского нормально не знают. Так, что оставайся у нас в роте, будешь младшим командиром, секретарём комсомольской организации, - это лучше, чем ехать опять, куда-нибудь в захолустье, да ещё - молоды салабоном.
   Подумал я, подумал и решил согласиться…
 И вот теперь, как правая рука замполита, мне  завтра предстоит провести политинформацию. С одной стороны – это не сложно. Надо - просмотреть некоторые заметки в газете о текущих событиях в мире. Можно даже и прочесть, а кое-что своими словами пересказать, а сделать это  для ста двадцати молодых бойцов нового призыва – "как два пальца…"
 Единственное, что меня смущало, так, это присутствие некоторых офицеров, и особенно лейтенанта Макаренко.
  Вечерком перед проверкой я просмотрел прессу, сделал заметки и даже вырезал из газеты нужные статьи.
  А утром после зарядки и завтрака, все солдаты и сержанты, разместились на табуретах в расположении роты, прослушать мой доклад. И пару офицеров в том числе и ком.взвода лейтенант Макаренко присоседились сбоку.
   Своё выступление я начал без всяких прелюдий.   
 Так прямо и сказал:
-Замполита в политотдел вызвали , и политинформацию поручили провести мне.
   Поэтому, как говорят в Одессе: «Сидите там, слушайте ушами сюда, отсюда будет – проистекать!»
А все, как такое услышали, даже начали ржать, а с ними и офицеры, и только Макаренко, сидел серьёзный и внимательный, в надежде, что я где-то проколюсь, чтобы, настучать замполиту.
   А я,начал: о  состояния дел в Европе, о войсках НАТО, как они бряцают оружием  и чего творят во всём мире, а потом плавно перешёл на Соединённые Штаты и гонку вооружения, а под конец - Варшавский договор и даже сравнительную характеристику наших Т-64 и Т-72 с немецким «Леопардом» и американским М-60.
 Это я вычитал в журнале «Военное обозрение» и будущие танкисты, в отличии от офицеров, которые сразу же ушли вместе с Макаренко, проявили большой интерес. А под конец, что бы так сказать, закончить - на высокой ноте, ещё и анекдот рассказал. Про то, как дежурный по штабу полка докладывал замполиту, мол, за ваше отсутствие никаких происшествий не случилось, за исключением, что издохла лошадь. Когда тот поинтересовался, как это произошло? Тот ответил, это потому, что всю ночь возили воду, так, как в штабе был пожар, и сгорело полковое знамя. Замполит тогда спросил, а что ж он об этом в первую очередь не доложил? А дежурный отвечает, мол, что он так сразу и сказал командиру полка, а тот – застрелился. Вот теперь он решил постепенно подготовить, так сказать почву,  а потом – доложить.
  И все начали смеяться, а я был очень доволен, что так хорошо прошла моя первая политинформация…
   Потом мне часто приходилось проводить вместо замполита подобное мероприятие, и даже ротный, как-то проговорился, что я провожу её лучше, более интереснее, чем Деревяженко, потому, как у меня не такой сухой и казенный язык. Замполит тоже не остался  в долгу – не прошло и пару месяцев, как он меня направил в вечернюю партийную школу, при политуправлении дивизии.
А мне, это только – наруку.
  Во-первых, - два раза в неделю перед ужином, я и ещё пару сержантов, посещали занятия, где были даже прапорщики.
   Во-вторых, - я ходил на всякие собрания, заседания и тому подобные комсомольские  мероприятия, и поэтому меня редко посылали в какие-нибудь наряды или работы, и я совсем мало занимался своими прямыми обязанностями, как командир отделения. Правда, ставили меня в наряды, только тогда, когда, вообще, никого в роте из сержантов не оставалось, а все были заняты.
  А в-третьих, - после того, как я, опять же, с подачи замполита, выступил с трибуны перед целым полком  с пламенной речью на политическом празднике,меня приняли в партийный комитет. И присвоили очередное звание – сержанта.
   Командир взвода был очень не доволен, потому, как я вроде бы и есть, но и в тоже время, всегда был занять, так что меня, вроде бы – и нет.
  И он периодически, мягко говоря, вставлял мне палки в колёса – то на танкодром пошлёт с бойцами, то -дежурным по кухне поставит, хотя последнее, я и сам очень любил…
    И вот в одно из таких дежурств, сижу со старшим сержантом прошлой смены после ужина, чай с маслом и пряниками пью – смену принимаю, а мои бойцы шуршат: кастрюли, ложки, тарелки, кружки по описи пересчитывают, как положено.
 И тут приходит Серёга Унжаков, тоже сержант из нашей роты второго взвода, и прямо, так с порога, спрашивает:
- Мужики, на кухне осталось чего-нибудь съестного, а то я только с дежурства из танкодрома?
- Да, вот садись с нами почаёвничаешь.
- Да мне бы чего-нибудь по серьёзнее на закуску, а то я вот, достал, по случаю, там, в соседнем селе самогонку и несу своим дембелям - на пробу, - и показывая трёх литровый танковый термос, продолжает, - могу и вам плеснуть.
И  тут же, открутив крышку,  в свободные пустые кружки стоявшие на столе, налил содержимое, которое разнесло по залу стойкий запах сивухи.
- Там с прошлой смены, макароны остались, да квашенная капуста,- предложил старший сержант, -  ну и хлеб с маслом. Пойдёт?
- Конечно, - сказал Серый.
- Только я не могу, сейчас выпить, мне ещё журнал приёма продуктов, в штаб полка нести, - говорю, - я лучше потом.
Но тут, бывший дежурный встрял в разговор:
- Ты пока будешь ходить, весь самогон испариться, так, что давай хлебай, а, кода придёшь на доклад к дежурному по полку, стань в самом конце – вот он и не унюхает, - а потом, что бы меня совсем «обезоружить», добавил, - эх, молодо-зелено, ты ведь почти год прослужил, а я уже – полтора, и за это время - сто раз так делал.
Последние слова во мне окончательно разбили сомнения и я согласился.
Подняв кружки, мы чёкнулись и раздался металлический звук, тогда старший сказал:
- Что бы было глухо, как в танке!
   И мы, обняв кружки ладонями, чокнулись второй раз, уже костяшками пальцев…
   Выпив и закусив на всякий случай луковицей, мы, ещё немного посидев, разошлись, так как по времени уже начался отбой. Они пошли в свои роты, а я, прихватив журнал с приёмкой продуктов, пошёл в штаб полка…
   Возле него уже стояли и курили сержанты – дежурные по ротам. Я тоже решил немного «пыхнуть», чтобы погасить запах перегара, но из открывшейся двери послышалась команда: «Заходите! Строится в коридоре!»
И все пошли выполнять приказание. Я старался не торопиться, зайдя последним.
   Стоим. Выходит дежурный по полку старший лейтенант Макаренко. Мне даже стало, как-то непосебе, я, ведь, не знал, что и его  поставили в наряд.
А он, как всегда, начал разглагольствовать, про обязанности дежурного по роте и дневальных, ну, нести тому подобную околесицу. Сержанты стояли, молча и скучно смотрели на литера. Им за год, а некоторым и полтора, ходившим, каждую неделю в наряд, а бывало и чаще, это пустопорожняя болтовня порядком поднадоела. После последних слов напутствия они хором рявкнули: «Так, точно!» - и разошлись.
И тут дошла очередь до меня. Я доложил, как положено, что меня поставили дежурным по кухне, и я принёс журнал приёмки продуктов, на подпись.
Макаренко взял журнал и расписался внизу, а, когда отдавал, внимательно посмотрев на меня, спрашивает:
- Сержант Сипков, по-моему от вас алкоголем пахнет?
- Никак, нет! – бодро отвечаю.
- А ну, дыхните, - и снимает фуражку, тыча мне под нос внутренней стороной.
И мне ничего не оставалось  делать, как выдохнуть, правда, в себя. Но самогон был сельский, видно – из  буряка, и даже вперемешку с луком, а в этом случае,  дышать можно было, как - в себя, так  и - из себя, просто открыв рот, но всё равно стойкий запах сивушных масел  разлетелся по кабинету дежурного.
Литер, сначала, даже опешил, а потом, ехидно улыбнувшись, сказал:
- Я вас снимаю с дежурства, за нарушение воинской дисциплины! А вдруг вы пьяный в горячий котёл упадёте или руку в мясорубку засунете – будет «ЧП».
- Во-первых, - говорю, - это чушь, какая-то, а во-вторых - у вас ничего не получится.
- Это почему же?
- Так в роте из сержантов никого не осталось, чтобы меня заменить.
- Не может быть, - не унимается литер, - сейчас пойдёте с моим помощником, он вам  найдёт замену.
   Пошли мы с помощником, который был сержантом из первого  взвода нашей роты. Прослужив на полгода больше меня, он прекрасно знал, что дембелей будить – бесполезно, спросоня и спьяну, они могут ни то, что послать на три буквы, но и в ухо дать, прямо, как в сказке про Кощея Бессмертного, где был большой стражник, который всё время спал. А когда, его кто-то случайно будил, то он с криком: «Меня будить?» - тут же бил в фейс.
В общем, пока он ходил, искал свою жертву, я пошёл и лёг отдыхать на свободную койку, по дальше от прохода и со спокойной душой, выполненного долга, в смысле дежурства - уснул…
 Разбудил меня раздражённый голос Серёги Унжакова, он сказал:
- Вот, ты где, гад, пристроился, а я тебя по всем кроватям ищу!
- А в чём дело? – спрашиваю, - меня, как положено  сняли с дежурства, вот я и отдыхаю.
- Ну, ты сволочь, ещё и издеваешься. Меня ночью разбудили и заставили  вместо тебя на кухне дежурить, и мне пришлось спать на твёрдой  лавке в зале, а не в своей мягкой постели.
- Сам, виноват, - говорю, - нечего было самогонку в столовую приносить.
- Так, я хотел, как лучше, а получилось, как – всегда, - сказал грустно Серый, а потом уже бодрее сказал, - ты, иди спокойно и дежурь, литер в журнал происшествий ничего не записал, это его помощник мне по секрету сказал. Он же не последний дурак, чтоб насрать  в собственный  карман, представляешь, сержант его же взвода набухался на дежурстве, - с него же первого и спросят.
- Это хорошая новость, - говорю, - ладно, ложись на моё нагретое место, а пойду в столовую.
  Бредя в утреннем тумане, я подумал: «Вот интересный парадокс получается: меня, выпившего, не больше, ста грамм этого пойла, сняли с дежурства, а Серёгу, который с дембелями, почти трёх литровый термос выжрал – поставили. Ну, где тут логика?
  Хотя, я об этом начал догадываться, ещё до армии, на занятиях по НВП.
  Наш подполковник в отставке, который вёл это предмет, однажды, когда мы изучали устройство автомата,  спросил у нашего одноклассника Ивана:
- Из какого материала сделан приклад?
Тот, как написано в учебнике, чётко  ответил:
- Из твёрдых пород дерева!
- Правильно! - сказал подполковник, а потом продолжил, - а из чего сделано цевьё?
- Из твёрдых пород дерева? – отчеканил Иван.
- Не правильно! – рявкнул преподаватель.
Тогда, мы наперебой начали выдавать свои версии, перечисляя, даже породы деревьев и, когда дошли до бука и дуба, он, невыдержав, сказал:
- Читайте, что написано в учебнике, а там сказано: «Из того же материала».
Все начали смеяться, а подполковник на полном серьёзе говорит:
- И ничего, тут смешного нет, в армии надо выполнять, всё чётко по уставу, как написано!
 Вот, когда я об этом вспомнил - то всё стало на свои места: надо было снять  меня за пьянку с дежурства – сняли, надо было поставить другого – поставили, а вот если бы дежурный унюхал уже нового, то, наверное, опять бы и его снял, и поставили – другого. А так, как кроме меня и Серого,  кандидатов на дежурство не имелось, - вот нас бы всё время и меняли друг с другом, покамест мы не протрезвели. Ну, тогда - всё логично…»
  В общем, захожу в столовую, - на кухне завтрак варится, повара всегда сами приходят без напоминания, а мои бойцы шуршат: на столы чайники, посуду, кружки, ложки расставляют. Хлеборез в первую очередь хлеб раскладывает, потому, что сахар и масло командиры отделения получают сами, так на всякий случай.
Я только решил по чаёвничать с маслицем, да сахарком, а тут старший лейтенант Макаренко нарисовался. Ну, мне ничего не оставалось, как прервать свою трапезу и доложить, мол, так и так, за ваше отсутствие и моё дежурство, происшествий никаких не случилось, никто в котёл не упал и руку в мясорубку не засунул - столовая готова к завтраку.
  Тот, услышав, мою бодрую речь, аж, в лице изменился.
- Как, это ничего, не случилось? - разозлился Макаренко, -  а кого, я пьяного с дежурства снял?
- Не, знаю, - отвечаю, - я не пьяный,просто  вечером настойкой календулы больной зуб полоскал, вот вам и почудилось.  А, когда вы меня сняли с дежурства, так я только обрадовался, что буду спать в казарме, а не на кухне.
  От такой наглости, он на минуту даже потерял дар речи.
  Потом, придя в себя, сказал:
- Ладно, дежурь пока, после поговорим, - и пошёл к столу, где завтракал начальник столовой.
  Понятно, что втечении дня, он всё-таки доложил, замполиту и командиру роты, а те решил не выносить сор из избы. Всё-таки это не шуточное дело – секретарь комсомольской организации роты, член комитета полка, слушатель вечерней партийной школы и вдруг такое происшествие. Конечно, они учинили, как положено допрос.
А я - вотказ, говорю:
- Да, слушайте вы больше Макаренко, у меня просто заболел зуб, вот я и решил его настойкой  календулы пополоскать, который оказался на спирту, - соврал я на одном дыхании, - а  старший лейтенант,  просто на меня наговаривает из-за того, что я с отделением не работаю. А вы ведь сами знаете, что у меня дел выше – крыши, вот он и решил, таким образом, от меня избавится.
  В общем, всё удачно совпало: заканчивался год моей службы, курсантов учебки отправляли в войска, и приезжал новый призыв, а меня перевели в четвёртый батальон обеспечения, в котором была: рота инструкторов по вождению средних танков, рота хранения, рем.рота, связисты, работники разных отделов  штаба полка и даже шофера.
  А меня поставили на должность инструктора, с окладом даже больше, чем у командира отделения, но и работы – прибавилось. 
   Я оставался в комитете полка, но уже не был секретарём роты, и теперь меня чаще привлекали работать в клубе в качестве художника, а там приходилось пахать, почти целый день, - хрен сачканёшь. Но зато из начальства было всего два человека, вернее даже один – замполит полка, потому, как начальник клуба – не всчёт...
  И, вот, как-то собирают в штабе полка на очередное собрание, партийный комитет и после доклада секретаря парторганизации, мы переходим к очередному вопросу, а именно - принятие в кандидаты в члены КПСС.
Третьим в списке оказался мой бывший командир взвода старший – старший лейтенант Макаренко.
  Стоя перед комиссией, в которой, кроме замполита полка, начальника штаба и ещё пару офицеров и прапорщиков, находился и я, он чувствовал себя, как говорят: «не в своей тарелке».
А, увидев меня, он сильно удивился, и на лице было написано:«Всё хана, этот, гад, начнёт мне ставить палки в колёса».
   Замполит полка и остальные офицеры, начали задавать ему всякие каверзные вопросы, типа, апрельских тезисов, или на каком съезде партии осудили культ личности Сталина, ну, в общем, по истории КПСС.
 А он, видно, слабо был подготовлен в этих делах и отвечал, как-то вяло и невпопад.
   Слышу, наши офицеры перешёптываются, мол, не созрел ещё литер, быть кандидатом в партию, типа, не очень подкован, да и историю знает плохо.
  Думаю: «Всё - труба, завалят моего бывшего ком. взвода, а для него – это дальнейший рост, карьеры, а непросто так».
   Поэтому решил поддержать литера.
И перед тем, как перейти к голосованию, тяну руку и спрашиваю:
- Разрешите, мне выступить?
  Начальник штаба, даже немного опешил, что какой-то там сержант, хочет слово молвить, но замполит полка, который знал меня довольно хорошо, так, как часто  привлекал художественной части, сказал:
- Давайте, послушаем, так сказать, и младших командиров, тем более, что это наш бывший секретарь комсомольской организации роты, слушатель вечерней партийной школы политотдела дивизии, активно помогающий нам в наглядной агитации.
  Все притихли и с вниманием, посмотрели на меня.
Тогда, я, встав из-за стола, говорю:
- Товарищи офицеры! Наши старшие наставники,а по-большому счеты и отцы-командиры! Я сержант Сипков, служил под командованием старшего лейтенанта Макарено и знаю его, наверное, лучше, чем некоторые из вас. За то время, которое мне пришлось общаться с ним, я видел, как он чутко и внимательно относился к каждому курсанту нашего взвода, как к нему тянулись наши бойцы, и он всем уделял внимание, всегда заботился, почти, как отец о здоровье и физическом состоянии солдат. Он грамотно и профессионально проводит занятия, это я знаю по собственному опыту и если есть у него какие-то не точности или пробелы в знаниях, то  вдальнейшем их всегда можно восполнить, прочитав соответствующую литературу. Но самое главное, это, когда человек, патриот, правильно понимает политику партии и правительства, а ещё и, как наставник ведёт за собой молодых бойцов. То, кого, как ни таких офицеров принимать в кандидаты нашей Коммунистической Ленинской партии?
     Когда я закончил свою речь, то воцарилась пауза секунд на десять. Наши офицеры, видно, сразу не смогли переварить сказанное. Тем более, что они всегда выражались значительно проще и короче.
Нарушил её замполит:
- Хорошо сказано, а главное по делу. Ну, и я, - непротив, оказать доверие старшему лейтенанту Макаренко и принять его кандидатом в члены КПСС. Давайте проголосуем. Кто – за?
   И сам первый поднял руку, а за ним и я. И всем членам комиссии ничего не оставалось, как тоже проголосовать положительно.
  В общем, приняли моего бывшего командира взвода – единогласно…
   Через пару дней, зайдя к нам Ленинскую комнату, где я делал газету,  мне Макаренко говорит:
- Спасибо, сержант за твоё выступление. А  я думал, что ты мне начнёшь палки в колёса ставить, как бы - мстить.
- Да, ладно, - успокаиваю его, - что было, то прошло. Тем более, что сейчас у меня, благодаря тебе, на новом месте службы, вообще никаких проблем – сижу и рисую, так сказать мастерство оттачиваю.
- Да тебе надо, через полгода окончить школу прапорщиков, и, как наш, кусок - секретарь комсомольской организации батальона, так же пойти дальше служить:проводить собрания, политинформации и выступать с трибуны, тем более, ЧТО  трындишь, ты, как Троцкий.
  А я только, улыбнувшись, сказал:
- У каждого своя стезя. Один мечтает стать командиром роты, другой – полка, а мне даже если бы завтра пришпандорили погоны майора и назначили командиром батальона, то я бы всё равно ни за что не остался в армии, потому, как я человек сугубо – гражданский. И у меня мечта – стать художником…