Лабиринт души бездомной

Печальной улочкой при свете фонарей
Я брёл, ища приют душе бездомной;
То хлаже сердце, то вдруг горячей,
А пред глазами коридорчик многотомный.

И страх внутри, и любопытство гложет;
Что это значит? Это ль мой причал?
Шанс на спасенье я вынашивал под кожей
И робко «Аллилуйя» прокричал.

Загадочные грани: раз, два… шесть.
И полок: семь, пятнадцать… двадцать.
Ужель и книги тридцать две тут есть?
Был Борхес прав. Не стоит сомневаться.

И я забылся сном, едва сказав последние слова…

Помещённый в шестигранник
Юный путник сам не знал,  
Кто он: жертва иль посланник
В мире глыб и мёртвых скал.

Ни души: одни лишь камни.
Сердце в пятках. Страшен вид.
Тьмы внутри страшиться вам ли?
Молвил из земли Аид.

Праведник ли ты или повеса,
Иль достойный почестей герой,
Ежель милости не снищешь у Зевеса,
Пир покинешь после слов «За мной!»

С кем, Аид, на пир явился?
Чей искрится смертный взор ?
И ужель ты впрямь забылся,
Что чинишь подобный вздор ?

То, Зевес, не брат названый,
То не сын, никто жене.
Гость Олимпа он незваный.
Не откажешь ли в вине?

Рассуди меня, Фемида,-
Начал было гость Аида:
Не богат я и не беден,
Не умён, но и не глуп,
Не опасен, не безвреден,
И не щедр, и не скуп.
Я пиит души бездарной,
Мот, комарик мемуарный…

Не успел он и окончить речи,
Как над ним пальнул разряд картечи,
Справа юноша свернулся в крюк,
Стонет: "Братцы, знать,  пришёл каюк»

Путник наш- способный малый,
Осмотрев сперва  несчастного мундир,
К рту кровавому поднёс испить водицы талой,-
«Ни за что умрёшь, товарищ командир»

Градом пуль усыпанный сполна
Путник не поднял оружия ни разу;
Части тех, кого разорвала волна,
Мужественно возвращал владельцу сразу.

Просьбы раненых с участьем принимал,
В лазарете очи убиенным закрывал.
И один молоденький солдат
В руку положил ему записку
«Передай, и пусть она узнает, брат,
Что из всех осталась самой близкой»

Передал. Узнала. Ничего.
Так недолговечна память женщин;
«Я не близкой стала для него,
А всего лишь вечно ждущей вещью.
Что-то вроде плюшевой игрушки:
Жаль расстаться- пусть стоит в углу.
Он измены оправдал войнушкой,
Ты, родная, ввек люби в тылу.»

В казарму путник шёл, себя не помня,
Он свыкся с бытом книжным для него когда-то,
Усвоил лишь одно: вся жизнь его каменоломня
В любое время он творец, в его руках лопата.

И, не дойдя до части сотню метров,
Забылся сном средь чиста поля
И слышал лишь под завыванье ветра
Полночну колыбель забытой воли.

«Затерян меж орбитами планет
Под толщей льда вздыхает Ганимед,
Он ждёт тепла от очага ядра,
Но с Каем королева не щедра.

Вдоль серных стен он бороздит напрасно ;
Надежда в сыне Троса не угасла,
Он всё стучит. Тетрагональный лёд
Назло в иную сторону ведёт.

И вот герой близ океана
Испил солёного обмана ,
На вечну юность обречён,
Покоем хлада упоён»

Могильный холод, путника спаситель,
Иглой колол без устали  всё тело;
Из лона сна чуть не попал в копнитель,
Но увернулся, слава Богу, он умело.

И,отворив зажмуренные веки,
Увидел он тринадцать человек:
(шесть юношей и семь прекрасных дев);
И камень к камню, как в библиотеке,
Где к тому том стоит из века в век.

Вдруг рёв пронзительный и страшный
По грозному творению Дедала,
Как звон копыт для заключённой в башне,
Раздался от Тесеева кинжала.

И нитью красной чудной Ариадны
Наш путник выведен на перекресток темный,
А думы так чисты и так отрадны,
И в них приют души бездомной.

За мной!- звал Аполлон
За мной!- кричал Гермес
За мной!-пропел Эрот
За мной!- решительно сказала Мойра.
И все пошли за ней