Сказка карлик нос

Дело было вдалеке,
Да в немецком городке,
В стары добры времена,
Где добром жила страна.
Жил, да был с женой сапожник,
Не гончар и не пирожник,
Славно жил с свой женой,
С ними Якоб, сын меньшой.
Целый день он клал заплаты,
Только не было зарплаты,
Всем чинил он башмаки,
Изворачвался таки.
Ну, а Ханна, мама сына
Не имела магазина
И поэтому на рынок,
Загрузив штук дцать корзинок,
Все ходила продавать,
С огорода есть что взять.
День и ночь она трудилась,
Хоть глазами и страшилась,
Труд на пользу только шел,
Правда, очень он тяжел.
Сын подрос, красивый мальчик,
Ласков был и не запальчив,
Маме всюду помогал,
Принцем стать всегда мечтал.
Но однажды, рано утром,
Когда солнце перламутром,
С переливом в свете глаз
Одарило и как раз
Подошла к нему старуха,
С виду, точно вековуха,
Нос крючком, глаза горят
И такой сверлящий взгляд,
Что у матери и сына,
В одночасье так, едино
Оборвалось сердце вдруг,
На лице застыл испуг.
А старуха- вековуха,
Чтоб всю жизнь ей дуло в ухо,
Кочаны все перемяла,
По корзинам их швыряла,
Зелень всю перебрала
И, шипя, произнесла:
«Здесь лежит плохой товар,
Не что взять, какой кошмар!»
Тут уж Якоба взорвало,
Так все это взволновало,
Что без всяких церемоний
И не терпя беззаконий
Он сказал старухе в злобе,
Этой страшненькой особе:
«Ты, без совести старуха,
У тебя нет даже нюха,
Зелень всю перебрала,
Весь товар испортила,
Длинный нос суешь в корзины,
Шея словно лебедина,
Голова, как наш кочан,
Ходишь словно истукан,
Кто теперь у нас что купит,
Только разве что отлупит
За такой товар дрянной,
Шла б отсюда стороной».
Посверкав глазами строго
На мальца, почти блатного,
Губы старой прошипели,
Как от пушечной шрапнели:
«Нос тебе мой не по нраву,
Скоро … я найду управу,
Будет нос твой ниже губ,
Больно ты уж парень груб,
Шея вовсе не нужна,
Как же я раздражена,
Жить без шеи будешь друг
Да в придачу длиннорук,
Ну, горба еще немножко
И, в добавок, хромоножка».
Сын в лице переменился,
Лучше б на смерть он разбился,
Чем такому в свете жить,
Да еще и горб носить.
Ханна бабку упрекнула,
И для вида чуть всплакнула:
«Вы, хоть что- нибудь берите
Или просто уходите».
Вида та не подавая,
Так слегка чуть- чуть зевая
И бурча себе под нос
Голос хриплый произнес:
«Так и быть, возьму капусту,
Хоть покупок и не густо
Пусть малец поможет мне,
Мы живем в одной стране,
Я до дому с ним схожу
И достойно награжу.
Ты меня же не обидишь,
С костылем хожу вот, видишь?»
Якоб струсил и заплакал,
Не хотел идти чертяка,
Мама терла свой сустав,
Яков понял, он не прав.
Вытер слезы рукавом,
Что- то вспомнился свой дом,
Загрузил в мешок капусту:
«Ничего себе не густо»,
Приподнял, взвалил на плечи,
Думал шлепать недалече,
А они все шли и шли,
В околоток аж пришли.
Там стоит одна избушка,
Привела туда старушка,
В двери ширнула ключом
И открылся хитрый дом.
Якоб встал, застыл на месте:
«Хоть глаза мне занавесте,
Я такого не видал,
Эт не дом, а идеал».
Мрамор, вдоль стоят колонны,
Наверху везде балконы,
Пол блестит, как солнца луч,
Вдалеке фонтана ключ.
Вдруг старуха распрямилась,
В свой свисток рукой вцепилась
И раздался свист повсюду,
Аж подпрыгнула посуда.
Вдруг по лестнице, как тени,
Не считая вниз ступени,
Свинки кубарем летят,
А старуха бросив взгляд,
Палкой их тотчас огрела,
А они, всплакнув, умело
Тапки на ноги одели
И как есть- окаменели.
Так скользя, как уж, по полу,
Пристегнув мальца к подолу,
Понеслись куда- то вдаль,
А по стенам- то хрусталь.
Парень только и дивиться,
Открывая рот, как птица:
«Вот так домик, во дела,
Вместо стен- то зеркала!»
Наконец пришли до места
В замке, в области норд- веста,
Это с кухней было схоже,
Бабка стала чуть моложе,
Голос вдруг не стал дрожать:
«Ах, куда же мне бежать?»
Ведьма все уж просчитала,
Усадила, как вассала
На диван с златою крышей
И чтоб сам куда не вышел
Придавила грудь столом:
«Да, бежать теперь облом».
Вдруг услышал голос нежный,
В этой царственности здешней:
«Ты сиди, мой голубок,
Дай мне только малый срок,
Суп сварю, а ты отведай
Вместо в городе обеда,
Будешь краше, аж чем я,
Вот и взбодрится семья».
Под плитой огонь разжегся;
«Чтоб еще я раз!»- зарекся,
Но растаяла та сила,
 Что домой его манила,
Стал глазами наблюдать,
Супа сваренного ждать.
Вот бельчата- поварята,
Неуемные ребята,
Притащили миски, плошки,
Сковородки и картошки,
Масло, яйца и коренья,
Много надо здесь уменья,
Чтобы что- нибудь сварить,
Гостя вдоволь накормить.
«Может старая хотела
Напророчить так умело,
Но зачем тогда ей надо
Вся стряпня, для маскарада?
Будь, что будет, буду ждать,
Все равно не убежать».
Но старуха так старалась,
В тапках по полу каталась,
Ей хотелось угодить,
Что- то вкусное сварить.
Вот в горшок она совала-
Травы, специи и сало,
Все дымилось и шипело,
Клокотало и кипело.
Наконец полезла пена
На плиту, на пол, на стены:
«Все, готово»- отлила
И тарелку подала.
Запах полз по всей округе,
Мозг затмило, даже слуги
Перестали щебетать,
Чтоб побоев избежать.
Мама Якоба любила,
Часто вкусное варила,
Но вкусней старухи супа
Не едал и может глупо
Он сидел, со стороны,
Видно годы сочтены.
А старуха бормотала,
В горле что- то клекотало,
Только Якоб кончил есть,
Белок сразу где- то шесть
Ветки куренья зажгли,
Положили на угли.
Дым пошел, поплыл косматый,
Так приятны ароматы,
Что повисла голова,
Сон сморил, его зовя.
И напрасно он пытался
Встать, идти домой собрался,
Дрём окутал пеленой,
На диван упал щекой.
А старуха все шипела,
В уши так красиво пела:
«Дам тебе я ремесло,
Раз в мой замок занесло.
Научу тебя я стряпать,
Повар будешь, а не лапоть,
Всех затмишь своей едой,
Ведь ты парень не простой,
Только нрав свой укроти,
Чтоб мне с места не сойти».
Вот что Якобу приснилось,
Хотя сердце ровно билось.
Пока он смиренно спал,
На диванчике лежал,
Всю одежду свинки сняли,
В шкурку белки одеяли
И приставили служить,
Чтобы бабке угодить.
Год прошел, как чистил тапки,
После чистки мыл он лапки,
Так как тапки натирал
Маслом мяты и сандал.
Вот второй год наступил,
Повышенье получил.
Стал просеивать былинки,
Солнца лучика пылинки,
Чтоб из них хлебец испечь,
Замесил и сразу в печь.
Бабка очень их любила,
Потому и говорила:
«Вы одна моя надежда,
Не едала мягче прежде
Хлебцев, с детства отродясь»-
Белки встали в рост, гордясь.
Год прошел, как пек пылинки,
Не упало ни слезинки,
Вот и третий наступил,
Повышенье получил.
Стал почтенным водовозом,
Хорошо не паровозом,
Стал с цветков росу снимать,
Это надо понимать,
Как росой с цветков напиться,
Утром с ноченьки- умыться.
Да, тяжелая работа,
К ночи был, почти, измотан,
Падал навзничь на кровать,
Нужно было отдыхать,
Так как утром все сначала,
Чтобы бабка не кричала.
Год прошел, как стал добытчик,
Был послушен и тактичен,
Год четвертый наступил,
Повышенье получил.
Стал чистильщиком полов,
Так натрешься, будь здоров,
Ведь полы- одно стекло,
Ах, как это тяжело.
Год прошел, как тер полы,
Не забудет кабалы,
Но год  пятый наступил,
Повышенье получил.
Кухня, вот мечта иллюзий,
Только надо без конфузий
Здесь работать, но вперед
Шаг шагнешь, когда придет
Мудрость, толк и пониманье
И в науке сей познанье.
Так из рослого сынка
Вырос чудный «сын полка».
Весь прошел кухонный путь,
Было чем ему блеснуть,
Стал старшой пирожный мастер,
Всюду правил, словно пастырь,
Всеми здесь руководил
И порядок наводил.
А супы готовил чудно,
Вроде с виду и не трудно,
Но он знал в кореньях толк,
Исполнял свой знатно долг.
Так проехало семь лет,
Не оставив даже след.
Вот однажды поутру,
Когда вешнюю зарю
Увидали сотни глаз,
Услыхал такой приказ:
«На сегодня работенка,
Ощипли- ка мне цыпленка
Да набей побольше трав,
Зелень всякую, приправ,
Как картошку подрумянь,
Не послушаешься, дрянь,
Я тебя как скот сгною,
Изобью, как ту свинью!»
А сама, надев штиблеты,
Положив в карман монеты,
В руку вложила костыль,
Свой поправила текстиль,
В двери вышла и пошла
Вдаль, где блекли купола.
Якоб куру ощипал
И пошел в сенной подвал
Где хранились всяки травы,
Разносортные приправы,
Там на полках и в шкафу
Он увидел аграфу,
А еще …цвели цветы,
Обалденной красоты.
Запах шел такой особый,
До мозгов такой знакомый,
Что наш друг не удержался,
В руки взять цветок пытался,
Но вдохнувши, раз чихнул,
Глазом заспанным моргнул
И проснулся: «Что за дом?
Или я стал мажердом?»
Посидев, он вспомнил сон,
Как трудился белкой он
И сидит на том же месте:
«Хоть глаза мне занавесте,
Тот же зал, да и диван
Или я совсем болван?
Как же я в чужом дому
Так уснул и почему?
То- то вместе посмеемся
Когда с мамочкой сойдемся!»
Соскочив с дивана быстро,
Как огня смольнула искра
И хотел домой бежать:
«Хватит здесь свиньей дрожать»,
Но все тело заломило,
Шею как мешоком сдавило,
Повернуться нету сил,
Голос что- то забасил.
Белки жалобно пищали,
Видно так беду вещали,
Свинки спрятались за дверь:
«Что же делать- то теперь?»
Выход был еще далече:
«Вроде солнце клонит в вечер,
Надо к дому поспешать,
Не обиделась бы мать».
Вышел дома на порог,
Как- то вздрогнул и продрог
И побрел дорогой длинной,
Не людей, не птиц не видно,
Словно чертова дыра,
Даже тренькнула хандра.
Вот меж улочек убогих,
Меж домов, людишек многих,
Пробирался к рынку он,
Гордо, как Пигмалион.
Но повсюду слышал речи,
Он не ждал такой здесь встречи:
«Вот так карлик, во дела»-
Тетка вслух произнесла.
Якоб если б не спешил,
Как ошпаренный дебил,
Он бы тоже посмеялся,
Но сейчас в другом нуждался,
Поскорее мать найти,
Чтоб сюрприз преподнести.
Что- то вниз тянуло плечи,
А до рынка- то далече:
«Бабка, чтоб ей пусто было»-
За углом собака выла.
Наконец- то, вот он рынок,
Сколько здесь чудных новинок:
«Что ж я раньше не видал,
Вроде все здесь оббегал.
Вот и матушка сидит,
На прохожих не глядит,
Видно ждет меня домой,
Мама, мама, что с тобой?»
Мать тотчас же обернулась,
Вскрикнув, даже ужаснулась:
«Что те нужно, уходи,
Или лучше пропади.
Что за гадость, что за шутки,
Ты в своем сейчас рассудке?»
«Я ведь Якоб, я твой сын,
Не устраивай смотрин!»
Но соседки выпив квас
Закричали в один глас:
«У нее такое горе,-
Да в таком еще напоре,-
Уходи быстрей урод,
Иль она сума сойдет,
У нее семь лет назад,-
Гляко руки как дрожат,-
Сына, Якоба, украли,-
Бабки хором все орали,-
Не мальчишка был, Амур,
Лик красивый, белокур,
Видно ты над ней смеешься,
Вот получишь, коль вернешься
По горбу, да батогов,
Ишь охальник, ишь каков!
Изловите супостата,
Вот тебе и будет плата».
«Как же так, родного сына
Мать прогнала палкой в спину,
А пойду- ка я к отцу,
Дел сапожных кузнецу,
Может он меня узнает
И в конце концов признает».
Вот он с мыслями собрался
И домой стремглав помчался.
Прибежав он встал у двери
И своим глазам не верит,
Словно он вчера ушел,
Взглядом лавку всю обвел.
По началу так и было,
Шило ловко так скользило,
Не заметил, занят был,
Дратву впрок себе крутил.
Но подняв невольно взгляд,
Верно люди говорят,
Очумел на то, что видел,
Чуть мальчишку не обидел:
«Что такое, сударь мой,
Шли бы Вы к себе домой,
Не дай бог увит кто,
Наплетут ведь черте что».
«Здравствуй, добрый человек,-
А насмешкой пренебрег,-
Как живете, как дела?»
Видно речь произвела
И отец сказал в печали:
«Вместе с сыном мы тачали,
Но уже седьмой годок
Как пропал он, это срок,
В ремесле уже смекал,
Пользу в деле извлекал,
В общем был послушный малый,
Знали все его кварталы,
Всем как мог он помогал,
Так однажды и пропал.
Помню мать пришла с базара,
Вечер был, а с ней Варвара,
Вся уж видно извелась
Как случилася напасть.
Долго мы его искали,
Пока бабки не сказали:
«Может это Крейтервейс,
Мастер всяческих злодейств».
«Так, наверно, и случилось»,
Дратва ровненько вощилась,
Разговору был конец,
Вспомнил Якоб про дворец.
Вспомнил он, как чистил тапки,
После чистки мыл он лапки,
Как просеивал былинки,
Солнца лучика пылинки,
Как работал водовозом,
Хорошо не паровозом,
Был чистильщиком полов,
Натирал, что будь здоров,
Как на кухне пропадал,
Свой кухонный арсенал,
Как учился год из года,
Не нужна была свобода,
Все науки постигал,
В сложность дела все вникал.
«Значит страшная старуха,
Чтоб всю жизнь ей дуло в ухо,
В замке хитром заперла,
Семь годков отобрала».
Так стоял в отцовской лавке,
Словно шея на удавке,
Молча, с места не сходя,
Глаз от стен не отводя.
Тут отец спросил со смехом,
Залатав с трудом прореху:
«Может, сударь, Вам что нужно,-
Дратву дергая натужно,-
Я продал бы Вам футляр,
Дам хороший экземпляр,
Нос туда свой уберете,
Вы ведь с носом устаете?
Правда кожи много надо,
Эко право, вот досада,
Лайки нет сейчас такой,
Я достану, сударь мой».
Якоб трогал нос руками,
Дверь при этом задевая,
Вспомнил давний разговор
И старухин приговор.
«Нос тебе мой не по нраву,
Скоро … я найду управу,
Будет нос твой ниже губ,
Больно ты уж парень груб,
Шея вовсе не нужна,
Как же я раздражена,
Жить без шеи будешь друг
Да в придачу длиннорук,
Ну, горба еще немножко
И, в добавок, хромоножка».
Вспомнив это, он взмолился
И в догадке усомнился,
Чуть не плача, может даст:
«Нет- ли зеркала у Вас?»
«Бросьте, не чем здесь гордиться,
Иль хотите насладиться
Видом в профиль и анфас,
Это будет высший класс!
Правда в лавке, что напротив,
Если, сударь, предпочтете
Зеркала есть в полный рост,
Вижу парень ты не прост».
И легонько так руками,
Шаркнув шумно каблуками,
Подтолкнул к дверям мальца,
Больше просьб не ждя конца:
«Вам туда, уж мне поверь»,
Закрывая тихо дверь.
Подойдя к Урбана лавке
И кивнув приблудной шавке
Он хозяина спросил,
Словно душем окропил:
«В зеркала позвольте гляну,
Нет- ли где в лице изъяну,
Разрешите Ваша честь?»
Услыхал хозяин лесть.
«Вон оно в углу стоит,
На тебя, как сыч, глядит,
Полюбуйтесь, если надо,
А уж мы- то как здесь рады,
Что нас грешных посетил,
Сам король степных кутил».
Все, кто был, смеялись долго,
Аж шаталася светелка,
Но в отличии от них,
Разудалых и больных,
Якоб ладно был воспитан
И судьбой уже испытан,
Огибая смех, хвалу
Подошел он к зеркалу.
Но увидев образину,
Словно слопал озверину,
Закричал, упал на пол,
Как он был на бабку зол.
Вдруг услышал тихий голос,
Что- то в теле надкололось:
«Насмотрелись на себя
В наше зеркало глядя,
А теперь меня послушай,
Ты гляжу не равнодушен
К своей личности такой,
Ведь ты парень не простой.
Поступай ко мне на службу,
Обеспечу всем, что нужно,
Будешь лишь в дверях стоять,
Пену мыльную взбивать,
Сразу к нам народ пойдет,
Увелича оборот.
Вон, напротив, великан,
Он, конечно, дилетант,
Но народ в цирюльню прет,
Там тропа не зарастет,
Ты подумай, дай ответ,
Не надломится хребет».
Слышать это предложенье
Было больно, напряженье
Исказило все лицо,
Как кирдыкнуло крыльцо.
Взяв характер в свои руки,
Но испытывая муки,
Мягко в деле отказал:
«Занят очень»- так сказал.
«Не беда, что стал уродом,
Главно есть теперь свобода,
Надо к матушке идти
И всю правду донести,
Может все- таки поймет,
В положение войдет».
И отправился опять
Мать повторно повидать.
Наконец- то, вот он рынок,
Вспомнил бабки чудных свинок,
Мать по прежнему сидит,
На прохожих не глядит.
Подойдя, спокойным взглядом
Всех обвел, торговки рядом
Шумно что- то продают,
Рядом нищенки снуют.
Маму он просил послушать,
Чтоб контакт с собой не рушить,
Что он хочет рассказать
И что ей полезно знать.
Все поведал: про старуху,
Про бельчат, про суп, пеструху
И про детство рассказал,
И как карликом он стал.
Мать не знала что и думать,
Вся в сомненьях и угрюма,
Но потом решила все же,
Довести до мужа тоже,
Не могла поверить в то,
Что он белкой был в пальто.
Так, собрав все-все в корзину
И не веря в чертовщину,
Парой двинулись домой
По брусчатой мостовой.
Вот и лавка, вот отец,
Он всегда был молодец,
Но на этот раз вскипел,
 Слуша Ханну, озверел:
«Говоришь заколдовали,
Сударь, Вы меня достали»,
Встал, схватил большой ремень,
Сам, посмотришь, как кремень,
И давай ходить по кругу,
Криком полня всю лачугу,
Так мальчишку отхлестал,
Что тот с воем убежал.
Якоб целый день бродил,
Вот уж вечер наступил
И пришлось ложиться спать,
Что от жизни дальше ждать?
У церквушки лег на лавку,
Не пришлось за день почавкать,
Целый день опять голодный,
Как собака, беспородный,
Слезы похотя лились,
Как теперь ему спастись.
Только солнышко взошло,
Тело снова все зажгло,
В цирк идти он не хотел,
Без родных осиротел,
Что тут делать, как тут быть,
Где работы попросить?
Но на ум пришла идея,
Вспомнив Урбан- брадобрея:
«Пену будешь мне взбивать
Да людишек зазывать!»
«А не стать- ли мне стряпухой,
Научила ведь старуха
Печь, тушить, супы варить,
Буду поваром служить».
И пошел он спозаранку,
Прочь прогнав младу цыганку,
К дому герцога: «А вдруг,-
Поправляя свой сюртук,-
Он мне стряпать разрешит,
Я ведь в этом фаворит!
Поварской колпак надену,
Пусть другой взбивает пену
И цены не будет мне,
Буду, буду на коне».
Герцог был правитель знатный,
По рассказам адекватный:
«Будь что будет, раз решил»,
Сам себе он говорил.
У ворот стояла стража,
Испугала сразу даже,
Но узнав чего он хочет,
Что- то все под нос бормочет,
Повели его к дворцу,
В лице герцога, отцу.
Слуги, конюхи кричали,
Служки, дворники ворчали:
«Вот так карлик, вот чума,
Где же вьюк, его сума?»
Но во двор сошел смотритель,
Толстый, сонный прародитель:
«В чем здесь дело, что за крик
И откуда здесь мужик?
Герцог спит, а Вы орете
Или Вы не на работе?
Может плети не хватает?
Иль о встряске кто мечтает?
Ну-ка быстро разошлись,
Кто не понял, тот держись!»
Вверх взвилась свицова плеть,
Будет ей кого иметь.
«Стойте, сударь,- взвыла стража-
Вы ж не выслушали даже,
Посмотрите кто пред Вами,
Эт не выразишь словами».
«Здрасте, сударь, проходите,
Ваш приход мне объясните»,
Сам плотнее зубы сжал,
Не прислуга бы- заржал.
Якоб скромно объяснил,
Все насмешки пропустил,
Что он хочет, что желает
И о чем сейчас мечтает.
«Нет, сынок, ступай ко мне,
Будешь жить, ну как во сне,
Веселиться и смеяться,
Я прошу тебя остаться,
Карлик нужен во дворце,
Вот, он здесь, в твоем лице».
«Я искусный, знатный повар,
Кухней просто очарован,
Сжальтесь, сударь, надо мной,
Вы вольны творить судьбой,
Пусть судьба рассудит нас,
Вон и шеф идет как раз».
Карлик низко поклонился,
Даже шорник удивился,
Шел за упражью как раз,
Видя это в первый раз.
Кухни герцога начальник
Так смеялся, словно мальчик:
«Как ты будешь милый стряпать,
Я ведь тоже здесь не лапоть,
Разбираюсь кое в чем,
Да гори ты все огнем.
Ладно, можно шутки ради
Вас опробовать, в тетради
Я все так и запишу,
Все по честному свершу.
Дам тебе чуть- чуть приправ,
Ты закатывай рукав,
На глазах моих готовь,
Чтоб бурлила в жилах кровь».
И, качаясь, словно лодка,
Грузной, шлепая, походкой
Зашуршал к дворцовой кухне,
Ухмыляясь, словно рухлядь.
Долго шли они петляя,
Друг за другом ковыляя.
По длиннющим коридорам
Пахло спелым помидором
И еще какой- то вкус,
Толь мускат или арбуз:
«Наконец- то, вот он цех,
Значит ждет меня успех».
Кухня знатная, большая,
Взад- вперед по ней шагая,
Суетятся повара,
Это точно не игра.
Поварята, судомойки
Да с десяток поломойки,
Все посудою гремят,
Не работа, просто ад.
Но пришел бугор- начальник,
Тихо стало, только чайник
На плите под нос свистел,
Говоря, что он вскипел.
«Что наш герцог заказал,
Ты, халтурщик, все узнал?»,
«Суп дымящийся готовим,
Вот с товарищами спорим,
Что добавить лучше нам
Жир иль масло пополам».
Громким голосом своим
Четким, с удержем, сухим
Произнес начальник фразу,
Как от герцога заказа:
«Нужно сделать датский суп,
Вижу, парень, ты не глуп,
Сможешь варево сготовить,
Клецки к супу приготовить,
Это, парень, высший класс,
Знает только шеф у нас».
«Нет здесь сложного ни в чем,
Все, что нужно мы возьмем»
И на ушко тихо- тихо,
Не будить чтоб шефа лихо,
Прошептал, что нужно дать,
Чтобы суп варить начать.
«Эко диво, вот так раз,
Все назвал, меня потряс,
 Браво, сударь, всем слыхать?
Ну- ко быстро помогать!»
В сковородках зашипело,
Поварята так умело
Помогали, тяжкий труд,
Все, что нужно, все дадут.
«Все готово, раз, два, три,
Ваша светлость, посмотри».
Поваренок сунул ложку,
Чтобы шеф вкусил немножко,
От восторга, не со зла,
Покатилася слеза.
Все, кто был, отведав супа,
Оценили сей поступок,
Руку жали: «Ты, мастак,
Надо сделать нам контракт.
Ну, скажи всем по секрету
Как прошел в авторитеты,
Что за мудрый чародей
Научил стряпне, Асей?»
В это время дверь открылась,
Тело служки появилось,
Он просил еду подать:
«Герцог наш не любит ждать».
По тарелкам суп разлили,
Кетчуп в блюдечко налили,
Сели в лаврах почивать,
В междучасье помечтать.
Но недолго отдыхали,
Словно нарочного ждали
И раздался сверху глас:
«Герцог Вас зовет тотчас!»
Повар- шеф чуть- чуть вспотел,
Даже ахнуть не успел,
С хрипотцой сказал: «Мой мальчик,
Я на кухне сей начальник,
Ты пойдешь сейчас со мной,
Вот и правь своей судьбой».
Поднялись, прошли по залу,
Кошка свой омлет лизала,
В кресле мирно развалясь,
Еле- еле шевелясь,
Утирая рот платком
Герцог терся бодрячком.
«Я сряпней твоей доволен,
Но сегодня был безволен,
Чтобы суп твой не доесть,
Это правда, а не лесть.
Что случилось, поделись,
Без гордыни объяснись».
«Мне не надо герцог лгать,
Но сегодня не смолчать,
Утром к нам пришел малец,
Мастер кухни и творец,
Он- то суп и приготовил,
Деловит, не пустословит,
Хочет поваром здесь стать,
Что ему в ответ сказать?»
«Сам хочу с ним поболтать».
«Вот он здесь, не надо ждать».
Якоб вышел, поклонился,
Государь не удивился,
Стал расспрашивать, что, как,
Богатей он, аль бедняк,
Где учился, где живет,
Как достиг таких высот.
Не любил мальчишка лгать,
Да и правду рассказать
Он не мог, ведь не поверят,
Всех ему не разуверить
В том, что с ним произошло,
Как сыграло шутку зло
И поэтому ответил
Как в суде судье свидетель,
Что родителей де нет,
Сам живет он как аскет:
«А отменно кошеварить,
Печь, тушить, дробить, кухарить
Научила, Вам скажу,
Без пинков и шантажу,
Бабка старая, глухая,
Не уродина, хромая,
Ей обязан этим всем,
От души и без дилемм».
«Что ж, расклад с тобою ясен,
Ты,- смеясь,- собой прекрасен,
Будешь стряпать завтрак мне,
Послужи моей стране.
В год даю полста дукатов,
Не люблю людских дебатов,
Оставайся жить в дворце,
Вижу радость на лице!
И еще, расклад такой,
Старшим будешь над стряпней.
Имя чтобы не гадать,
Прозвища люблю давать,-
Герцог, взвесив, произнес,-
Будешь зваться Карлик нос.
А сейчас мне дай вздохнуть
Да немножко отдохнуть».
Как же Якоб счастлив был,
Молча всех благодарил
И с поклоном, как молился,
Он тихонько удалился.
Шеф от кухни был доволен,
Раз, был чуть- ли не уволен,
Два, жирафова нога
Глаз пробила, так слегка.
А летающих тарелок,
Для лечения сопелок,
Вилок, чашек, просто жесть
Было так- таки не счесть.
С той поры все изменилось,
У царя лицо лоснилось,
Он доволен был, как слон,
Да ж сменился лексикон
И на кухне стало тихо,
Так в лета уплыло лихо,
Все мечтали, хоть глазком,
Посмотреть, как варит гном.
Толпы утром собирались,
Подглядеть секрет пытались,
Шефа слезно умоляли,
Каждый день так доставали,
Что он прятался от всех
С братом празднуя успех.
От купцов, богатых дядей
Приходили, Христа ради,
Всех учил наш Карлик Нос,
Для него же не вопрос.
Деньги, что с них собирал,
Всей прислуге раздавал.
Городок жужжал, как улей,
Все объятья распахнули,
Когда карлик шел гулять
И продукты закупать.
В этом деле был он мастер,
От души подобострастен,
Все, что нужно, сам решал
И умело подбирал.
Так прошло уже два года,
Карлик чувствовал, свобода,
Наконец- то все сбылось,
Думы, дело- все срослось.
Но однажды, рано утром,
Когда солнце перламутром,
С переливом в свете глаз
Одарило и как раз
Он увидел на базаре,
Где работали татаре,
Продавца, что пас гусей,
Только был он всех грустней.
Все кричали, предлагали,
Покупателей встречали,
Сбыть товар- вот вся цена,
Это жизнь, а не игра.
Тот же, тихонько сидел,
С виду, словно не у дел,
Вот туда и повела
Безраздельная судьба.
Подойдя, вот это чудо,
Каждый гусь почти полпуда
И гусыня хороша,
Что ж, не жалко барыша.
Заплатив за них дукаты,
В клетке запер всех крылатых,
Собрался в обратный путь,
Только он хотел шагнуть,
Как услышал вздох гусыни,
«Что же это, аль отныне
Гуси стали говорить?
Нет, постой, не может быть.
Видно гусонька больна,
Вон де, капает слюна,
Ну, приду и враз под нож»,
Вдруг услышал: «Нет, не трожь!
Если шею мне свернешь,
Раньше времени умрешь!»
Якоб, как скакун споткнулся,
Над гусынею нагнулся
И шепча ей говорит,
Сам в глаза ей мирно зрит:
«Бьюсь с тобою об заклад
Два гуся с тобой сидят,
Ну, а ты, хочу я верить,
Жизнь аршином не измерить,
Не всегда такой была,
Где- то девушкой росла.
Так ведь я сам белкой был,
Помню лихо, не забыл».
«Да, родилась я не птицей,
Не у Вас, а за границей
И зовут меня Мими,
Как же жаль себя, пойми,
Дочка мага Веттербока,
Как отец теперь далеко,
Кончит жизнь на вертеле,
Как в загадочной игре».
«Не волнуйся и не плачь,
Я же повар, а не врач,
Буду травками кормить
Да судьбу благодарить,
Что свела меня с тобой,
Я ведь тоже колдовской.
Остальным, как есть, скажу,
Для какого куражу
Я тебя кормлю, лелею,
Чтобы ты была жирнее
И на праздник королю
Новый фортель подарю».
Так прошла одна неделя,
Вместе пили, вместе ели,
Но случись один конфуз,
В гости прибыл к ним француз,
Герцог даже аж вспотел
И чуть- чуть оторопел.
Гость отменный был ценитель,
Пить, поесть большой любитель
И настал день показать,
Карлик может удивлять.
Удивлять изыском блюд,
Пусть на радость всем жуют,
Он старался и потел,
Жарил, парил- не робел,
Две недели по пять раз
В день все разное подаст.
Наступил воскресный день,
Шеф навел тень на плетень
И сказал: «С тобой нас ждут,
Может наш оценят труд!»
Гость разнежено сидел,
В потолок, как сыч глядел,
Но при виде мастер- класса
В кучу сгрудил свою массу
И тихонько произнес,
Голос плыл как стук колес:
«Вот что повар, я в восторге,
Но на завтрашней вечерке
Угости нас пирогом,
Да прикрой его платком,
Это специй аромат,
Лучше в тесте так хранят».
«Господин, позвольте знать,
Что Вам к вечеру подать?»
«Нам подай торт «Королевы»,
Пресвятой Марии девы,
Он прекрасней всех на свете,
За него ты будь в ответе,
Завтра ждем Вас в этот час,
Ты порадуешь ведь нас?»
Карлик молча поклонился
И с поклоном удалился,
Но придя домой к Мими,
Разрыдался, черт возьми.
Гуска Якоба спросила,
Растолкав, что было силы:
«Что случилось, что с тобой,
Ты какой- то весь больной!»
И поведал в горе он
Герцог как был раздражен.
«Он кричал, пинал ногами
И хулил меня богами,
Сутки дал, чтоб жизнь спасти,
Умыкнуть из пропасти.
Видно смерть моя пришла,
Зря маманька родила,
Завтра рано по утру
Очевидно я умру».
«Что ж ты так развел печаль
Иль тебе себя не жаль?
А сказали что испечь?
Надо жизнь свою беречь,
Что согнулся весь в дугу,
Может я чем помогу».
«Им подать торт «Королевы»,
Пресвятой Марии девы,
Приказали, как же быть,
Как смогу им услужить?»
«Не печалься, успокойся,
Ни чего теперь не бойся,
Знаю я рецепт такой,
Только нужен нам настой
Из травы, она растет
На окраине болот,
Но бывает у каштанов,
Где пасут сейчас баранов,
Вот туда с тобой пойдем,
Не горюй, не пропадем».
Якоб гуску взял под мышку,
Под другую руку книжку
И отправился гулять,
Чтобы время скоротать.
У ворот стояла стража,
Испугала сразу даже,
Отказалась пропустить:
«Видно все же мне не жить».
Но Мими ему на ушко
Зашептала, как подружка:
«Путь вот этот вот привратник,
Грозный с виду, вроде, ратник,
Сходит ножками спросить,
Можно ль нам в саду побыть,
Травы там пособирать,
Там забор- не убежать».
«Выйти в сад не нужно визы,
Обойдемся без сюрприза».
И смотритель разрешил,
Он же Карлика любил.
Вдруг дыханье словно сперло,
Будто давит кто на горло,
Не сказать, не промычать,
Нету время отступать.
Подошли на луг к каштанам,
Те огромны, как титаны,
Стали травку ту искать,
Не пришлось бы ночевать.
Солнце клонится к закату,
Подошли у пруда к скату,
Перерыли все в округе,
Якоб молится подруге:
«Как же так, Мими, найди,
Вона звезды уж взошли,
Если травки не дождусь,
В этом пруде утоплюсь.
Лучше омут, чем топор,
И водичка, чем костер».
«Посмотри- ка за мостом,
На пригорке на пустом,
Гля, каштан какой ветвистый,
Травы рядом шелковисты,
Только ты мне помогай,
Мы найдем траву «чихай».
В сердце что- то вдруг кольнуло,
В небе звездочка мигнула:
«Видно это добрый знак,
Что- то я совсем размяк».
Вдруг Мими заготала,
Видно травку разыскала,
Карлик прыгнул к ней волчком,
Вспомнив мать и отчий дом.
У гусыни в красном клюве:
«Не теряй, тебя молю я»,
В свете звезд висел цветок,
Разноцветный завиток.
Якоб взял цветок руками,
Бормоча, как сыч, губами,
Запах вдарил в нос медовый,
До того в душе знакомый,
Что он вспомнил, как стоял,
Травы бабки разбирал.
«Это ж тот цветок, тот самый,
Что нюхнул и стало драмой,
Надо срочно подышать,
Запах этот испытать».
«Подожди, не торопись,
Лучше ноченьки дождись,
Травки много здесь «чихай»,
Успевай лишь собирай.
Ты возьми, что есть, в дорогу,
А потом уж, слава богу,
С цвета всю пыльцу вдыхай,
Да смотри не засыпай».
Карлик ноченьки дождался,
Все припас, что есть, собрался,
Сердце бешено стучит,
Голова, как чан, гудит.
Сунул длинный нос в цветы
Он без всякой суеты,
Вдруг суставы затрещали,
Шея вверх по вертикали
Поползла и нос исчез,
Мышцей всей надулся пресс.
Ноги выросли длиннее,
Лишь лицо в свету бледнее,
Якоб стал, как человек,
Не пропал и интеллект.
Гуска молча наблюдала,
Никуда не улетала
И пред нею в полный рост
Вырос парень, как нарост.
«Ой, какой же ты красивый
И, наверное, счастливый»,
«Не ревнуй меня, Мими,
А советом помоги,
Как теперь вдвоем сбежать,
Срочно надо нам решать».
«Стража точно не признает,
Да и ночью засыпает,
Ты другой на вид совсем,
Так что нет у нас проблем».
Тихо, тихо, незаметно,
Не крадучись, но секретно,
Вышли с гуской из дворца,
Не скрывая и лица.
Якоб метил курс на остров,
Там с Мими и жили сестры
И волшебник Веттербок,
Но сейчас он так далек,
Что пришлось им добираться,
Целый месяц надрываться,
Но дошли таки, конец,
Делу праведный венец.
Веттербок, отец гусыни,
Чары снял, теперь отныне,
Дочь прекрасная растет,
А парнишке дал расчет.
Наградил его по царски
От души, как по гусарски
И спаситель в дальний путь
Сей же час хотел рвануть.
Но, немного погостил,
Поднабрался малость сил,
В город свой родной вернулся,
Папе с мамой улыбнулся.
Те от счастья были в шоке,
Ведь они так одиноки,
Сын вернулся, пало зло,
Хоть кому- то повезло.
Но вернемся во дворец,
Где работал наш юнец.
Утром стража спохватилась,
К Носу в комнату ввалилась,
Там колпак лишь поварской
Да из трав густой настой.
Гость французский в гневе был,
О приличиях забыл,
В гневе так он распалился,
Что башкой о стенку бился,
Обвиняя всех и вся,
Кукишь к носу поднося.
Он все гнал и гнал волну,
Объявил царю войну.
Долго рати вместе бились,
Но потом все помирились,
Наступил реальный мир,
Заиграли сотни лир,
Испекли торт Королевы,
Пресвятой Марии девы.
Так в столетьях этот пир
И прослыл «Пирожный мир».