Александр Грин. Бегущая по волнам. заметки - Фрези

Читали ли вы литературу, которая всколыхнет нечто спрятанное глубоко в душе, дотронется легко до спрятанных там эмоций, забытых воспоминаний, до тех ощущений, испытанных в детстве и юности, которые нередко приобретают образ Несбывшегося? Вдруг вы вспомните что-то, очень важное для вас давным-давно, когда другие, нематериальные и не прагматичные вещи занимали вашу душу и вы ждали, ждали, что вот случится происшествие, ожидание само по себе было праздником и счастьем? Не сбылось? Не случилось? Но ведь живет там? Те ощущения, которые еще не приобрели словесную оболочку, это как чувство при прослушивании хорошей классики, Шопена, Лакримозы. Ощущения. Может они доставляют чувство счастья человеку?

Такие вот эмоции возникли у меня, перечитывая «Бегущую по волнам» Александра Грина. Читал книгу лет 30-35 назад, скорее всего ничего тогда не понял, иначе бы в памяти не померкли воспоминания о прочитанном. Вспомнил, что был фильм по мотивам романа Грина, какие-то обрывки образов карнавала, корабля, без лиц возникали сквозь гущу времени и событий, но все было так неопределенно, что требовалось повторить и чтение, и просмотр. Кстати, как фон включил фильм, и понимаю, что это просто жалкая попытка изобразить всю поэтику прозы писателя. Возможно фильма кому-нибудь будет достаточно для восприятия Грина.
Необычайность изложения, давно позабытые названия сказочных городов – Лисс, Зурбаган, Гель-Гью. Имена – Биче Сениэль, Томас Гарвей, Фрези Грант, Дэзи, Гез. Некий мистицизм, туманность, сюрреальность, мистика, фантазия в изложении создают романтичность и загадочность в тексте романа. Сквозь слова и образы просвечиваются скрытые идеи, все это выглядит как некий детектив, разгадку которого следует искать в своей душе.
Мир, созданный Грином – какой он? Романтизм, несуществующие страны, люди, имена. Наверное, это было бегство от действительности, от сурового времени начала 20 века. И мир Грина – фантастический, туманный, призрачный, притягивающий своей ностальгией и ароматом тонких, деликатных эмоций, ощущений.
Кто способен прочувствовать прозу Грина? Только читатель, в душе которого живет романтика и осязания, ощущения поэтики слова.
Наверное, многие не воспримут Грина. Причина мне была бы понятна.
Александр Грин в начале романа произносит слово – Несбывшееся. Какой же смысл, значение несет в себе это выражение, что оно значит для человеческой души? Что это?

Вот он пишет: «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?»

Несбывшееся - это волнующие слова, чувства, которые не пережил, чувствовал, но они не пришли,  знаки в названиях кораблей и мест, где бы хотел побывать, но не был, : «Сидней», – «Лондон», – «Амстердам», – «Тулон»… и эти надписи названий кораблей и городов золотых букв хранили неоткрытую истину.

И это Несбывшееся способна чувствовать не каждая душа. Может это мешает жизни, добавляет лишних переживаний и сомнений. Но скорее обагащает эту жизнь, позволяя глубже и сильнее чувствовать палитру всего мира. Может я ошибаюсь?

Сюжет романа можно изложить достаточно кратко. Томас Гарвей из-за болезни попадает в город Лисс. Во время игры в карты с доктором Филатром и друзьями Гарвей вдруг слышит женский голос, произносящий – Бегущая по волнам. Гарвей взволнован, пытается понять, откуда этот голос и что он значит. Все насыщено ощущениями, ожиданием событий.
На пристани он видит прибывший корабль. По трапу спускается девушка, сходит на пристань, и Гарвей видит «увидел акт величайшей неторопливости, верности себе до последней мелочи, спокойствие, принимая во внимание обстоятельства, почти развратное, – так неподражаемо, безупречно и картинно произошло сошествие по трапу неизвестной молодой девушки, по-видимому небогатой, но, казалось, одаренной тайнами подчинять себе место, людей и вещи.
         Люди суетливого, рвущего день на клочки мира стояли, ворочая глазами, она же по-прежнему сидела на чемоданах, окруженная незримой защитой, какую дает чувство собственного достоинства, если оно врожденное и так слилось с нами, что сам человек не замечает его, подобно дыханию.
        Привлекательное, с твердым выражением лицо девушки, длинные ресницы спокойно-веселых темных глаз заставляли думать по направлению чувств, вызываемых ее внешностью. Благосклонная маленькая рука, опущенная на голову лохматого пса, – такое напрашивалось сравнение к этой сцене, где чувствовался глухой шум Несбывшегося.»
        Образ девушки, так ностальгически и романтично описанный писателем, вызвал в Гарвее поток сумбурных эмоций, он ощутил в себе то, что можно было бы назвать предверием любви. Это нежное чувство ожидания. Безсловесные ощущения и тяга к обьекту почитания. Почитание ли было это или просто ощущение Возможного? Или Несбыточного, ведь возможно, что ничто не произойдет.
        Вечером Гарвей гуляет по набережной и вдруг видит корабль, на котором написано название «Бегущая по волнам». Это вызывает у него сумбурные эмоции, вот как Грин описывает состояние Гарвея – «Я вздрогнул, – так стукнула в виски кровь. Вздох – не одного изумления, – большего, сложнейшего чувства, – задержал во мне биение громко затем заговорившего сердца. Два раза я перевел дыхание, прежде чем смог еще раз прочесть и понять эти удивительные слова бросившиеся в мой мозг, как залп стрел. Этот внезапный удар действительности по возникшим за игрой странным словам был так внезапен, как если человек схвачен сзади. Я был закружен в мгновенно обессилевших мыслях. Так кружится на затерянном следу пес, обнюхивая последний отпечаток ноги.»
       Он поднимается на борт и знакомится с капитаном корабля Гезом. О, Гез – уникальный герой Грина. О нем говорят в таверне два моряка, один называет его грубым и жестоким, другой же – умелым, внимательным, человечным. Это ведь психологическая картина Геза, сочетание Добра и Зла в одной личности, и когда в личности нет стержня, то чаще побеждает Зло. И ведь это некое подобие Рогожина из «Идиота», разве что Рогожин более трагичный и колоритный, мощный и сильный образ.
       Гарвею удается договориться о том, что он поплывет на корабле, его необычайно влечет идея, что он обязательно встретит девушку с причала, Биче Сениэль, его притягивает и толкает к поступкам прочувствованная связь Биче Сениэль с этим кораблем.
       Во время плавания после ссоры с Гезом капитан силой высаживает в океане Гарвея в шлюпке. И это начало мистических событий, которые каждый может обьяснять и понимать по-разному. Это появление Фрези Грант. К сожалению, вынужден процитировать Александра Грина и вставить диалоги, часть выражений, хоть это и нагружает текст дополнительно, но мне кажется, что заметки без слов Грина будут слишком сухи, а возможность хоть чуть-чуть приблизиться к Грину, не утруждая себя поисками книги и первоисточника, облегчит понимание заметок.
       Кроме того, почувствовать аромат, вкус прозы Александра Грина можно только при чтении. Пересказывать его бессмысленно.
        Итак, Фрези Грант, с загадочным именем девушка, очаровательная, судя по описанию в романе, появляентся именно в этот момент, когда Гарвей был насильно выкинут в шлюпку. Потому что ее не было на корабле, но Гарвей, находясь в шлюпке возле корабля, вдруг слышит крики и требовательный женский голос, проговоривший резко и холодно:
«– Это мое дело, капитан Гез. Довольно, что я так хочу!
Гез крикнул: – Эй вы, на шлюпке! Забирайте ее! – Он прибавил, обращаясь неизвестно к кому: – Не знаю, где он ее прятал!
– Гарвей! – раздался свежий, как будто бы знакомый голос неизвестной и невидимой женщины. – Подайте шлюпку к трапу, он будет спущен сейчас. Я еду с вами.
Шагов я не слышал. Внизу трапа появилась стройная закутанная фигура, махнула рукой и перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх, на палубу. Пристально взглянув на меня, женщина нервно двинула руками под скрывавшим ее плащом и села на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не видел, лишь поймал блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря на корабль. Я все еще удерживался за трап.
– Как это произошло? – спросил я, теряясь от изумления.
– Какова наглость! – сказал Гез сверху. – Плывите, куда хотите, и от души желаю вам накормить акул!
– Убийца! – закричал я. – Ты еще ответишь за эту двойную гнусность! Я желаю тебе как можно скорее получить пулю в лоб!
– Он получит пулю, – спокойно, почти рассеянно сказала неизвестная женщина, и я вздрогнул. Ее появление начинало меня мучить, – особенно эти беспечные, твердые глаза.
– Что вы теперь чувствуете, Гарвей?
– Вы меня знаете?
– Я знаю, как вас зовут; скажу вам и свое имя: Фрези Грант.
              Она перегнулась назад и вынула из кормового камбуза фонарь, в котором была свеча. Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой было полно прелестной, нервной игры, выражавшей в данный момент, что она забавляется моим возрастающим изумлением. Но в ее черных глазах стояла неподвижная точка; глаза, если присмотреться к ним, вносили впечатление грозного и томительного упорства; необъяснимую сжатость, молчание, – большее, чем молчание сжатых губ. В черных ее волосах блестел жемчуг гребней. Кружевное платье оттенка слоновой кости, с открытыми гибкими плечами, так же безупречно белыми, как лицо, легло вокруг стана широким опрокинутым веером, из пены которого выступила, покачиваясь, маленькая нога в золотой туфельке. Она сидела, опираясь отставленными руками о палубу кормы, нагнувшись ко мне слегка, словно хотела дать лучше рассмотреть свою внезапную красоту. Казалось, не среди опасностей морской ночи, а в дальнем углу дворца присела, устав от музыки и толпы, эта удивительная фигура.
– Не бойтесь, – сказала она. Голос ее изменился, он стал мне знаком, и я вспомнил, когда слышал его. – Я вас оставлю, а вы слушайте, что скажу. Как станет светать, держите на юг и гребите так скоро, как хватит сил. С восходом солнца встретится вам парусное судно, и оно возьмет вас на борт. Судно идет в Гель-Гью, и, как вы туда прибудете, мы там увидимся. Никто не должен знать, что я была с вами, – кроме одной, которая пока скрыта. Вы очень хотите увидеть Биче Сениэль, и вы встретите ее, но помните, что ей нельзя сказать обо мне.
Я была с вами потому, чтобы вам не было жутко и одиноко.

– Ночь темна, – сказал я, с трудом поднимая взгляд, так как утомился смотреть – Волны, одна волны кругом!
Она встала и положила руку на мою голову. Как мрамор в луче, сверкала ее рука.
– Для меня там, – был тихий ответ, – одни волны, и среди них есть остров; он сияет все дальше, все ярче. Я тороплюсь, я спешу; я увижу его с рассветом. Прощайте! Все ли еще собираете свой венок? Блестят ли его цветы? Не скучно ли на темной дороге?
– Что мне сказать вам? – ответил я. – Вы здесь, это и есть мой ответ. Где остров, о котором вы говорите? Почему вы одна? Что вам угрожает? Что хранит вас?
– О, – сказала она печально, – не задумывайтесь о мраке. Я повинуюсь себе и знаю, чего хочу. Но об этом говорить нельзя.
Пламя свечи сияло; так был резок его блеск, что я снова отвел глаза. Я видел черные плавники, пересекающие волну, подобно буям; их хищные движения вокруг шлюпки, их беспокойное снование взад и вперед отдавало угрозой.
– Кто это? – сказал я. – Кто эти чудовища вокруг нас?
– Не обращайте внимания и не бойтесь за меня, – ответила она. – Кто бы ни были они в своей жадной надежде, ни тронуть меня, ни повредить мне они больше не могут.
В то время, как она говорила это, я поднял глаза.
– Фрези Грант! – вскричал я с тоской, потому что жалость охватила меня. – Назад!..
Она была на воде, невдалеке, с правой стороны, и ее медленно относило волной. Она отступала, полуоборотясь ко мне, и, приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от постели уснувшего человека, опасаясь разбудить его неосторожным движением. Видя, что я смотрю, она кивнула и улыбнулась.
Уже не совсем ясно видел я, как быстро и легко она бежит прочь, – совсем как девушка в темной, огромной зале.»

            Фантастичность описанного может вызвать ощущение обычной выдумки, литературного способа обогатить произведение литературными приемами для удержания внимания читателя. Но ведь это абсолютно не так, Грин глубок, глубок, и расшифровать его образность с первого раза нелегко. Кто Фрези Грант – свое предположение выскажу ниже.
Но фразу о пуле в лоб стоит запомнить. А также запомнить слова Фрези Грант – «Никто не должен знать, что я была с вами, – кроме одной, которая пока скрыта. Вы очень хотите увидеть Биче Сениэль, и вы встретите ее, но помните, что ей нельзя сказать обо мне. Я была с вами потому, чтобы вам не было жутко и одиноко.»
Кто она, одна женщина, имя которой пока неизвестно, и почему нельзя говорить Биче Сениэль о том, что Фрези Грант была в лодке с Гарвеем – эту загадку разгадывать придется читателю. И если первое – имя женщины, по сюжету появляется, то вот вторая загадка, почему в тайне от Биче Сениель стоит держать присутствие Фрези Грант, оказалась загадкой непростой.
Предположение у меня есть. Также выскажу позже.
Итак, Гарвей встречает небольшое плывущее судно «Нырок», они спасают его, и он знакомится с капитаном корабля Финеасом Проктором и его двоюродной племянницей Дэзи, они плыли в Гель-Гью.
Отношения с Дэзи – могли бы быть отдельной темой. Незаметно, деликатно они чувствуют влечение, неосознанное друг к другу, они пока не знают, что это за эмоции, принимая их за дружеские. Но впоследствии все оказалось не так.
В Гель-Гью праздник, карнавал, а в центре города стоит скульптура Фрези Грант. Одни ее обожают, другие же хотят снести и разломать, чтобы на этом месте построить какие-то склады.
Фрези Грант, дочка основателя города Гель-Гью, о ней существовала легенда, что однажды, плывя на корабле „Адмирал Фосс“, «пассажиры увидели остров, на нем не было заметно ни одного дерева, но он был прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на синий бархат и смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
Явилась Фрези Грант и стала просить капитана, чтобы он пристал к острову – посмотреть, какая это земля.
Фрези Грант, хотя была доброй девушкой, однако в ней сидел женский черт, и если она чего-нибудь задумывала, удержать ее являлось задачей.
Фрези стояла, закусив губу. В это время, как на грех, молодой лейтенант, вздумал ей сказать комплимент. „Вы так легки, – сказал он, – что при желании могли бы пробежать к острову по воде, не замочив ног“. Что ж вы думаете? „Пусть будет по вашему, сэр, – сказала она. – Я уже дала себе слово быть там, я сдержу его или умру“. И вот, прежде чем успели протянуть руку, вскочила она на поручни, задумалась, побледнела и всем махнула рукой. „Прощайте! – сказала Фрези. – Не знаю, что делается со мной, но отступить уже не могу“. С этими словами она спрыгнула и, вскрикнув, остановилась на волне, как цветок. Никто, даже ее отец, не мог сказать слова, так все были поражены. Она обернулась и, улыбнувшись, сказала: „Это не так трудно, как я думала. Передайте моему жениху, что он меня более не увидит. Прощай и ты, милый отец! Прощай, моя родина!“»

Из сюжета романа добавлю, что на карнавале в Гель-Гью Гарвей встречает костюмированную Дэзи, потом, наконец, - Биче Сениель. И «Бегущая по волнам» приплывает в Гель-Гью. Гарвей общается с Биче Сениель, ее отец оказывается настоящим владельцем «Бегущей по волнам», они обсуждают, как ей вернуть судно и как наказать Геза. В конце-концов Гарвей идет в гостинницу к Гезу и находит его с там с простреленной головой.
               А позже он встречается с Дэзи, и вдруг понимает, что любит ее, а не Биче Сениель, и любил ранее, все как бы становится на свои места. Тайком строит ей дом, приводит в дом, и они счастливы.
               «Бегущая по волнам» продана с аукциона, позднее ее находят брошенную и гниющую возле неких островов.
              Вроде схематично так, но чувствую, что не хватает каких-то главных, связующих весь сюжет слов. Эта детективная загадка требовала осмысления образов Грина. Мне это стоило бессоницы с 01.50 до 03.00. И вдруг «щелкнуло», и после этого все встало на свои места.
              Так кто же и что же есть Фрези Грант?
              Это Мечта, Спаситель, можно даже сказать – Ангел-Спаситель, Надежда, Вера. Но в болшей мере – Мечта, та детская, непосредственная Мечта, Мечтательность, прозрачная и неуловимая, слова слабы, чтобы выразить ее точный смысл. Да, по всей видимости, этот образ и не имеет точного определения и смысла. Ведь Александр Грин и жил такими образами, он как психолог, видел то первичное в психологии сознания – ощущения. Именно они создают в подсознании настроение и чувство, а потом, при углублении в эти ощущения, рождается понятие, как словесная форма передачи смысла. Александр Грин в своих произведениях останавливается на передаче ощущений. И тогда понимаешь, что Фрези Грант, эта Мечта и Мечтательность, или приходит к человеку, или – нет. И именно поэтому в романе Фрези Грант в лодке сказала не говорить Биче Сениель о том, что она приходила к Гарвею.
Но Биче Сениель закрыта для таких эмоций. Она ведь в романе говорит, что я ощущаю себя стоящей перед дверью, от которой у меня нет ключа. И ключ -  это та детская непосредственность, та Мечтательность, искренняя и неповторимая, способность именно в детско-подростковом возрасте ощущать неосознанные порывы и желания души. Это состояние, с возрастом оно чаще всего проходит.
                Напомню цитатой слова еще одного героя, в общем – второстепенного, Кука, убитого, защищая скульптуру Фрези Грант.
                Замечательный монолог, он невольно с грустью заставляет взглянуть и в свое лично прошлое:
– Я смотрю мрачно, – сказал он, шагая по комнате, засунув руки за спину и смотря в пол. – Мне рисуется такая картина. В мраке расположены сильно озаренные круги, а между ними – черная тень. На свет из тени мчатся веселые простаки. Эти круги – ловушки. Там расставлены стулья, зажжены лампы, играет музыка и много хорошеньких женщин. Томный вальс вежливо просит вас обнять гибкую талию. Талия за талией, рука за рукой наполняют круг звучным и упоительным вихрем. Огненные надписи вспыхивают под ногами танцующих; они гласят: «Любовь навсегда!» – «Ты муж, я жена!» – «Люблю и страдаю и верю в невозможное счастье!» – «Жизнь так хороша!» – «Отдадимся веселью, а завтра – рука об руку, до гроба, вместе с тобой!..». Пока это происходит, в тени едва можно различить силуэты тех же простаков, то есть их двойники. Прошло, скажем, десять лет. Я слышу там зевоту и брань, могильную плиту будней, попреки и свару, тайные низменные расчеты, хлопоты о детишках, бьющих, валяясь на полу, ногами в тщетном протесте против такой участи, которую предчувствуют они, наблюдая кислую мнительность когда-то обожавших друг друга родителей. Жена думает о другом, – он только что прошел мимо окна. «Когда-то я был свободен, – думает муж, – и я очень любил танцевать вальс…»
                Язык Грина и образы – это неповторимое сочетание детской непосредственности и зрелых картин человеческого бытия. Эти образы разрушаются, умирают со временем. Это невосполнимая потеря того состояния, которое называется Счастье.
                Дэзи – светлая, чистая девушка. Почему Гарвей влюбился в нее, почему их дороги сошлись? Потому что Гарвей верил, что в лодке с ним была Фрези Грант, как Мечта и Надежда, потому что и Дэзи верит в Фрези Грант.
А вы верите, что была Фрези Грант? – спрашивает Дэзи Гарвея.
– А вы?
– Я безусловно верю и скажу – почему. Я верю потому, что от этой истории хочется что-то сделать. Например, стукнуть кулаком и сказать: „Да, человека не понимают“.
– Кто не понимает?
– Все. И он сам не понимает себя.

                А к Биче Сениель способность к Мечте не пришла. Она осталась рациональной и холодной, поэтому Гарвей с Дэзи, а она стала Каваз.
                Гриновский язык увлекает своей недосказанностью и ощущением иносказательности.
Биче Сениель в разговоре с Гарвеем признается:
«– Я буду откровенна, Гарвей, вы мне рассказали о Фрези Грант, и я вам поверила, но не так, как, может быть, хотели бы вы. Я (поверила) в это, как в недействительность, выраженную вашей душой, как верят в рисунок Калло, Фрагонара, Бердслэя; (я не была с вами тогда). Клянусь, никогда так много не говорила я о себе и с таким чувством странной досады! Но если бы я поверила, я была бы, вероятно, очень несчастна.
– Биче, вы не правы.
– Непоправимо права. Гарвей, мне девятнадцать лет. Вся жизнь для меня чудесна. Я даже еще не знаю ее как следует.  Да, я очень рассудительна, – прибавила Биче задумавшись, – а это, должно быть, нехорошо. Я в отчаянии от этого!
– Биче, – сказал я, ничуть не обманываясь блеском ее глаз, но говоря только слова, так как ничем не мог передать ей самого себя, – Биче, все открыто для всех.
– Для меня – закрыто. Я слепа. Я вижу тень на песке, розы и вас, но я слепа в том смысле, какой вас делает для меня почти неживым. Но я шутила. У каждого человека свой мир. Гарвей, этого не было?!»

Что можно сказать о человеке, не способном так ощущать и верить по-настоящему в Фрези Грант? Этому невозможно научить и обьяснить. Оно или есть, или его нет. Надеюсь, что тот, кто прочтет эту заметку, сможет понять – о чем я.
На самом деле писать о Бегущей по волнам и Грине оказалось для меня чрезвычайно трудной задачей. Описывать словами тот прозрачный, иррациональный, даже фантастический язык прозы Александра Грина, рассказывать о его образах и пытаться переложить на понятный язык смысл его слов – непосильная задача. Грина надо читать. Он прожил трудную жизнь, умер в 51 год в Крыму в бедности. Его ценили многие авторитетные писатели и поэты, и при этом редкий понимал его поэзию настроения, чистоты чувств. В СССР он был практически запрещен, и ведь понятно – где уж коммунистическим чиновникам понять и возвыситься до поэтики Александра Грина. Примерно в середине 60-х его издали, и читатели «заболели» Грином, его именем названы горы, планеты и прочее. В фильме «Бегущая по волнам» играли Ролан Быков и Маргарита Терехова, Александр Галич написал песни для фильма. И возможно он действительно неплох, для тех технологий кино в 1967 году.
И так получилось, что вчерашний день у меня прошел под знаком – Александр Грин. Я слушал в Ю-тубе рассказы различных писателей, критиков об Александре Грине. Я понимал, что, говоря о Грине, они употребляют в целом правильные слва, но вот суть прозы Грина, и в частности – «Бегущей по волнам», остается не раскрытой.
 По телевизору как раз показывали передачу об Анастасии Вертинской. И потом включили фильм «Алые паруса». Фильм 1961 года, играют известные и в будущем известные Сергей Мартинсон, Олег Анофриев, Зоя Федорова, Евгений Моргунов, ну, и конечно, Анастасия Вертинская и Лановой. Анастасия Вертинская, в 16 лет, сыграла неповторимо и тонко. Лановой прямолинеен, схематичен, из него просто прет то, что помогло ему в фильме «Офицеры».
                Но Анастасия Вертинская – это любовь на всю жизнь. В роли прорывается ее непосредственная душа 16-летней девушки, живущая в ней Фрези Грант. Это очень трогательно, неповторимые ощущения, когда корабль с Алыми парусами плывет к берегу.
В этом – Александр Грин. Вот оно, Счастье. Оно, оказывается, рядом, нужно только верить. Вот что отличает Грина от мрачного Платонова, других писателей советской эпохи.
И вспомнился Александр Вертинский, отец Анастасии Вертинской, его творчество, как ассоциация с прозой Грина. Легкое, ироничное, сентиментальное и трагичное в эмиграции.
Помните?- В бананово-лимонном Сингапуре… Мадам, уже падают листья… Как хороши, как свежи были розы…
И, конечно, -

Ваши пальцы пахнут ладаном,
И в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.

И когда Весенней Вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет вас в светлый рай.

Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьет поклон
И метет бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.

Ваши пальцы пахнут ладаном,
И в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.

И совершенно не случайно, что дочь Александра Вертинского сыграла роль в «Алых Парусах».
Вертинский – трагично-светлый, Грин – оптимистично- светлый. Из области ассоциаций все возникают образы Достоевского. Казалось бы – как можно сравнивать Мышкина, Лизу, Шатова, Ставрогина с героями Грина? Ведь они действительно очень и очень разные?
Но ведь что-то их и обьединяет, например, поиск счастья.
Достоевский – глубочайший психолог, обнажающий подноготную человеческой души и заставляющий думать о том, почему человек несчастлив, дает ему возможность искать путь к счастью через Веру и Бога.
Александр Грин – психолог, пишущий об ощущениях, как первой формой познания мира, говорит – вот оно, Счастье, просто имейте Мечту и умейте Мечтать и жить в согласии со своей душой, и больше ничего не надо.
Ведь это так просто, быть счастливым.
Закончить мне все-таки хочется словами Александра Грина из «Бегущей волны». Это очень трогательное отображение души замечательной Дэзи. И Мечты.
Филатр приехал в гости к Гарвею и Дэзи. Невзначай он говорит друзьям:
«- Не дальше как вчера я встретил молодую даму – Биче Сениэль.
Глаза Дэзи высохли, и она задержала улыбку.
– Биче Сениэль? – сказал я, понимая лишь теперь, как было мне важно знать о ее судьбе.
– Биче Каваз.
Филатр задержал паузу и прибавил:
– Да. На пароходе в Риоль. Ее муж, Гектор Каваз, был с ней. Биче Каваз просила меня, если я вас встречу, передать вам ее письмо.
Он порылся в портфеле и извлек небольшой конверт, на котором стояло мое имя. Посмотрев на Дэзи, которая застенчиво и поспешно кивнула, я прочел письмо. Оно было в пять строчек: «Будьте счастливы. Я вспоминаю вас с признательностью и уважением. Биче Каваз».
– Только-то… – сказала разочарованная Дэзи. – Я ожидала большего. – Она встала, ее лицо загорелось. – Я ожидала, что в письме будет признано право и счастье моего мужа видеть все, что он хочет и видит, – там, где хочет. И должно еще было быть: «Вы правы, потому что это сказали вы, Томас Гарвей, который не лжет». – И вот это скажу я за всех: Томас Гарвей, вы правы. Я сама была с вами в лодке и видела Фрези Грант, девушку в кружевном платье, не боящуюся ступить ногами на бездну, так как и она видит то, чего не видят другие. И то, что она видит, – дано всем; возьмите его! Я, Дэзи Гарвей, еще молода, чтобы судить об этих сложных вещах, но я опять скажу: «Человека не понимают». Надо его понять, чтобы увидеть, как много невидимого. Фрези Грант, ты есть, ты бежишь, ты здесь! Скажи нам: «Добрый вечер, Дэзи! Добрый вечер, Филатр! Добрый вечер, Гарвей!»
Ее лицо сияло, гневалось и смеялось. Невольно я встал с холодом в спине, что сделал тотчас же и Филатр, – так изумительно зазвенел голос моей жены. И я услышал слова, сказанные без внешнего звука, но так отчетливо, что Филатр оглянулся.
– Ну вот, – сказала Дэзи, усаживаясь и облегченно вздыхая, – добрый вечер и тебе, Фрези!
– Добрый вечер! – услышали мы с моря. – Добрый вечер, друзья! Не скучно ли вам на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…»