Мой дед Иван Григорьевич

Очнулся он от тишины звенящей,
Ему, казалось, голова кипела.
Не помнил: в прошлом он иль в настоящем -
Земля зияла ранами  обстрела.

Он огляделся:  танк  горит подбитый,
Враги не выжили, все тут остались…
И вспомнил всё… Он ждал их под ракитой,
Гранату кинул вслед, попасть стараясь.

Вот боль пронзает тело, как кинжалом,
Нога разбитая и кровь сочится.
Перетянул чем смог.  Соображал он:
«Где я? И  как бы не попасться фрицам»

Лежал за танком в колее глубокой,
Пытался встать, но потерял сознанье.
Очнулся, затрещала вдруг сорока…
Он притаился,  затаив дыханье.

«Фашисты!?» Как-то стало жутковато.
«Где  наши?  Видно, с боем отступили…
Эх, жалко, вот бы мне гранат десяток -
И на немецком б здесь не говорили».

Ждал долго темноты, не поднимаясь,
Ничем себя врагам не выдавая.
К земле прижался, с ней почти сливаясь,
От  боли ран  сознание теряя.

Полз ночью он, а днём лежал в воронке,
В пути встречая вражьи караулы.
Дом вспоминал, там братья и сестрёнки…
«Мне надо жить», - твердил, сжимая скулы.

«Как без ноги? Домой пошлют приказом,
А я ведь не добил врагов поганых
И не изгнал фашистскую заразу…»
Он полз к своим, не думая о ранах.

Ушёл от немцев, выжил и не сдался.
Пусть без ноги… домой с войны вернулся.
Знал твердо он, за что с врагами дрался,
Он наш герой, он к славе прикоснулся.

Девчоночка ждала в деревне русской,
И народились парни и девчата.
Воспитывал всех, не давая спуска!
Поднялись дети, и пошли внучата.

Любил он их, дарил всегда обновки
И молоком поил парным из кружки.
Всё помнят благодарные потомки.
А ордена хранятся на подушке.

И вот «стоит» он вновь в строю победном
В военной гимнастерке с орденами.
Внучата, дети с ним в полку бессмертном
Идут с улыбкой светлой и слезами.