Из цикла Женские портреты

Любви желали муж, и кот, и пёс,
и тесто, что никак не подходило,
но, вот курьёз: душа перебродила,
в ней всё утрамбовалось, улеглось
по полочкам. И бабочки смущённо
сложили крылья, будто бы молясь.
Она в плечах и в бёдрах раздалась -
та, что была для девочек иконой,
теряла с модой на худышек связь.
Старела женщина. Послушная инстинкту,
всё делала на ощупь, наугад,
как мотылёк, что мчит по лабиринту
на свет, но возвращается назад
и засыпает, обернувшись в кокон,
в плену двойных закупоренных, окон.

Накинув плащ, она гуляла с йорком,
водила к грумеру сибирского кота,
варила щи и делала уборку,
но этот ритм и эта суета,
теряли смысл, как на прогулке шпильки,
когда в ногах - расплавленный свинец.
Она всерьёз зачитывалась Рильке
и одолела Данте, наконец,
оттачивая память, словно ножик,
и Фрейду, и Альцгеймеру назло.
Она была умна и, без ворожек,
считала, что ей в жизни повезло
с котом, собакой, разбитным супругом,
одним из тех, что всё приносят в дом,
но говорил он вечно не о том,
и ясно было, что они не ровня.

Звезда судьбы, что так сияла в Овне,
теряла блеск и больше не влекла.
Старела женщина, и жизнь её текла,
как жёлтая река с песком и илом,
она искала, но не находила
сияния породы в том песке...
Она жила: опару заводила
на купленном по скидке молоке,
смотрела, как сосед учил питбуля
и злилась: почему без поводка!
Никто не замечал, как из цветка
она свечой, которую задули,
дотлела и тихонько оплыла.
И девушка лет двадцати бабулей,
здороваясь, ту женщину звала...