Жизнь летит безудержным тараном...

                * * *
Жизнь летит безудержным тараном,
У нее оскал, а не лицо,
Раз седые дети ветеранов
К молодым идут вместо отцов.
Ясен мозг. Но сил уж не собрать им
И доковылять уже нельзя:
В школах на торжественных собраньях
Вместо них сидят их сыновья.
Сыновья несут с собою время,
Не застыть истории во мгле,
Только ветеранов поколенья
С каждым днем все меньше на Земле.
Мир всегда был жаден и неистов,
В нем всегда текла людская кровь,
Не было святее атеистов
Роковых сороковых годов.
Это не простая эпопея:
Оборона, штурм и смертный бой.
Тридцать тыщ ночей Варфоломея
Легче одной ночи под Москвой.
Цезарь. Рим. Испанская Гранада.
Битвы: череда за чередой.
Меркнет все в окопах Сталинграда.
Кажется все детскою игрой.
Были и французы и татары,
Да, пришлось немало пережить,
но теперь история решала
Больше: быть планете иль не быть.
Чтоб смеялись весело и звонко
Мы теперь и бредили весной,
Все решили парни в гимнастерках
И в пилотках с красною звездой.
Чтобы мир не стал военной картой,
И не развернулось время вспять.
Надо, чтоб стоявшие за правду,
Правду всю успели рассказать.
Через теле- радиоканалы
Дети вряд ли толком уяснят
Про блокадный хлеб и про Дахау,
Про земной, а не библейский ад.
И придет с забвением расплата
(Боль страшна, коль знаешь, как болит),
Значит, кто-то, где-то и когда-то
Несомненно, то же сотворит.
Равнодушье – страшный бич на свете,
Допустить в сердца его нельзя.
Потому я на занятьях детям
Пристальней порой смотрю в глаза.
И, прервав урок Средневековья,
Говорю в десятый раз подряд
Про Ульяну, Кошевого, Зою
И про тот ноябрьский парад.
Может, после искренней беседы
Кто-то из девчонок иль парней
Прибежит домой и скажет: «Деда,
Расскажи, как было на войне».
И старик, отпив глоточек чая
И немного посветлев лицом,
Хоть и трудно, но доковыляет
С палочкой на школьное крыльцо...
И мелькает мысль, как ноет рана:
Не одни года тому виной,
Что не часто нынче ветераны
В школы молодой идут тропой.
                2001г. Декабрь.