Сказание о Царёве городе на Кокшаге

«В городе – сотни дорог,
вечность в себе таящих.
Город – всегда диалог
прошлого с настоящим».
(Р. Рождественский)


Я иду по жизни самым полным ходом,
И хоть города мне многие милы,
Если кто-то спросит: «Ты откуда родом?»
Я отвечу гордо: «Из Йошкар-Олы!»

И гордиться есть чем: мой любимый город
Стал намного краше, чем когда-то был,
Он как будто поднял памятников ворот,
И московской шапкой голову покрыл.

А ещё надел он радужные брюки,
В каменных ботинках стоя у реки,
И народ гордится набережной Брюгге,
Хоть и было время – принимал в штыки.

Ну и вопреки всем веяньям и модам,
С верой православной он неразделим:
Здесь на Патриаршей в мелочах воссоздан
Славный вход Господень в Иерусалим.

Он красив сегодня, но судьбы зигзаги
И его присущи были житию:
Городом Царёвым на реке Кокшаге
Он когда-то начал летопись свою.

И явился миру рубленым острогом
В грозном обрамленьи башен и бойниц,
В самом недоступном и забытом Богом
Царстве рысей, белок, ласок и куниц.

Впрочем, не совсем уж и в безлюдном крае
Появился этот мощный бастион,
Став как раз опорой в длительном раздрае
Русских войск и местных кланов и племён.

Хоть и здесь по духу всем славянам близкий –
Тоже неуёмный в счастье и беде,
В череде столетий жил народ марийский,
Дань платя исправно Золотой Орде.

Не настолько древний, как, к примеру, греки
(Хоть Онар былинный — чем не Дионис),
Но каган хазарский аж в десятом веке
Поминал марийцев, как народ «цармис».

Вопреки напастям и перипетиям,
Обуздать стремился жизненный процесс,
Поклоняясь вкупе сразу трём стихиям
И своим кормильцем почитая лес.

Но реализуя план амбициозный,
Вместе с тем народу погубив зело,
Царь Иван Василич по прозванью Грозный
Принял эти земли под своё крыло.

И уже внедряя мысль о патронате,
Кое-чьей, возможно, воле вопреки,
Фёдор Иоаныч «указал послати»
В центр земель марийских русские полки.

Обретённый вскоре воинством стрелецким,
Этот отдалённый русский бастион
Был заложен князем Дмитрием Елецким
В том году, как Фёдор занял царский трон.

Будто бы на счастье водрузив подкову
(Сглазить в этом деле – Боже упаси),
«Воеводой быти князю Ноготкову», –
Повелел тогдашний Царь всея Руси.

В службе скор и хваток, и делах радеюч,
Не с нуля, конечно, но почти с нуля,
Ставил град Воейков Звяга Тимофеич –
Первый городничий оного кремля.

И пусть скажет кто-то: в уголке, мол, райском
Сговорились люди промышлять тайгу…
Изначальный облик Царевококшайска
Призван страх и трепет был внушать врагу.

Обнесён снаружи насыпью и рвами,
Он стоял, щетиня все свои зубцы.
И перемежая скорби торжествами,
Жил в нём люд военный, в основном стрельцы.

Но какая в дебрях жизнь без веры в Бога?
Да и супостату можно ль дать отпор?
Так центральным местом крепости-острога
Стал большой и ладный городской Собор.

Коль жила община верой православной,
Было рядом с храмом людно день-деньской.
Сделалось то место площадью базарной –
Как бы средоточьем жизни городской.

А ещё осталось в памяти народа
И переместилось на страницы книг,
Что вели от храма три подземных хода,
И в одном, как будто, даже был тайник.

По соседству с храмом – арсенал, казармы,
Приказная, кузня, воеводский двор…
Оглядев постройки, мыслишь: «Ох и славно
Может куролесить батюшка-топор!»

Подле стен ютились избы и амбары,
Проглотив оконца с жёлтою слюдой…
Креп таёжный город, только вот пожары,
Стали для форпоста подлинной бедой.

Царевококшайцы до работы жгучи –
Устраняли тут же нанесённый вред…
И никто не ведал, что до главной бучи
Оставалось вот уж меньше сотни лет.

А пока тянулся, проложив рокады,
К Царевококшайску трудовой народ:
Появляться стали первые посады,
Очертив границы будущих слобод.

Тут отметить важно, чтобы вдруг кому-то
Не казалось будто в уши льют елей:
На российском троне начиналась смута,
Самозванцы лезли изо всех щелей.

Но, чем дальше шабаш этот вельзевульский,
Тем к обычным смертным меньше мир суров:
Что тебе Лжедмитрий, что Василий Шуйский,
Знай расти пшеницу, да паси коров.

Слава Богу вскоре в столкновеньи кланов
Победил достойный, чести не поправ…
И престол возглавил Михаил Романов,
Что был прозван «Кротким» за смиренный нрав.

И покуда город развивался дальше,
И за краем вёлся тщательный присмотр,
«Кроткого» на троне заменил «Тишайший»,
А потом по списку: Фёдор, Софья, Пётр.

Целый век державы, проведённый в войнах,
И других расколах, бунтах и судах,
Для лесного града проходил спокойно,
Так сказать, в привычных праведных трудах.

Но однажды ночью, накануне Пасхи,
В Троицкой церквушке, после бденья чтиц,
То ль по недосмотру, то ль по чьей «указке»,
Провалилась свечка между половиц…

А с горящей свечкой грех играть в бирюльки.
Но доглядчик Прошка грелся у котла…
Кто бы мог подумать, что от той фитюльки
Деревянный город выгорит дотла.

В крепости народу, почитай, полтыщи,
И тушить пожары вроде не впервой…
Но осталось вскоре только пепелище,
Над которым нёсся дикий бабий вой.

А тому виною потребимый бойко
И такой доступный местный хвойный лес.
А ещё, конечно, плотная застройка –
Каждый чаял хапнуть в городе нарез.

Ровно сто двенадцать лет со дня закладки
Простояла крепость, жизнею бурля.
И пришлось кремлёвцам, разгребя остатки,
Возведенье града начинать с нуля.

Только вот вторично, да на те же грабли
Наступать, решили, будет – перебор,
Потому, где можно, древесину с паклей
Заменили в стенах камень и раствор.

И взялись всем миром за благое дело –
Оживились сотни маленьких пружин:
Силе человека нет и впрямь предела,
Если он высокой целью одержим!

А в большом едином трудовом накале
И беда, по сути – уж не та беда…
Только стен и башен возводить не стали,
Так как в них отпала в сущности нужда.

Зареклись давно уж бунтовать соседи,
И в казну исправно поступал ясак.
Лезли только лисы, волки и медведи,
Но для них хватало дворовых собак.

Напряжённость в крае постепенно спала,
Не совались больше ханы и мурзы,
И расход такого нужного металла
На клинки и ружья меньше стал в разы.

Город становился полностью аграрным.
Часть сельхозпродуктов запасалась впрок.
И чем-чем, а самым уж элементарным
Он себя, конечно, обеспечить мог.

О военном прошлом бывшей цитадели
Всем напоминала (в частности, мужам)
Должность воеводы, что на самом деле
«Первым после Бога» был для горожан.

Кое-кто, конечно, попадал в немилость,
Но по большей части честный был народ:
За почти два века в городе сменилось
Свыше полусотни справных воевод.

Имена лишь части этих корифеев
Смог увековечить город сей Царёв:
Головин, Онучин, Матов, Галафеев,
Бабушкин, Шарапов, Кононов, Репьёв…

А ещё Аленин, Гурьев, Купреянов,
Шишкин, Доможиров, Сытин и Нагой…
Каждый, безусловно, был не без изъянов,
Ну а в общем, цели следовал благой.

При правленье Анны и Елизаветы
Город у российских прочих областей
Перенял такие времени приметы,
Как постройка белых каменных церквей.

И четыре статных, самобытных храма
В корне изменили городской ансамбль.
Словно бы вбирая ветры океана
Развернул рангоут парусный корабль.

Пятый храм добавил красок всей картине,
Тихвинской иконы славя торжество.
Будучи построен при Екатерине,
Он вобрал все свойства века своего.

И хоть церкви облик изменили древний,
Привнеся в застройку свежие штрихи,
В остальном же город был большой деревней –
Те же избы, клети, свиньи, петухи…

А ещё как плугом взрытые дороги,
И куда ни глянешь – ямы, лужи, грязь.
Вечерами – темень, поломаешь ноги,
Даже если выйдешь в ночь перекрестясь.

При засилье жижи, сходной с блинным тестом,
Хоть какой намёк бы был на тротуар…
Но особо грязным и зловонным местом
Издревле считался городской базар.

Что самой торговле вовсе не мешало
С каждым годом только множить оборот:
Продавались кожа, мясо, рыба, сало,
Ягоды с грибами, воск, пушнина, мёд…

И как все мы Кубу знаем по сигарам,
Хоть и между нами тридевять земель,
Так, пожалуй, самым ходовым товаром
В Царевококшайске стал обычный хмель.

Опыт сей являлся небезынтересным:
Кто такой представить мог бы поворот,
Что в каком-то скромном городе уездном
Хмелеводство станет приносить доход?

Да такой, что даже, открестясь от дани,
Что всю жизнь платили деды и отцы,
Самые до дела жадные крестьяне
Перешли в мещане, а затем в купцы.

Не из тех, конечно, явных оборванцев,
Что как ни суббота, то мертвецки пьян…
Но купцы Булыгин, Ганешев, Таланцев,
Да и тот же Бабин вышли из крестьян.

Ну а уж с бесспорным символом обмана
Из существовавших здесь на тот момент
Связывалось имя Пчелина Ивана,
О котором масса сложена легенд.

Более известны стали без сомненья
Россказни о том, как в эти времена
Пчелиным на площадь в праздник Вознесенья
Выставлялись бочки доброго вина.

И не важно кто ты, нищий иль лабазник,
Всех вином бесплатно потчевал купец.
Этот день в народе звался «Ванькин праздник»,
Хоть и был сам Ванька тот ещё шельмец.

Может быть отчасти из-за этой тёмной
Личности, нещадно мучившей народ,
В городе для многих бедность стала нормой,
Что склоняло к мысли извести господ.

Только рано было думать о свободе,
Ведь до появленья, стало быть, на свет
В небольшом Симбирске мальчика Володи
Оставалось где-то восемьдесят лет.

Но пока ребёнок не был даже зачат,
И не зачат даже был его отец,
Пред крестьянством встала главная задача –
Крепостному праву положить конец.

За одно лишь только местным богатеям
Можно без сомненья должное отдать:
Вследствие их тяги к всяческим затеям
Город сей с прогрессом в ногу мог шагать.

Потому и сложно сознавать без грусти,
Что его позднее, пусть не без причин,
В очерках губернских тёмным захолустьем
Называл сатирик Салтыков-Щедрин.

Эх, Михал Евграфыч, кабы ты сегодня
Посетил бы этот «тихий уголок»,
То купить магнитик с шествием Господним
От соблазна точно б устоять не смог.

И ещё, конечно, по центральной части
Побродив с открытым от восторга ртом,
Ты б, как все туристы, посчитал за счастье
Посидеть на лавке с йошкиным котом.

Впрочем, всё ж давайте без нужды не будем
В нашем ладном сказе забегать вперёд…
Путь Царёва града в новый век был труден,
Как и жизнь народа в нём была не мёд.



Конец ознакомительного фрагмента.
 
Книгу «Сказание о Царёве городе на Кокшаге: Краеведческий очерк в стихах» (М.: Эдитус, 2023) можно заказать, связавшись с автором через личные сообщения.

22 сентября 2020 года отрывок произведения в авторском исполнении был представлен радиостанцией ГТРК Марий Эл. Ознакомиться с эфиром можно по этой ссылке - https://youtu.be/3fu8IFTY6aY
Отрывки из поэмы опубликованы в поэтическом сборнике «Стихи тебе слагаем, Марий Эл: К 100-летию Республики Марий Эл» (Йошкар-Ола: ООО ИПФ «СТРИНГ», 2020), газете «Звениговская неделя» № 51 (9694) от 25 декабря 2020 г.