И если диво твориться на свете...

Аномально по небу летают «тарелки»,
ложатся в полях колоски в кружева.
Всё где-то, и всё же, лишают покоя загадки,
в коих тайны творят торжества.
Ученый, серьёзный, смолчит в созерцанье,
ему ли гипотез плодить без причин.
Но, любопытством пылая как в детстве,
душой затрепещет от яви глубин.
Нас всех аномальное делит на группы
по отзвуку к тайне нашей души:
С трепетом слабым - ищем разгадки,
уходим в себя – в ком позывы сильны.
Кто же свидетелем чудного не был,
тайны иного не видел тавро,
может словам своё сердце доверить,
коль аномальное есть в нём зерно.
Чудо вершиться не только на небе,
бездной во мне разверзается лик бытия.
И если диво твориться на свете,
то для просвета бездонности Я.
С этих глубин пробивается тщетно прозренье,
и вдохновенье ищет простор,
и аномального чуда виденье
мне возвещает негласный укор: 
за суету, за гордыню, безверье,
за отчуждённость от мира душой -
Мне предъявляя безмерную цену,
всею отпущенной жизнью земной.

Вера в Начале нас вывела в люди,
дав для творенья прозренья глаза.
И, постепенно, творимые вещи
в нас находили свои имена.
С ними сознанье и мысль обретали,
знаньем вскрывая в нас наготу.
И всё сильнее им доверяя
множили духа в себе нищету.
Ныне, взирая на духа знаменья,
вижу лишь внешние тайны черты.
Не понимая, как можно душою
к истине мысль свою подвести.
Необъяснимые множатся факты,
к Богу всё чаще идеи склоняют умы.
Но не в душе рождаются мысли,
веры начальной не знают они.
Но возвращаться к безумию веры,
как не хотелось бы, троп не найти.
Разум темнеет без духа творения,
и просветляется лишь от любви.
То, что я знаю, до боли, конечно.
Всё, недоступное знанию чую в себе.
Тайное Слово соткано тайно,
чтобы к нему сокровенно идти.

                Фотомонтаж автора.