Русская идея

               
             РУСКАЯ  ИДЕя


               СКАЗАНИЕ
            о городе  ГДОВЕ
               

Укромен и скромен, характером тих, –
Ни фабрик, ни домен, ни труб заводских, – 

Ничем не прославлен, никем не воспет,
Наш город стоит с незапамятных лет.

Давнишний  его основания год
Весьма  приблизительно знает народ.

И нынче я даже гадать не берусь,
Когда зародилась тут матушка-Русь.

Известно доподлинно только одно,
Что пращуры  наши здесь жили давно.

Был  город не город, село не село,
Однако не попусту время текло.

Сначала  избушка, потом терема,
А в центре  – церквушка, а рядом – дома.

Прекрасны на общее благо дела.
И грянули благовест колокола.

Оратай и плотник, кузнец и пастух
Работали истово – каждый за двух,

Порой приходилось и за семерых.
Никто с малолетства без дела не дрых.

Не очень-то здесь плодородна земля.
Меж частых болот каменисты поля.

Полгода – морозы, полгода – дожди.
Особых щедрот от природы не жди.

Но Русь не роптала, что климат свиреп,
И в поте лица добывала свой хлеб.

У нас ведь извечно забота одна:
Работа. Работа с темна до темна.

А если уж вкалывать, черт побери,
Так в полную силу – с зари до зари.

Зато мужики – удалец к удальцу.
Зато у молодок – заря по лицу.

Нет, край  этот вовсе не рай на земле,
Изысканных не было блюд на столе,

Но  худо ли, бедно ли – семеро в ряд,
Бывало, как птенчики, детки сидят,

И каждому, слава те Господи, есть
К одежке – лаптешки, и есть что поесть.

А если и шастает кто босиком,
Ниче, вон мордашки-то – кровь с молоком.

И пусть не всегда беспечально житье,
Да все здесь родное, до боли свое:

И луг, и река, и – чудесней чудес –
Дремучий, как в сказке, нехоженый лес,

И озеро с бурным простором морским,
Что исстари Русь называет Чудским,

И рощи задумчивых русских берез,
И русские избы, и русский мороз,

И русская баня, где паримся мы,
И русская тройка для русской зимы,

 И русская удаль, и русская речь...
 Ну как этот край не любить, не беречь!

Несметная хана Батыя орда
Была не допущена Русью сюда.

Зато уж  псы-рыцари да короли
Разбойный за приступом приступ вели.

Как с моря на горы волна за волной,
Катилась на город война за войной.

Тевтонская, шведская, польская рать
Рядились до нитки его обобрать.

Не мене  прожорливых, чем татарва,
Вояк дармовая прельщала жратва.

Чухонцы, ливонцы и прочая чудь
Кусок пожирней норовила стянуть.

За полчищем – полчище  с разных сторон,
И что ни война, то  столетний урон.

От эдаких бед с незапамятных лет
Досель домовитости в городе нет.

Одних только храмов порушено шесть,
А сколько погублено душ – и не счесть.

И крепость, что встарь неприступной была,
Руинами стала с угла до угла.

Лишь стены, где в кладку пошел известняк,
Стоят, как былого могущества знак.

Ведь было: гремел за ударом удар.
Ведь было: пылал за пожаром пожар.

Случалось, что город сжигали дотла.
Но крепость – сражалась. Но крепость – жила.

А после побоища возле нее
Опять гдовичи возводили жилье,

И снова с любовью растили детей,
По-русски хлеб-солью встречали гостей,

И сызнова город из праха вставал.
Не зря говорится: хоть мал, да удал!

А впрочем, неся терпеливо свой крест,
Был в старой России уезд как уезд,

Потом, с наступлением новых времен,
Был, в общем и целом, район как район.

Чего уж былое-то попусту клясть,
Когда за напастью валилась напасть.

А следом вдобавок всем бедам беда:
Свирепей Батыевой вторглась орда.

И вновь за Отечество пал, как герой,
Из города нашего каждый второй.

А город-то, город-то как разорен –
Досель не восполнен смертельный урон.

Вот так-то. Какой тут, к чертям, коммунизм,
Когда испокон – затяжной катаклизм.

И все-таки, как ни жестоко житье,
Да все здесь родное, издревле свое:

И луг, и река, и – пускай без чудес –
А все же по-русски таинственный лес,

И кущи раскидистых русских берез,
И русский – а что там, в грядущем? – вопрос.

Увы, что ни год, то добру укорот,
И что ни хозяин – Федот, да не тот.

Меняем портреты – то царь, то генсек –
А все в дураках рядовой человек.

Должно быть, взаправду удел наш таков –
Всех мук не размыкать во веки веков.

И ныне я даже гадать не берусь,
Какой она будет – грядущая Русь.

Известно  доподлинно только одно,
Что много еще претерпеть суждено.

– Досада! – затылки скребут мужики, –
Женясь, огольцов заводить не с руки;

Дрожишь над одним-то, но ежели два,
Получку с получкою сводишь едва.

Теперь вот разинули рот: президент
Россию накормит в единый момент.

Ах,  бросьте! Трубить наловчились: "Вперед!"
А дело – ни с места. Житуха – не мед.

Одна  нам забота в отраду дана:
Работа. Работа  с темна до темна.

Во имя России – Россию любить,
Во имя России – себя не щадить.

Тогда, утверждая трудом благодать,
И город наш древний начнет процветать.

И – быть по сему! И дозвольте сказать:
России во веки веков – исполать!
 

 ОДУРЬ ГРОМКИХ ИДЕЙ
  КРАСНАЯ  БАЛЛАДА

С пионерских времён
Я по-детски влюблён
В поступь страстных колонн,
В яркость красных знамён.

Был там гордо приколот
Всех огней горячей
Герб, где серп и где молот,
И звезда в пять лучей.

Грело жаркой любовью
Пламя этих знамен,
Ибо праведной кровью
Бархат их обагрен.

В них и скорбь, и укор,
В них и стыд, и позор
И за красный террор,
И за белый террор.

Их давно уже нет,
Но не меркнет их цвет,
Наших бед и побед
Ослепительный свет.

Ослепительный свет…
   Удивительный свет…
      Восхитительный свет…
         Убедительный свет…
Их давно уже нет.
Ах, неужто их нет?!
 
*   *   *
В шепотке краснобаев
И в трибунных речах
Снова предан Чапаев
И расстрелян Колчак.

Лязг буденовских сабель,
Бронепоезда гром,
И Деникин, и Каппель,
И Шкуро за бугром.

И в штыки рать на рать, –
Образумь их, Господь! –
Не плясать-пировать,
А друг друга колоть.

За царя на престоле –
Старой веры полки,
А за землю, за волю –
Мужики-босяки.

Озорные, хмельные,
Под глазами круги,
Патриоты России,
А друг другу враги.

За утратой утрата –
Наплевать! До конца! –
Со штыком – брат на брата.
С топором – на отца.

На отца?.. На отца!
   На отца-гордеца…
      На отца-мудреца…
         На отца-храбреца…
У родного крыльца
На родного отца!
*   *   *
Жутко ссуплены брови, –
Не разгладишь рукой.
А кровищи-то, крови…
Русской крови – рекой.

Злобой к русским влекомы,
Русь влекли на разгром
Комиссары-наркомы
С русофобским нутром.

Обуял их настырный
Фанатизма угар
Размятежить всемирный
Революций пожар.

Их в России программа
Сатанинской была:
Сбить кресты с русских храмов,
Сбросить колокола.

И вершился идейно:
Кто не с нами – под нож! –
Шайкой Лейбы Бронштейна
Всероссийский правёж.

Одуряющим слогом
Правил дьявольский бал
Трижды проклятый Богом
«Интернационал».

Но, не вникнув по сути
В одурь громких идей,
Бились русские люди
Против русских людей.


И что там, и что здесь –
Злоба. Ненависть. Месть.
Неподкупная честь
И преступная спесь.

А чтоб против никто
Даже пикнуть не смел,
Ни за что ни про что
Без суда – на расстрел.

Но за что же? За что?!
   За шинель. За пальто…
      Да и за без пальто…
         Ах, да важно ль, за что…
Уж теперь-то про то
Не расскажет никто.
*   *   *
Братской распри стихию
Каждый гнул под своё.
И растлили Россию,
И распяли её.

Миллион… Миллион…
И ещё миллион…
Тот погиб. Тот казнен.
Царь с семьей истреблен.

Не стрелой басурманской,
Не в ордынском огне,
А на той – на Гражданской
Окаянной войне.

Глядь-поглядь, у народа
Ни двора, ни кола.
Поманила свобода,
Да в тупик завела.

Вместо царства свободы
Царство братской резни.
Беспощадные годы.
Кровожадные дни.

Генералы – в тоску,
Комиссары – в Москву.
Мужику-дураку
Гробовую доску.

Мужику—кулаку…
   Мужику – бедняку…
      Мужику – босяку…
         Мужику – русаку…
Гробовую доску,
Вековую тоску.
*   *   *
Шайка Лейбы в Кремле.
Честь и совесть – в тюрьме.
А Россия – во мгле.
А крестьянин – в ярме.

Интернационален –
«Всем!.. Всем!.. Всем!..» – свой призыв
Сбрендил Ленин. А Сталин
Только хмыкнул в усы.

Ибо видел он сон,
Что народ обречён
На страданья и стон
До скончанья времён.

О таинственный сон!..
   О убийственный сон!..
      То ли сталинский сон…
         То ли дьявольский сон…
Ах, будь проклятым он
До скончанья времен...


 
   ВОПЛЬ ПРОВИНЦИАЛА

              Соратнику по крылу и штурвалу
              Генерал-полковникуЛеониду Лукичу Батехину

Мы одному с тобой молились богу,
Соратники из одного гнезда.
Одна и та же нашу путь-дорогу
Благословила алая звезда.

В одежке драной… Ни жилья, ни хлеба…
Война… Разруха… Голод… Нищета…
Но как сияло русской славой небо!
Какой была прекрасною мечта!

И мы взорлили в солнечные дали,
И возмечтали: к звездам долетим!
Нас сталинскими соколами звали,
И мы гордились званием таким.

Была идея: коммунизм реален.
И мы не сомневались: быть тому!
И богом был для нас товарищ Сталин,
И мы молились искренне ему.

И ты средь туч и молний реял смело.
Но вдруг с высот, что гордо покорял,
Спикировал в уют политотдела,
Как мы считали, дурака свалял.

Но ты был настоящим коммунистом.
А мы – своё: «Оратор! Выступлер!»
Карьеры ради, дескать, стал речистым
И в генерал-полковники попёр!

 
У нас, крылатых ухарей-гвардейцев,
Чудить-мутить натура широка,
И мы на всяких там политотдельцев
Поглядывали этак свысока.

Но ты был тверд. И преуспел. Удача?
Так ли, не так, казалось бы – гордись:
Москва. Квартира. Должностёнка. Дача.
Всё есть. А жизнь… А как сегодня жизнь?

Мне не в пример, ты и поныне в силе,
Да и со мной ничуть не во вражде.
Твоя ль вина, что я, клонясь к могиле,
В провинциальной мыкаюсь нужде.

Увы, товарищ генерал-полковник,
Один ли я так обойден судьбой?
Прорвавшись к власти, явный уголовник
Нас числит всех никчёмною толпой.

А сколько ж их таких, с ухваткой вражьей,
Сегодня в наших правящих верхах!
И почему вдруг коммунист вчерашний
Сегодня нам с тобою лютый враг?!

Им словно бы не писаны законы,
Всё оплевали – правду, доблесть, труд.
И нет войны, а гибнут миллионы,
До пенсии не доживая, мрут.

Глашатаи марксизма-ленинизма,
Сплетясь с ворьём в змеиный их клубок,
Глумясь над нами, фарс капитализма
Долдонить навострились назубок.

 
Поднапустить в глаза умеют пыли.
Вопят: «Вперёд!» – а пятятся назад.
С пелёнок большевизм превозносили,
А ныне ель-цинизму лижут зад.

Могучим был СССР. Великим.
И вдруг такой позорнейший развал.
Но почему же никакой Деникин
К отпору добровольцев не созвал?

Иль судорогой страха рот скривило?
Что ж не нашёлся ни один смельчак
Поднять мятеж, как генерал Корнилов,
Верховным стать, как адмирал Колчак?

Ну, ладно, скажем, был генсек – Иуда.
Ну, а ЦК? Или – Политбюро?
И тут не объявился ниоткуда
Спасать их хоть какой-нибудь Шкуро!

Блажили: совесть, ум и честь эпохи!
Нам дескать, путь указан Ильичём!
А на поверку что же? Пустобрёхи,
Трусливые, как цуцики, причём.

В раздумье горьком чертыхнусь уныло.
Тоска! Уж лучше б сразу на погост.
Нас восемнадцать миллионов было,
А Ельцин цыкнул – все поджали хвост.

Зато в каком от доллара восторге! –
С власть захватившей сворой на паях
Вчерашние парторги и комсорги
У олигархов ходят в холуях.

 
Наперебой – кто в клан «едрёнороссов»,
Кто в кодлу Жириновских хохмачей,
В либерализм общественных отбросов,
В авантюризм чубайсовских рвачей.

А ты, товарищ генерал-полковник?
Недавно я услышал, что и ты,
Поскольку, мол, заслуженный сановник,
Сподобился достойной высоты.

Опять нас, маловерных, вдохновляешь
Сиянием регалий и наград.
Завидую? Да брось, сам распрекрасно знаешь,
Что про таких в народе говорят.

Галдят, базарят толпы безработных:
«Вот, мол, идей высоких проводник,
Завел не в коммунизм, так и растак, негодник,
А в капиталистический тупик!»

«Друзей, – вздохнешь, – охаивать негоже».
Но исстари, хоть трижды генерал,
Платон мне друг, а истина дороже,
Как Аристотель некогда сказал.

С себя вины я тоже не снимаю.
Свои стишки кропая между дел,
Пел дифирамбы Октябрю и Маю,
Да многое не так, как надо, пел.

Рифмуя, метил даже в трубадуры.
А что? Неплох про шуры-муры слог.
Но под ярмом цензуры-диктатуры
Встать в полный рост за истину не смог.

 
И подмывает воплем скандалиста
С досады взвыть на весь на белый свет:
«О, тяжела ты, участь коммуниста!»
Но это же, конечно, не ответ.

Перебирая поражений даты
Под грузом оскорбительных утрат,
Мы скажем, что ни в чём не виноваты.
Чёрт побери, а кто же виноват?

Летали смело. Преданно служили.
А что в итоге? Горечь и позор.
Выходит, что всю жизнь слепыми были,
Да так и не прозрели до сих пор.

Наш марш гремел, что сказка станет былью,
Что будем жить мы в сказочном раю.
А мы… Мы лбы в усердье расшибили
И ахнули у бездны на краю.

Гордясь, что жили в гордую эпоху
Во имя счастья для родной земли,
Выходит, не тому молились богу,
Выходит, не по той дороге шли.

И не закрыл идейной амбразуры
Никто в философическом бою –
Ни генералы от литературы,
Ни генералы в воинском строю.

Как пушкинский старик перед корытом
Разбитым перед нищею избой,
Я оставляю свой вопрос открытым
Не только лишь перед одним тобой.

 
От приговора нравственных законов
Увертки никакие не спасут
Ни единиц, как мы, ни миллионов
Партийно-государственных иуд.

Как с тормозов сорвавшись, полным ходом
Гремит страна, как поезд под откос.
И всё острей встаёт перед народом
Трагический в его судьбе вопрос.

И не имею права промолчать я,
Чиню сам над собою самосуд,
Не потому, что мне страшны проклятья,
А потому, что люди правды ждут.

Я знаю, что история рассудит
И всем воздаст по чести и уму,
Да только вот когда такое будет,
Известно только Богу одному.

И пусть я слаб, пусть голос мой не громок,
Но бью в набат – внемли и стар и мал! –
Чтоб сдуру опрометчивый потомок
Таких бы дров, как мы, не наломал.

 
           ВЕЛИКОРОСС               
                Соратнику по русскому духу               
                Владимиру  Степановичу Никитину               

Я в  большевистских не ходил вождях,
Ни комиссаром не был,  ни чекистом,
Но в  беспощадных классовых боях
Был безоглядно верным коммунистом.

Победы знал и пораженья знал.
Про коммунизм трибунно не долдонил.
Не Библию читал, а «Капитал»,
Хоть ни хрена в нем толком и не понял.

Во имя пролетариев всех стран
Плевать хотел на личное богатство,
Крепил союз рабочих и крестьян
И свято верил в равенство и  братство.

В борьбе бывало всяко — кровь и грязь,
Культ личности. Застой и  перестройка.
То злясь, то чертыхаясь, то стыдясь,
Я коммунистом оставался стойко.

Но как ни хорохорься, ни крепись,
При всём моём партийном постоянстве
Терзала душу каверзная мысль:
Подгнило что-то в  нашем  государстве!

Да, было много срывов и  преград.
Всё превозмог, мужая  год от года,
Не ради  привилегий и наград,
А ради блага моего народа.

И вдруг такой убийственный сюрприз! –
СССР — страну социализма
Разграбило и развалило вдрызг
Ворье из камарильи ель-цинизма !

Идею, что ль, внезапно невзлюбя
Где брат не раз губил родного брата,
И партия угробила себя
И диктатура пролетариата.

И вот стою у бездны на краю,
И ни рукою, ни ногой не двину,
И те, с кем вместе шёл в одной строю
Предательски подталкивают в спину.

И тут во мне очнулась русскость вдруг
И нашей русской воли непокорность,
И Пушкиным воспетый русский дух,
И русское достоинство, и гордость.

И встал я пред врагами в полный рост:
– Ну, подходите, – говорю, – дебилы.
Я – русский! – говорю, – Великоросс!
И я готов померить с вами силы!

А вы?.. Гляжу – какая всё же мразь
Влечёт Россию к полному раздраю!
И говорю открыто,  не таясь,
Что эту мразь открыто презираю.

Ах, сволота! Ах, скопище иуд!
Как рветесь вы вершить реванш троцкизма!
Но неизбежен всенародный суд,
И приговор врагам патриотизма!

И будет вечно над землей сиять
Зарей  победоносною  свобода,
И к правде звать и  правдой побеждать
Во имя счастья  русского народа!

 
     РУССКАЯ ИДЕЯ

  Трагический дифирамб

                Надо уничтожить прежде всего
                русский народ. Не советский,
                а именно — русский.
                Збигнев Бжезинский.

                Не в силе Бог, а в правде.
                Александр Невский.
           1
Сподобившись мышке-норушке,
Живу – то ли жив, то ли нет? –
В бревенчатой русской избушке
Едва ль не с языческих лет.

Для многих загадочно странен,
Живу, где родился и рос,
Как давний мой предок – древлянин,
Потомственный великоросс.

О время! С тобой не поспоришь,
Мой домик невзрачен на вид.
Во всем его облике горечь
От тысячелетних обид.

Печалилась мама: – Сама-то...
Сама-то я еле жива,
А тут вот и хата горбата.
Построим ли новую, а?..

Ах, мама! Вся жизнь – передряги.
С войны не вернулся отец.
А нас у нее, бедолаги,
Гурьба – к сорванцу сорванец.

Я — старший меж них той порою —
В отцовском форсил картузе:
— А что? Подрасту  — и построю
Такую, что ахнете все!

— Нет, сын, одному не под силу, –
Она построжала: — Не лги.
По мне — так уж лучше в могилу,
Чем лезть к богатеям в долги!

Хоть пятки лижи, хоть завидуй,
Хоть бейся, как рыба о лед,
Известно: голодного сытый
Во веки веков не поймет.

Богатство страшней, чем короста.
О жизни по-русски суди:
Неважно, какого ты роста,
Важнее — что слева в груди...

— Да ладно, – я морщился, — знаю,
Что все богатеи — жульё...
Но, годы спустя, вспоминаю
Все чаще советы её.

Мы в детстве задиристо верим,
Что в старом подворье своем
С годами и сказочный терем,
И царский дворец возведем.

Но вот, отродясь не бездельник,
За труд до преклонных седин
Ни новой избушки, ни денег.
И я ведь такой не один.
 
Нет, нет, моя хата не с краю.
Считай, полдеревни — родня.
Я всех поименно здесь знаю,
Как знают они и меня.

Я знаю, не все меня любят,
А кое-кто крепко сердит.
Повздоришь — убей, не уступят,
Как православному — жид.

Так что же мне — слать им проклятья?
Наверно, и сам виноват,
Когда даже младшие братья
Кричат, что для них я не брат.

Забыв наши братские цели
И даже о крови родной,
Подчеркнуто не захотели
Ютиться под крышей одной.

С издевкой отборнейшим стебом
Шпыняют: гы-гы, москали! –
Избушку зовут небоскребом,
Как будто не в ней возросли.

Случалось, отвешивал малым
За шалость, как старший, шлепка.
Но хворым, не я ль отдавал им
Последний стакан молока?!

Да что там! Теперь, значит, квиты.
Молчу не без горечи я.
Да шут с ним. Да были бы сыты.
Да ладно. Да Бог им судья...

 
Обиженным, трижды распятым,
Пред Богом удел мой таков:
Я есмь и останусь им братом
И днесь, и во веки веков.

И с тою же нотою грустной
Напомню и то под конец,
Что старший в семье нашей русской
Для младших — второй их отец.

          2
Все тати, что на пьедестале,
Суля мне то пряник, то кнут,
И гнули меня, и ломали,
И вновь в три погибели гнут.

Теперь сосчитаешь едва ли
То царских, то барских угроз:
То по хуторам расселяли,
То силой сгоняли в колхоз.

То барщина, то продотряды
Нагрянут и хлеб отберут.
А ты хоть подохни с досады:
Всю жизнь то ярмо, то хомут.

По явно нерусскому вкусу
В заботах о смене эпох
То сеять велят кукурузу,
То попросту чертополох.

Поди разбери их затеи:
Для нас, как для смердов тупых,
Такие рождают идеи,
Что сами балдеют от них.

 
Вослед за жидом Губельманом,
Иуды верша торжество,
Пытаются сделать Иваном,
С Россией забывшим родство.

Отнюдь не России радея,
Пинают нас, будто котят.
И только о русской идее
И слушать — увы! — не хотят.

А я... Под гипнозом я, что ли?
По пьяни пуская слезу,
Горланю: “О Русское поле!” –
А хлеб из-за моря везу.

Ни черту не верил, ни Богу.
Твердил себе: “Сам будь неплох!”
И вот удивляюсь, ей-богу,
Как сам до сих пор не подох?!

Ну что ж, поделом остолопу!
Кому я поверил? Врагу!
Бывало, кормил всю Европу,
Теперь вот — себя не могу.

О полюшко русское, поле,
Откуда ж коварней змеи
Злосчастное горюшко-горе
Вползло на просторы твои?!

Какая здесь рожь колосилась!
А ныне — стена ковыля.
За что же ты к Богу в немилость
Попала, родная земля?!
 
Какие здесь песни звенели!
Как радость была мне близка!
А ныне — ни песен, ни цели,
И хлебного — ни колоска!

Скажу без утайки, не споря,
Все было — и беды знавал,
Но пашню от моря до моря
Отборным зерном засевал.

Имея такую огромность,
По-русски отчаянно смел,
Имел я и русскую скромность,
И русскую гордость имел.

Назло иноверцам брехливым
По-русски на беды чихал,
Зажиточным был, и счастливым,
И —  на тебе! — вдрызг обнищал.

Топлю, как и встарь, вечерами
Зевластую русскую печь.
Смакую в беседе с друзьями
Горластую русскую речь.

С досадой кляну вороватый,
До власти дорвавшийся сброд.
Весной для прокорма лопатой
Копаю родной огород.

Да прок от лопаты велик ли! —
Нужда прижимает к ногтю.
В колхозах к комбайнам привыкли.
А где они нынче? Тю-тю...

 
Старею. Негромок мой голос.
И вот, золотишком звеня,
Какой-то там дядюшка Сорос
Блажит, что жалеет меня.

Кошусь на елей иноверца.
Таких отродясь не видал,
Что нищим от чистого сердца
Суют задарма капитал.

Вон — Ротшильды. Знаю семейку
И цену их подлых причуд:
Елейно отвалят копейку,
А после — три шкуры сдерут.

Отнюдь не изысканным слогом,
С издевкой и сам над собой,
Как прадед с языческим богом,
Бранюсь с безответной судьбой.

Что, в самом-то деле, мне надо?
Работа. Да хлеб на столе.
Да чуть попросторнее хата
Для внуков. Да — мир на земле.

Но — с Думой частенько в разладе,
Совет Федерации крут:
Возьмут да заморскому дяде
И пашню мою продадут.

Землица, родная землица,
Ты слышишь, как стонет народ?
Неужто опять повторится
Проклятый семнадцатый год?!

 
            3
Гляжу — за бугром-океаном,
Где властвуют доллар и блуд,
Меня то Иваном-болваном,
То лодырем русским зовут.

Зовут, проверяя, не слаб ли?
Не прячу ль за пазухой нож?
Зовут, понимая: ни капли
Ни в чем я на них не похож.

Открытую настежь и в стужу,
Поскольку для них я чужой,
Зовут мою русскую душу
Загадочной русской душой.

А в чем она, эта загадка?
Не в том ли, что им не под стать?
Что их воровского порядка
У нас не даю навязать?

С чего бы так яростно шкодят?
Да, видно, Иван не дурак:
Всем миром, кажись, верховодят,
А вот над Иваном — никак.

Что мне их валютная взятка
Из самой богатой мошны
И доллара мертвая хватка —
Гляди-ка ты! — просто смешны.

И наш телевизор в ударе.
Ей-ей, что ни диктор — бандит:
Такие поганые хари,
Что плюнешь — слюна зашипит.

 
Зовут меня то шовинистом,
То злобно шельмуют: дебил!
Теперь вот — коммуно-фашистом,
За то, что фашизм разгромил.

Бациллой антисемитизма,
Заразой зовут из зараз,
За то, что я от гитлеризма
Их племя еврейское спас.

За то, что я их презираю,
Что вижу их подлость насквозь,
Припишут, что я разжигаю
Межнациональную рознь.

Но — Боже мой праведный, где я?
Погрязшего в мерзких грехах,
Ей-ей: что ни шаг, иудея
Я вижу в российских верхах.

И как бы ни хрюкал по-свински,
И как бы кто льстиво ни лгал,
Бжезинский, Гусинский, Явлинский —
Один антирусский кагал.

Известно мне, как они ладят,
Что свой, что чужой уркаган,
Одною рукою погладят,
Другою — залезут в карман.

Стыдить их? Куда — грамотеи!
Для них же страшнее ножа
И русская наша идея,
И русская наша душа.

 
Но как бы там ни затыкали
Оболганной истине рот,
И как бы меня ни пугали,
Нельзя запугать весь народ.

Живу — ни припасов в амбарах,
Ни сейфа с несметной казной,
Ни пышных хором на Канарах,
Ни родины нет запасной.

Но я — моя хата не с краю! —
Покамест на что-то гожусь,
Я в прятки с судьбой не играю
И пятой графы не стыжусь.

Меж Западом и меж Востоком
Молва не случайна вовек,
Что я в этом мире жестоком
Добрейшей души человек.

А если и есть в ней загадка,
То что тут особо гадать:
Я все — даже жизнь без остатка! –
Не дрогну за правду отдать.

Гляжу — записной идеолог
Картавит, коварство тая:
— Путь к правде предельно недолог:
У каждого — правда своя.

Откуда она — эта нежить?
Где взяли такого ханжу?
Умеет же на уши вешать
Доверчивым людям лапшу!

 
Ну — умник! Ну — комик! Умора! —
Чего там о правде тужить,
Верь: лучшая правда — у вора,
И шпарь припеваючи жить!

А хочешь — по правде бандита
Живи не тужи, обалдуй.
Где деньги, там все шито-крыто.
А совесть... На совесть — наплюй!

Вот так вот во славу наживы
Гремит несусветная ложь.
Выходит, что ты тем правдивей,
Чем долларов больше гребешь.

И так как не может обманом
Добыть себе лишний пятак,
Глумятся над бедным Иваном:
— Лопух! Простофиля! Дурак!

Очнись! Ты живешь по старинке,
А тут — ого-го благодать! —
На демократическом рынке
Все можно — и душу продать.

Страшней, чем война и разруха,
Кошмарней, чем атомный гром,
Идет против русского духа
Информационный погром.

Пируют творцы чистогана
Во всю окаянную прыть,
И только Ивана — болвана! —
Никак им к себе не склонить.

 
Угробить? Что ж, скажем — погубишь.
Нетрудно: наивен. Открыт.
Но правду — не скроешь, не купишь.
А правда — учти! — не простит!

Двух истин в одной не бывает.
Как жизнь, что мне Богом дана,
Как солнце, что в небе сияет,
Как Родина, правда — одна!

И в том-то как раз и бессилье
Продажных моральных калек,
Что я в изолгавшемся мире
Правдивой души человек.

Оболганный, нынче в беде я.
Информационной войной
И русская наша идея
Оболгана вместе со мной.

Ворюги коварней Батыя
Безумствуют: “Амба! Капут! —
Теперь не воскреснет Россия!” —
И в гроб нас живыми кладут.

Орда мирового кагала,
Пытаясь Россию подмять,
И гнула ее, и ломала,
И вот навалилась опять.

Деньгой от Москвы до окраин
Меж русскими сеет раздор,
Чтоб русский подкупленный Каин
На русского поднял топор.

 
Как Цезарь когда-то: — И ты, Брут! —
Смотрю на домашних иуд.
В надежде, что старые вымрут,
И новые русские тут.

Таких, как ни горько, немало
И честь потерявших, и стыд.
Но Русь изначально стояла
И ныне на правде стоит.

А я — моя хата не с краю! —
Я — русский, и в русском строю
Всей жизнью своей присягаю
Не дрогнуть и в этом бою.

И как там беда ни ломает,
Живу, подтверждая молву,
Что правда всегда побеждает.
И я ради правды живу.

И вы меня хоть обезглавьте,
Един нашей жизни итог:
Не в деньгах,
Не в силе,
А — в правде
И радость,
И счастье,
И — Бог!

На том и стоят, не скудея,
Любые преграды круша,
И русская наша идея,
И русская наша душа.

Не нам, уподобясь Иуде,
Гоняться за длинным рублем.
Мы, честные русские люди,
Не сладко, но честно живем.

Не клоним пред недругом выю,
Бесстрашно стоим на своем,
И матушкой нашу Россию,
И матушкой правду зовем!


  НА ПОСЛЕДНЕМ РУБЕЖЕ

Мы за русскую правду свою
До последнего дрались патрона.
Смертью храбрых в неравном бою
Вся в повал полегла оборона.

И картавит какой-то кретин,
Оскверняя эфир ультиматом:
— Ррусь, сдавайсь! Ты остался один
Против НАТО с пустым автоматом!

Евро-доллары... Атом... Броня...
Как татаро-монгольские орды,
Все наглей окружают меня
Эти жидо-масонские морды.

На последнем стою рубеже,
Что не снился ни немцу, ни шведу.
И хазарский подонок уже
Надо мной предвкушает победу.

Ну, а я?.. О, погибельный час!
В кулаке аж до судорог сжата —
Распоследний мой боезапас! —
Стратегической смерти граната.

Ну, подлюги!.. Как Русь татарву...
Только суньтесь попробуйте, гады,
Я вас вместе с собою взорву.
И  не ждите пощады!


      РУССКОЕ  ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ               

У нас, у русских, искони в народе
Обычай есть заветней всех иных,
Что старший брат в семье всегда в заботе
О шалунишках младшеньких своих.

Он младшему и сказочку расскажет,
И сопельки, не брезгуя, утрет,
Шнурочки на ботиночках завяжет
И в детский сад за ручку отведет.

А уж в сестренке и души не чает.
Он к ней с любовью братской так и льнет.
И в колыбельке нежно покачает,
И даже колыбельную споет.

И как прекрасно, что семья большая.
Здесь в радость все – и праздники, и труд.
Здесь, старшего по-братски уважая,
И младшие достойными растут.

Конечно, в жизни всякое бывает,
И если кто не слушаться горазд,
И если добрых слов не понимает,
То старший брат и подзатыльник даст.

Сочувствуя, жалеет, обнимает.
Больнее личной боль родных сердец.
Он сознает, он без подсказки знает,
Что старший брат в семье – второй отец.

В такой семейной русской круговерти
В большой семье, где жить да не тужить,
 Я сам возрос, и вы уж мне поверьте,
Не так-то просто старшим братом быть.

Я старшим был. Я трудно жил. Горюя,
Я в деревенской русской рос избе.
Но не о личных бедах говорю я, –
Об общерусской говорю судьбе.

Как русский, и гордился и горжусь я,
Что, за собой ведя страну вперед,
В большой семье Советского Союза
Был старшим братом русский наш народ.

По-русски добр, с душою нараспашку,
Поскольку горе сам до дна познал,
В тяжелый час последнюю рубашку
Для младших братьев сам с себя снимал.

Но искренняя русская душевность
И то добро, что делал старший брат,
Являя русофобской страсти ревность,
Совсем обратный дали результат.

Головорезы! Изверги! Уроды! –
На русских с их сердечной добротой
Рванулись эти младшие народы
Поистине фашистскою ордой.

С огнем безумства в буркулах их узких,
С квохтаньем похотливых индюков
Девиц и жен насиловали русских,
Кастрировали русских пареньков.

Глумились, изощренно истязали
(Да здравствует интернационал!)
И головы прилюдно отрезали
Тем русским, кто их веру отвергал.

 
Тем, перед кем вчера лишь лебезили,
Превознося арабский халифат,
Теперь всех русских погубить грозили.
Да, впрочем, и сейчас еще грозят.

Погибелью стращают неминучей,
Идти войной готовятся на нас,
Но если так, то и на этот случай
Мы кое-что имеем про запас.

Добра, щедра, уступчива Россия,
Но сколько ж можно злом ее пытать?
Ах, русоненавистники тупые,
Не заставляйте подзатыльник дать!


 
  РУССКИЙ -РУССКИМ               

              Миронову Николаю

 Беседа русского деда

                Николай, давай закурим,      
                Николай, давай нальем!
                Русская прибаутка

          1
Николай, а мы не курим,
Николай, а мы не пьем,
Так давай побалагурим
Просто так о том о сем.

По породе, по природе,
Трезвые пока,
Оба – два непьющих вроде
Русских мужика.

Что ж мы вечно спорим-вздорим
С жаром не людским?
Подивимся лучше морем –
Озером Чудским.

Ой, пречистое какое,
Не вода – хрусталь!
Ой, родное, ой, Чудское,
Голубая даль!

На душе от синей-сини
Тишь да благодать.
Нашей Матушки-России,
Нам ли не понять.

Глянем вдаль в века былые
В прошлое ее,
Ой, Россиюшка-Россия,
Солнышко мое!

Ты о чем, гармонь-тальянка,
Завела навзрыд?
На ладонь склоняясь, славянка
У окна сидит.

Как в тумане, голубые
Глазоньки ее.
Ой, Россиюшка-Россия,
Горюшко мое!

Сколько горя пережито!
Сколько русских драм!
Изначально Русь открыта
Всем семи ветрам.

Вот где ширь без берегов-то!
А ворон! Ворон!
А врагов-то! А врагов-то!
Да со всех сторон!

Озарили лес и долы
Грозы – от и до,
Там – хазары, там – монголы,
Там незнамо кто.

Копья острые топыря,
На копье – копье…
Ой, единственное в мире
Солнышко мое!

 
Невский князем был бедовым,
Ярлу вмах – меж глаз!
Он Побоищем ледовым
Русь от смерти спас.

Но вокруг-то что творилось,
Ну ни дать, ни взять,
Заваруха заварилась –
Век не расхлебать!

Свой своих в упор не видя,
Батюшки мои! –
Свой своих возненавидя,
На своих  – свои!

О безумство! О проклятье!
Русь – за ратью рать
Мертвой хваткою объятья, –
Смерти не разъять!

Злей врага разя друг друга, –
Охти, гой-еси! –
На округу шла округа,
Русь супроть Руси.

Не на гада-супостата,
Вусмерть – до конца,
Сват на свата, брат на брата,
Сын против отца.

Ой вы, русичи, окститесь!
Уж не счесть могил,
В русском поле русский витязь
Русского рубил.

 
Ну, а позже что – не то же?
Нежного нежней,
То есть то же, да построже,
Да куда страшней.

Труп на трупе, труп у трупа,
Словно сон дурной,
Два великих душегуба
Правили страной.

Два сакральных, не банальных,
Скажем не шутя,
Два кроваво-гениальных
Не русских вождя.

Скажем прямо, два урода
Вели в коммунизм,
Против русского народа
Чиня терроризм.

Это что ж стряслось такое?
Пенясь и дымясь,
Волгой-матушкой рекою
Кровушка лилась.

Да не чья-то голубая,
За струей струя –
Наша. Красная. Родная.
Русская. Своя!
          2
Николай, давай закурим!
Николай, давай нальем!
Может, вдрызг себя задурим.
Может, что-нибудь поймем.
 
Русских слез и славы чаша,
Дорожить веля,
Нам дана в наследство наша
Русская земля.

Кровью русскою омыта
Вся – по окоем.
Ну, а мы-то что, а мы-то,
Мы-то как живем?!

Да достойны ли мы наших
Русских храбрецов,
За Россию в битвах павших
Дедов и отцов?!

Спорим-вздорим, брови хмурим,
А о чем? О чем?
А уж курим, так уж курим!
А уж пить, так пьем!

При такой-то русской шири
Как понять ее?..
Ой, единственное в мире
Солнышко мое!

Ой ты, русский, ой, родимый,
В сонме городов
Разъединственно любимый
Древнерусский Гдов!

До чего ж ты русский хлестко!
Охти, гой еси! –
Брат славянского Изборска,
Ровесник Руси.

Здесь в тени берез и кленов
Спят во тьме могил
Коммунист Федор Сафонов
И поп Михаил.

Жили-были не дружили,
Уж при мне, не встарь.
Жизнь до срока положили
На русский алтарь.

С русской думою о хлебе,
О русском селе,
Этот видел рай на небе,
Этот – на Земле.

Говоря по-русски строго, –
Дурь. Максимализм.
Этот пылко верил в Бога,
Этот – в коммунизм.

И всего притом курьезней,
Что и тот и тот
Был серьезного серьезней
Русский патриот.

Так вот эти патриоты –
Душой – айсберги! –
Были в жизни антиподы,
Друг другу враги.

Тот и тот на свете белом,
Подводя итог,
Что-то русским людям сделал,
А что-то не смог.

 
Гдовичам родней родного
На покой ушли.
А построить рай для Гдова
Оба не смогли.

Так с мечтами их большими,
Словно чужаки,
И в могилах спят чужими
Наши мужики.

         3
Николай, давай закурим!
Николай, давай нальем!
Ты ли дурень, я ли дурень?
Без пол-литра не поймем.

Как и с многими другими,
Гдовский старожил,
С ними, русскими, родными,
Странно я дружил.

Гдов – районный центр всего лишь,
Но заговоришь –
Шиш кого-то переспоришь,
Переубедишь.

Ох, как встретимся, бывало,
Спор – живым не быть!
Так порой и подмывало
За грудки схватить.

Цирк, ей-богу, комедийный.
А уж партий! Сект!
Только ты им, беспартийный,
Был не тот субъект.

Но когда главой района
Избрали тебя,
Ух, как взвыли обозлено,
Хором не взлюбя!

Тот грозился псом кусачим,
Тот – в острог упечь,
Тот вообще к чертям собачьим
И башку отсечь.

Оказалось – не виновен! –
Разобрался суд.
Так теперь кто жаждал крови
Друг друга грызут.

        4
Николай, давай закурим!
Николай, давай нальем!
От такой от русской дури
Хоть по пьяни отдохнем.

Есть у нас, у русских, русскость,
Исстари в судьбе
До того тупая тупость,
Что не по себе.

Всех мы любим, всех жалеем,
За других скорбя.
Одного лишь не умеем –
Поберечь себя.

Искони у нас ведется,
Что в работе, что в бою,
Все-то русскому неймется
Русскость выказать свою.
 
Горд ли, рад или печален,
Но любой из нас всегда
Паче друга идеален.
Да! – друзья. Представьте: – Да!

И рождало зло такое
Во веки веков
В битвах – сказочных героев,
В жизни – дураков.

И дурней самообмана,
И подлей, чем воровство,
Дурь такая у Ивана,
Позабывшего родство.

Остолопы высшей пробы! –
Дураки до мистики,
Русские, а – русофобы,
Русоненавистники.

Не с того ль, что в буднях грустных
Только тот и пьян и сыт,
Кто – Россия не для русских! –
По-чубайсовски вопит.

Кто горазд за Божьи храмы,
За двуглавого орла,
Уж курить – так фимиамы,
А уж пить – так в три горла!

Нам что холодно, что жарко,
Дорвались – гуляй да пей!
Ничегошеньки не жалко,
Даже собственных детей.

 
В алкогольной перегрузке,
В русском горе роковом,
Пей по-русски без закуски,
Утираясь рукавом!

Нам и море по колено.
Нам и горе не беда.
Нам измена не измена,
Маята не маята!

Вымирай, моя держава!
А детей своих живьем
Мы налево и направо
Русофобам рассуем.

Чтоб они их всласть лупили,
Мстя за нас, нечистиков.
Чтоб они из них растили
Русоненавистников.

Гастарбайтерам по пьяни
Открывай пошире дверь.
Мы же иже россияне,
Мы не русские теперь.

Их и так уже в Россию
К нам нахлынула орда.
Ну, а мы? А мы – такие!
Мы без чести и стыда.

И вот-вот от этой банды
Будут здесь, друзья мои,
Иммигранты – оккупанты,
Россияне – холуи.
         5
Николай, давай закурим!
Николай, давай нальем!
И не дай Бог русской бури, –
Мы же шар земной взорвем.

Так скажи мне, сделай милость,
Быть такими гоже ли?
До чего ж мы докатились!
До чего ж мы дожили!

И дозволь, покамест трезвый,
Стариною, что ль, тряхнуть:
Русь над бездной – мир над бездной.
Вот в чем ужас. Вот в чем жуть.

Вижу искорку в прищуре
Ироническом твоем.
Ну, а как же мол, не курим?
Ну, а как же, мол, не пьем?

Не на этот ли счет
Неурядица:
Жизнь не ждет, жизнь идет,
Жизнь катится,

Кто не курит, кто не пьет,
Потом схватится.
Не докурит, не допьет,
И здоровеньким помрет.

Ах ты, Коля, Николай,
Дурака-то не валяй,
Сиди дома, не гуляй,
Да не подначивай давай.

Ты же видишь, я шучу.
Мне ли, что ли, хохмачу,
Забулдыжно-панибратски
Фамильярно-залихватски
Хлопать Колю по плечу.

Просто русской прибауткой
Огороды горожу
И совсем иной погудкой
Речь о нашей дури жуткой
Завершить теперь спешу.

Говорят, что наш галдеж
Без пол-литра не поймешь.
Значит, гож или не гож,
Надо выпить, хошь не хошь.

Но совсем наоборот
Говорит о том народ:
Настоящий русский тот,
Кто не курит и не пьет.
И не должен патриот
Пить-курить, как идиот.

Трезвые – уж то ли диво,
Чай умеют пить красиво.
Но кто водку пьет и пиво,
Тот помощник Тель-Авива.

Ну, а если в каждой шутке
Есть в подтексте доля шутки,
Кто подскажет, как нам жить, –
То ли пить, то ли не пить,
Русским быть или не быть?
         6
Ах, тоска ночей бессонных!
Вот где сердце не унять.
Совесть дней моих преклонных
Вот что требует сказать:
Папа – турок, мама – грек,
А я – русский человек.
Вот откуда маята,
Вот где горе не беда.

И смышленым, непреклонным,
Кто рабом не хочет стать,
Красным, белым и зеленым,
Престарелым и влюбленным,
Безидейно разделенным,
Юношам, мужам и женам,
Олигарху и бомжу
Я по-русски так скажу:

Россияне! Я как другу
Должен каждому сказать:
Русские – тот русский свет,
Без кого России нет.
И, крепя России рать,
Не по крови, а по духу
Каждый русским должен стать.
          7
Уж легко ли, не легко мне,
Всем желая только благ,
Каждому скажу: – Запомни,
Не дай Бог опять ГУЛАГ,
Русский русскому – не враг!
Русский русскому будь братом.
Русский русских не обидь.
Русский духом русским ладом
Научись по-русски жить.
Русский русских береги.
Русский русским помоги.
Русский русских не предай.
Русский в русских не стреляй!
 ***
Я отнюдь не призываю
Ни к войне, ни к мятежу,
Ни к разбою-грабежу.
Я прекрасно понимаю,
Что подлюг не разбужу.
Но, давно уж дед и прадед,
Делу русскому служу
И прошу не Бога ради,
Как родной родных прошу,
Не для гнева, не для мести
Этот кодекс русской чести
От меня, от русака,
Не на год, а на века!
Так!