Рында

Рында.
Корабельная рында ярко сверкнула солнечным лучом, на мгновение зависла в воздухе, примерно в семи метрах над головой, словно во сне качнула своим бронзовым языком и через секунду рухнула к моим ногам. Упав на каменистый вперемешку с серым, почти черным, вулканическим песком берег, колокол рынды не треснул, не разлетелся на куски, а примерно на треть зарылся в грунт под собственной массой и завыл. Охотское море накатывало своими волнами с грохотом обрушивая буруны, а резкие порывы ветра срывали с них пену, но этот вой…так воют от ощущения невероятной душевной боли, стиснув зубы, а после уткнувшись в подушку и широко раскрыв рот в полный голос кричат в неё, таким был глухой и протяжный вопль рынды, который перекрыл своим низким гулом все окружающие звуки.
Дослушав «последний бой» до конца, я оцепенел и какое-то время всё ещё стоял и смотрел, уставившись вниз, не веря в происходящее. Звон упавшей рынды, продолжал стоять в ушах даже после того, как она замолкла.  Выйдя из ступора и подняв голову вверх я увидел одного из двух десятков мародёров, потрошивших выброшенный на берег рыболовецкий траулер. Вор, наполовину перегнувшись через борт,  с довольной мордой смотрел на сброшенную добычу.
«Эй, пацан, не трожь – это моё!»,- прикрикнул тот и начал медленно спускаться по верёвочной лестнице с судна. 
Калитва – так назывался траулер, который сейчас крепко сидел на мели метрах в пяти от кромки воды и лежал немного накренившись в мою сторону. Его недавно выбросило  на побережье во время шторма, сорвав с якоря. Возможно были неполадки с управлением или поломка рулевого механизма, а то и авария в машинном отделении — причины  мне были не известны. Корабль не просто застрял на мелководье, огромные подводные валуны пробили корпус судна и было видно как вода затекает через разорванный металл,  поэтому экипаж покинул его, забрав личные вещи и документы. После случившегося прошла примерно неделя и теперь местные жители посёлка растаскивали с парохода всё, что могли унести.
На весь населённый пункт, расположенный сравнительно недалеко от мыса Лопатка, было всего два милиционера, а до города можно было добраться чуть меньше чем за час, но только самолетом или вертолетом, дорог в тундре не было, поэтому все делали кто что хотел.
Под бортом послышался всплеск, это спрыгнул вниз со ступеньки счастливый добытчик цветного металла. На его ногах были болотники и вода едва не попала в них. Аккуратно ощупывая впереди себя дно он выбрался на берег и подошёл ко мне.
«Отойди, не мешай»,-  деловито рявкнул мужик и попытался поднять сброшенную им рынду. Под собственным весом двадцатикилограммовая железяка  плотно вошла в мокрый песок и прилипла к нему, как огромная присоска от щупальца гигантского кальмара.  Поднатужившись он всё-таки расшевелил ее и с громким чвакающим звуком вывернул из песка. Неподалёку стоял заранее приготовленный мотоцикл со снятой пассажирской коляской и сооруженным вместо нее деревянным настилом, на котором уже лежали другие металлические предметы демонтированные на судне. Кинув рынду в общую кучу он дернул ногой рычаг, мотор зафырчал и довольный ворюга покатил в сторону моста через реку. За рекой в посёлке был рыбоконсервный завод на котором работало около тысячи трудяг, половина от местного населения. Завод стоял на левом берегу реки, а Калитву выбросило штормом на правом. Выше посёлка на сопке высотой метров двадцать начиналась бескрайняя тундра с ее медведями, ягодами и грибами. На этой самой сопке выше завода с видом на море высился громадный корпус пятиэтажного общежития, которое местные прозвали «Пентагон», видимо за его монументальность, остальные дома, расположенные внизу в пойме реки, были всего лишь в три этажа. Туда в общагу народ тащил всё, что забрали на траулере: кресла, стулья, ковровые дорожки, стеновые панели и даже посуду с камбуза.
Санька посмотрел на судно и снующих по палубе с награбленным людей, и вспомнил звук, с которым рында упала на берег. Он явно почувствовал, как будто у парохода вырвали сердце и этот вой - был воем боли и вздохом прощания, воплем умирающего корабля, чей организм нещадно терзали «термиты». Не часто видишь, когда кто-то умирает у тебя на глазах и до последнего веришь, что он будет жить, но в этом случае надежды не было. Старый траулер закончил своё долгое плаванье.