Внушал бессмертье...

Итожа отведённый срок
В обличье человека,
Красив, стоял Тецкатлипок –
Верховный бог ацтеков.

Его избрали год назад
Как лучшего из пленных,
И видели его глаза
Смерть с ним одноплеменных.

Он молод был и был силен,
И он врагам сгодился
На то, чтоб, выполнив закон,
Их бог в него вселился.

Они его потом убьют.
Теперь же воин гордый
В их храме обретет приют,
Хотя и поднадзорный.

И мщенье зиждилось в груди,
Когда, легко ступая,
Вождя ацтеков впереди
Шел воин твердых майя...

И ниспадали день за днем
Всеобщих поклонений,
И ползали жрецы с вождем,
Ища распоряжений.

Мог делать все он, что хотел —
Ведь бога он достоин,
Но отчего-то подобрел
Превознесенный воин.

Когда по улицам он шел
С блестящей златом свитой,
То шаг его уж был тяжел.
Он сам, великий, сытый,

Благословлял народ врагов,
Вставая утром рано,
И проклинала груз даров
Бессмертного охрана.
Он никому уже не мстил.
Его любили дети.
И он в себе уже решил
Вопрос о жизни-смерти.

Он в одиночестве, в тиши
Просторной ниши храма
Не отыскал в глуби души
Ни злобы и ни срама.

Когда ему за двадцать дней
Подали смерти платье,
Он и тогда в душе своей
Не произнес проклятья.

И всем богиням расписным,
В уборе нежных перьев,
Вдыхая благовонный дым,
Внушал бессмертье спермой.

Он мудрым стал за этот год —
Желал он процветанья
Тебе, ацтеков злой народ,
Сородичам из майя.

Но час настал, и ждут жрецы,
Ждет храм пирамидальный,
И наблюдали простецы,
Как от ступеней дальних

До места казни восходил —
Избранник и невольник —
В расцвете самых лучших сил
Вновь человек и воин!

И жрец, приблизивши к нему
Лицо в татуировке,
Хихикнул тихо, и сверкнул
Клинок на изготовке

Был сладостен жреца оскал,
Поскольку четверть века
Он год за годом убивал
Святого человека.

Жрец ненавидел красоту,
Был низок он и вздорен,
Но на доверенном посту
Умен он и проворен

Жреца зажегся тусклый зрак,
И приносимый в жертву ..
Увидел вдруг циничный знак
И понял все по жесту.

И глянули глаза в глаза
В то колкое мгновенье —
Так и не грянула слеза
На плоские каменья,

Так и стояли два врага
В неравном поединке,
Так и застыли облака,
Планеты и пылинки.

Вершили эти существа
Последнее свиданье,
Имея только оба-два
Прямое власти знанье.

И майя выиграл в борьбе
И улыбнулся честно...
«Вот Бог!» — сказал я сам себе
И стал на его место.

Я это мог. Я сознавал
 Свою неуязвимость.
 Жрецом убитый наповал,
Я не терял решимость.

Не отказал мне бедный ум,
Когда жрецы подняли
Под барабанный тум-турум
Груз тела и морали.
И потащили на плечах
Вниз «альфы» и «омеги»,
И все дышали вгорячах,
Как будто бы при беге.

Они спешили не за страх —
Чтоб тело не протухло,
Чтоб приготовить на углях
Подобие продукта.

И съели это впопыхах —
Мистическое тело.
Так кончил дни свои мой прах,
Как истина велела.

А череп долго на копье
Висел, овальный шарик —
 О человеческой семье
 Здесь думать не мешали.

Она повсюду такова —
 Моральная победа:
 На обозренье голова,
 А тело — для обеда.

...Так, воплощенная мораль —
 Исчадье европейское,
Увидел праздник я Токсталь
И торжество индейское.