Я старый чемодан

Я старый чемодан, обитый дерматином.

Коричневый. Покрытый пылью дед.

Во мне живут пальто, таблетки нафталина,

Два платья, шляпка, кукла и берет.

Я помню, как берет тот шел моей хозяйке.

Тогда она еще была жива…

Она певица. Ручкой в нежной лайке

Она всегда в Москву меня брала.

В Москве мне все казалось необычным:

Гостиницы, трамваи, ВДНХ.

Где только с нею не были! Прилично

Гастролями поездили тогда.

Мужчина с нею был черноволосый.

Она была безумно влюблена.

И много пела, заплетала косы.

Была талантом жить одарена.

Печальна той любви была страница…

Он бросил, а она охрипла вдруг.

Потом лечила связки в горбольнице.

Петь не могла. Потом был новый друг…

Мужчины в ее жизни много значили.

Она была чертовски хороша.

Судьба-индейка все переиначила.

Я видел, как болит ее душа…

Он, уезжая, на столе конверт оставил,

Записка в нем и несколько купюр.

На них в «Березке» ей тогда достали

Флакон болгарских сладких «Сигнатюр».

Да, этот запах въелся в мою кожу.

И по сей день я чувствую его.

Вдыхая, словно становлюсь моложе.

Что говорить…Что было, то прошло.

С замужеством так не сложилось дело,

Она старела, пела и пила.

Потом чего-то сильно похудела

И на гастроли ездить не могла.

Меня, засунув под кровать, забыла.

Устала жить. В забвеньи умерла.

Бездетной, нелюбимой. И застыло,

Споткнулось время в доме, где жила.

Потом приехали другие жить в квартиру.

Устроили ремонт. Нашли меня.

Теперь я на помойке, где задира-

Соседский кот гоняет воробья.

Я с одиночеством своим почти смирился.

Я только вещь. Но памятью я жил.

Мой бок прогнил. Похмельный ветер вился,

Нутро мое бесстыдно обнажил.

Явились людям всем на обозренье

Пальто и с розой вязаный берет.

Два платья, шляпка, кукла, в окруженьи,

Которых грустно тлеет мой скелет.

Идет хохмач и говорит невесте:

«Гляди-ка, вещи! Прямо от кутюр!

А рядом кот, как клушка на насесте!»

Она в ответ: «Как пахнет «Сигнатюр»!»