Маяковский завоевывает женщин 18
В комнате Маяковский и только что вошедший сотрудник в комнату ОГПУ* Эльбрехт.
– Серьезный у меня к вам разговор, Владимир Владимирович. –Эльбрехт непринужденно откидывается на диване. – Но вижу, я не кстати. А то скажи;те, я могу зайти в другой раз.
– Теперь чего уж. Говорите.
– Речь пойдет о Татьяне Яковлевой...
При этих словах Маяковский вскакивает.
– Эту тему руками не трогать! Личная жизнь потому и личная, что она касается только двоих, – обрывает он Эльбрехта.
– Не скажи;те, Владимир Владимирович. Вы человек публичный, достояние Республики, так сказать. Ваша жизнь у всех на виду…
– У вас есть женщина, которой не противно брать в руки ваши грязные носки?
– Конечно, моя жена, Вера Ивановна.
– А у меня нет такой женщины. Нет! понимаете?
Маяковский быстро заходил по комнате. А Эльбрехт, подождав пока он успокоится, продолжил:
– Знаете, что может случиться, если вы ее привезете? Я не хочу вас пугать, Владимир Владимирович. Вы большой поэт, гордость страны и все такое. Но вашу невесту попросту арестуют. А знаете, почему арестуют? Потому что перед законом у нас все равны. Знаменитый поэт и простой рабочий – все для него одинаковы.
– Я привезу ее. Чего бы это мне не стоило. Хотя бы даже и на Алтай! А что? Вполне подходящее место для влюбленных. Татьяна будет работать инженерицей, а я… Я буду пасти коз.
– Веселый вы человек, Владимир Владимирович. Вы и надо мной нередко подшучивали. Это ведь вы дали мне прозвище «Сноб». Я не обижаюсь: Сноб так Сноб. Но сейчас вы ничего не поняли. – Эльбрехт весь изогнулся к груди Маяковского и перешел на шепот. – Сейчас вам может помочь только один человек. – Товарищ Сталин!
Сказав это, Эльбрехт уходит. А Маяковский, как загнанный зверь, снова заходил по комнате, мучительно размышляя о положении, в котором он оказался.
Голос Маяковского за кадром.
– «Звоните Сталину!» Легко сказать! А что я ему скажу? Помогите жениться. Чепуха… А привозить ее нельзя. Арестуют. Может быть, и меня заодно. Меня – первого поэта России?.. Всегда и во всем стремился быть первым. В литературе, в любви. Даже в бильярде и в картах хотел быть первым. А для чего? Чего я добился? Даже жениться я не имею права. А может быть, вслед за Демьяном Бедным, в Кремль пролезть петушком? Написать хвалебную о вожде поэму – и вперед в их кремлевское счастье. Нет, не напишу. Не выношу над собой насилия. По собственной воле я что угодно сделаю. А под контролем – ни за какие деньги!.. Подхалимы вслед за вождем на все лады повторяют лозунг: «Жить стало лучше, жить стало веселей». А как я откликнулся на этот лозунг?
– В СССР от веселости
стонут губернии и волости.
Разве от веселия можно стонать? Конечно, здесь речь идет не о веселии, а о голоде. А «веселость» – это оперение, ширма. Без оперения нельзя, не напечатают… Тем более без поддержки друзей.
Подходит к телефону, решительно берет трубку и звонит Лили Юрьевне Брик.
– Лилик! Это я. Не бери в голову эту историю с Татьяной Яковлевой. Пара парижских стихов, которые я ей посвятил, – это на три копейки лирической мелочи. Не более того. В новой поэме все станет на свои места, в ней все будет снова посвящено моему Лилику.
*Орган государственного политического управления.
П р о д о л ж е н и е з а в т р а
Свидетельство о публикации №119120700957