Разрушение сна. Архитектура серебра

И деревце скрипичного ключа,
врастая в нотоносец, плодоносит.
От штилей отрывает ноты осень,
на клавиши упав, они звучат.

Вмерзает в тишину протяжный лад.
Тяжёлый лёд пленяет немотою.
Измученные белой темнотою,
глаза не различают звёздных ламп.

Мотивы и молитвы в зёрнах спят.
Лианы лиг опутали побеги.
Восторг беды, отчаянье победы!
А цель одна – жить  вопреки и вспять.

Разомкнут круг размеров и реприз.
В оранжереях плёнок и пластинок,
в тени слепых скульптур из пластилина
зелёный лист – немыслимый каприз.

                * * *

Приучены пальцы плескаться
в холодном бассейне рояля.
О, если бы нам поменяться
ролями!

Мое деревянное сердце
готово беззлобно и даром
разменивать горе на герцы,
струной отвечать на удары.

Нет музыки выше участья.
Нет боли острее мгновенья.
Прекрасное – в прикосновенье.
И, может быть, верное счастье –
                забвенье.

                * * *

     С К Р И П И Ч Н Ы Й     К Л Ю Ч
               
                "Блажен тот, кто был
                до того как возник "
                /Евангелие от Фомы/

А мой отец... Он в детстве был  скрипач
бесхитростный, и деревянный плач
прилежно изучал и чтил терпенье,
знал колкую испарину на лбу,
и отвечала скрипка на мольбу,
срываясь на божественное пенье.
       Цыганская ль в том виновата кровь –
       в мечтательном мычании коров
       протяжных жил был узнаваем голос.
       Не о разлитой в воздухе войне,
       как по лучу скользящий по струне –
       о прежней воле помнил конский волос.
Рука или душа теперь дрожит?
О, как опасно с Моцартом дружить!
Порой приподнималось как от ветра
крыло с трудом прижатое к плечу...
Но на вопрос: куда я полечу? –
казалось, нет достойного ответа.
       Жизнь за руку вела к заботам дня –
       смиренья чашу полную до дна
       испить. Судьба вмещалась в формуляре.
       И ангелы ушли, лишь имена
       остались. Он уже не вспоминал
       о том, что было спрятано в футляре.
Но мы не существуем вне игры.
По нотам исполняются миры,
спасённые от прозябанья в генах.
Мне этих мук не взять у красоты...
Но не себя, а скрипку укротит
в потомках наших пробуждённый гений.

                * * *               
                "Так падают устало статуэтки..."
                /А. Пчелинцев/               
            
Есть музыка – ничья, но в нас её приметы
едва замечены и – слёз не удержать.
Здесь всё о том живет и слышно как предметы
играют строгий вид, а изнутри дрожат.

И вот теперь – вошли, возможность обратили
в предвестие тоски, которой срока – нет.
О, как мы бредим! Звон сокрыт под слоем  пыли.
Надежды – никакой и навсегда – секрет.

Разбиться, разменять безумие на звуки,
поддаться тяжести, предвосхитить строкой...
Отдать себя судьбе в бесхитростные руки –
пусть ляжет в горсть наш прах и обретёт покой.

Но музыка – не здесь! Мы – жалкие осколки.
Спит душный воздух дня сплетён из паутин.
В душе – невнятица, смешны пустые полки.
Кто жаждал тишины –  тот обречён уйти.

                * * *

Застыло, улеглось волнение.
Лишь кисти тонких нот
хранят безумье и биенье
неистовых забот.

Осталось только удивляться
пророчествам труда:
былое склонно удаляться
от нас не навсегда.

Оно узлом или узором
привязано к душе.
Да будет красота укором
померкнувшим уже!

                * * *
               
             С О Н Е Т            

                "В крушеньях звезд
                рождалась жизнь и крепла..."
                /Максимилиан Волошин/

Гнёт обещаний и тщета обид.
Расстаться? Нет. Но быть на расстоянье.
Признать великим противостоянье.
Сойти с ума, но не сходить с орбит.

И пусть в тени затмений дух скорбит –
он принял добровольно крест скитанья.
Стеченье обстоятельств, сочетанье
масс, скоростей – его не оскорбит.

Космический инстинкт, бессмертья танцы,
механика небес и ритм дистанций
владеют нами. Мы же – не вольны.

Стать спутником ли, в бездну ль провалиться?
Гармонии смиренно подчиниться
и течь неотличимым от волны.