Сергей Пагын и кинематограф

Поэзия Сергея Пагына и кинематограф

  Тарковский писал о режиссёре Брессоне: «У него не может быть случайной, «проходной» картины… своей серьёзностью, глубиной и благородством он принадлежит к тем мастерам, каждый фильм которых становится фактом их духовного существования».
  Эти слова мог бы разделить с Брессоном и поэт Сергей Пагын.
После неоднократного прочтения всего его «стихирского» богатства убеждаешься в практически полной отсутствии у него ПРОХОДНОГО. И сколько рядом, на этом же сайте, торчащих черновиков, взлохмаченных рукописей, брошенных на экран небрежных эскизов, случайного и проходного! Каждое произведение Сергея Пагына вызывает во мне, как читателе, невольное уважение. То же можно сказать и о его верлибрах, даже в несколько строк: всякий дохнёт на вас новизной, сделает вас соглядатаем чего-то интимного, в чём и вы участвуете.

Бездна вселенского бытия.

А здесь – горох, фасоль, огурцы
в рукотворном космосе
огорода.

  Практически случайно вырванный мной сейчас верлибр этот (искал «помельче») снова обращает нас к Тарковскому. Сразу за строчками Сергея расцветает во мне (интимно и субъективно) сцена последних слов героя фильма «Солярис». На подоконнике «окна» даёт ростки «рукотворный космос» землян; за ним беглый, но тёплый, разнеженный, я бы сказал, взгляд героя на поднявшуюся зелень и его слова: «Человеку нужен человек».
  В космосе Тарковского «человека ищет человек». Крис глядит на мыслящий океан и произносит важнейшее: «А может быть, мы вообще здесь только для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви».
  Вся поэзия Сергея Пагына предстаёт для меня таким «поводом». Тысячи людей тянутся к его строчкам и строчкам Евгения Чепурных в поисках и обретении этой любви, потому что нет сегодня в поэзии других таких источников Света. Гигантская читательская эпистолярия того и другого на Стихи.ру – тому подтверждение. И над Россией и над Молдавией встаёт одно и то же солнце. Для нас, читателей. Для страждущих света. «В наше время «Солярис» важен для всех, кто прячет в себе желание и потребность в размышлении о том, что имеет ценность не только сегодня, но и в течение жизни», - пишет замечательные исследователь Тарковского Симонетта Сальвестрони. «Опыт этического, нравственного самопознания» - вторит режиссер.
Сказать о родстве поэзии Сергея Пагына фильмам Тарковского никакой сложности не представляет: он сам исповедуется нам в духовной близости режиссёру в некоторых стихотворениях:

…И я был очарован травой
безнадзорной, раздольной и волглой.
И бросался в нее с головой,
забывая о слове и долге.

И лежал с легким светом в груди,
чтоб потом тяжело и несмело
за мерцающим словом идти,
как за гайкой с тряпицею белой.

  Когда выдающееся идёт вслед за выдающимся, не уступая ему ни в чём, тогда дружественное общение шедевров неизмеримо расширяет смысловые и чувственные границы того и другого. И кто-то иной, не циничный и разочарованный, шагает к «комнате счастье» в фильме «Сталкер», а тот, кто «с лёгким светом в груди», а стихотворение поэта становится объемней от сознательного соприкосновения со знаменитыми кадрами. Ленивое, равнодушное даже брюзгливое любопытство Писателя, сменяется «духовной жаждой» Поэта, шагающего «за мерцающим словом». «Тяжесть и несмелость» лирического героя дают какие-то гипотетически иные планы странному шествию в бездну Зоны: не взорвать и не плюнуть, а обрести что-то по-настоящему важное. Ну и, в конце концов, любуешься же поэтическими декорациями Сергея, зримо вспоминая кадры «Сталкера»: «очарован травой безнадзорной, раздольной и волглой»! И тут он осветляет то, что в памяти, корректирует виденное и отчасти отчуждается от него: от жертвенности сталкера, тревоги и напряжения фильма. Как будто пророк уже належался и «восстал и внимает»!
  Поэт Пагын остро чувствует поэтов кинематографа Тарковского, Куросаву.
  (Разумному Станиславу Лему очень не понравилась лирико-философская версия Тарковского с бездонной глубиной... Её неизмеримо расширяет и всё культурологическое пространство, прошивающее фильм: хоральная прелюдия Баха, красота природы, «Охотники на снегу» Брейгеля…)
  Тарковский – Поэт в самом прямом смысле этого слова. Его фильмы – это поэтические картины, воплощенные в кино.
  Я рассматриваю «Солярис», «Сталкер», «Зеркало» Тарковского как гигантские поэтические фрески. Практически бездонные. Потому что в отличие от мысли его чувственные, пронзительные картины не имеют конца прочувствованию, комментарию, новым откровениям при просмотре. Это магия поэтическая, воплощённая средствами кинематографа. Нужно быть в душе поэтом, как мне кажется, чтобы полюбить Тарковского, как, впрочем, и Бергмана, и Куросаву, и Брессона…
  Нужно уметь смотреть. Смотреть многократно. Как невозможно постижение лучших стихотворений без неустанного к ним обращения.
  Если и философ режиссер Тарковский, то насквозь философ-поэт. Да он и сам сказал однажды: «Я прежде всего считаю себя поэтом, а не режиссёром».
И Сергея – нужно читать, многократно читать, чтобы обрести поэтическую кинематографию его стихов.

Словно подул он
из фильмов Тарковского
и Куросавы.

Ветер у меня во дворе.

  Или вот это стихотворение:

Вот жук толкает свой навозный шар
в скупую лунку от росы упавшей.
Вот бабочка, что крохотный пожар,
уже пылает над разбитой чашей,

где был вчера тяжелый долгий мед.
Вот у крыльца стоит ведро без днища –
и в нем кузнечик доблестный поет,
вполне доволен песенкою нищей.

И жизнь на пятки наступает мне,
и травы дышат, настигая, в спину…
И теплый след на глинистой земле
уже затянут белой паутиной.

  Прочитав его, я написал Сергею: «Завораживающие отпечатки жизни… пролитое молоко Тарковского…». «Да, согласился поэт, возможно, медленное движение его камеры…».
  И Тарковский, и Пагын для меня «транслируют молчанье человека». И глубину поиска за их необъятной тишиной.

Время,
такое огромное,
такое быстротекущее,
однажды остановилось,
всмотрелось в мое лицо,
обрело вдруг мои черты,
и побрело себе дальше
уже притихшее…
смертное…