На сельском кирпичном заводе

Их было двадцать пять в одной рабочей смене,
Их было двадцать пять побитых жизнью баб
И был один мужик начальник надо всеми,
Для баб в одном лице всевышний и прораб.

Механиком он был формовочной машины,
Десяток раз за день переключал рычаг
И взглядом пепелил их задницы и спины,
А в сложных случаях использовал кулак.

По рельсовым путям узкоколейной ветки
Возили кирпичи для обжига к печам
И каждая из баб везла на вагонетке
Четыре сотни штук сырого кирпича.

Не помогали ни подруги и ни слега,
Коль у любой из них вдруг нарушался рейс
И её ржавая треклятая телега
Слетала колесом с полустолетних рельс

Несчастная одна с бедой сражалась этой,
(Таким жестоким был здесь принятый уклад)
И, надрывая всё от жил и до скелета,
Должна была сама вернуть ее назад.

Как только удалось, она опять впрягалась
И, силясь отыграть возникший гандикап,
Рысила, а не шла, не гнулась, а пласталась,
Чтоб взглядом не хлестал всевидящий прораб.

Какую на судьбе им бог поставил метку,
Какой он очертил для этих женщин круг:
Корячиться всю жизнь, толкая вагонетку,
Чтоб день начался с «Но!», а завершался «Тпру!»

При всем моем всезнанье и цинизме
Не мыслил я нигде подобного труда,
Какой нелегкий крест несли они по жизни!
Какая страшная толкала их нужда!

Бывает иногда, включивши телевизор,
Я слышу россказни откормленных жлобов:
Кто, кем и почему непонят и непризнан, -
Я каждого из них на части рвать готов.