Художник Клякса. Сборка

Художник Клякса
        (по В. Бушу)

1

Довольно часто в этом мире
Всё мчит по старым колеям,
Так вот, нежданно в той квартире,
Да будет всем известно Вам;

На свет явился мальчик славный,
В чете у Клекселей, в семье,
Малыш сказался небывалый,
Талантом бил рекорды все.

Читал церковны(е) вскоре книги,
Что ране не было ни с кем,
Ходили слухи и интриги,
И не напрасные совсем.

Один совсем им незнакомый
Чете Клексе;ль нанёс визит,
Хвалил талант, четой рождённый,
Талант, мол, в нём, пока что спит.

В реестр внесён малыш рождённый,
Под именем Клексель Куно,
Он богом был не обойдённый
И мещанином заодно.

Крик раздавался в доме часто,
Энергия била через край,
А плакал он и не напрасно:
«Мне кушать кто-нибудь подай»!

Всегда сосал прилежно соску,
Пока не кончится питьё,
И взор его светился лоском,
Он прекращал своё нытьё.

Он устремлял свой взор на свечку,
Его пленял от свечи свет,
Он наслаждался света «течью»,
Уже с тех самых детских лет.

В себя он впитывал всё быстро,
Он сильным стал и толстячком,
Он в раннем возрасте так чисто
И с рисованьем был знаком.

Причём в последнем сим занятье,
Незаурядный был талант,
В его желанные объятья
Попал учитель — сей педант.

На грифельной доске сначала
Он рисовал всегда людей,
Фасад и профиль отличало
Наличье носа, глаз, ушей.

Потом, когда набил он руку,
Изображал и в полный рост,
Ему не навевало скуку
И не бросал любимый пост.

Он рисовал охотно, часто,
Прилежным он старался быть,
Умел уже довольно просто
Людей толсты;х изобразить.

И не когда толстяк вне дома,
А происходит что внутри,
И вот пример один такого,
Ты на рисунок посмотри.

Сидит мужчина очень полный,
Овсяну(ю) кашу просто ест,
И каши след столь произвольный
Внутри него мы видим след.

Нутро как заполняет каша,
Подобно, как вода в ведро,
Её черпает ложкой с чаши,
Мелькает ложка та бодро;.

Течёт, журча она чрез глотку
И дале «катится» в живот,
И видим мы довольно чётко
Весь этот нашей каши ход.

В рисунке видно очень чётко,
Природа «схвачена» во всём,
Но станет нам довольно горько,
И мы, конечно же, всплакнём.

Увидим с Вами мы в дальнейшем,
Как губят истинный талант,
Искусство детское важнейше(е)
Загубит некий там педант.

2

Как быстро подрастают дети,
И Куно наш уж — ученик,
Он познаёт о всём на свете,
И ум его во много(е) вник.

Герр Бётель был его учитель,
Художество не уважал,
Скорее был его мучитель,
Однажды даже наказал.

Вот как-то раз наш милый Куно,
Так прямо в классе, на доске,
Портрет учителя так чудно
Изобразил во всей красе.

Портрет был схож с оригиналом,
Но Бётель не давал заказ,
Подкравшись с яростью не малой,
На нём излил он весь экстаз.

Ребёнка ухватив за шею,
Он вместо тряпки — головой
Стирал рисунок, не жалея,
Характер выказал он свой.

Учителя такой поступок
Лишь вызвал ненависть к нему,
Малыш характером был «круток»,
Задумал отомстить ему.

Он приспособил ключ от церкви,
Он старым, ржавым, длинным был,
Насыпал порох он, — для стервы!
И ключ как будто бы ожил.

Поднёс к отверстию он спичку,
И грянул выстрел у окна,
А шум такой создал приличный,
И с ним — воздушная волна.

От любопытства Бётель просто
Мгновенно выглянул в окно,
Как вдруг струя из шприца остро
Ударила ему в лицо.

Струя была кроваво-красной,
Свалился навзничь он на пол,
Мальчонки месть была ужасной,
Ему забил «ответный гол».

Парализован был он страхом,
Успел он крикнуть: «Я убит!»
Жена вбежала с воплем, с «ахом»:
— В тебя стрелял один бандит.

Но, слава богу, жив остался!
Жена начала отмывать;
И всё же Бётель догадался,
Кто это всё смог так создать.

Конечно, ненавистный Куно,
Не может быть им кто другой:
— Я докажу, что это «чудо»,
Подлец и негодяй простой.

Мы проведём разбор, дознанье,
Оставить случай так нельзя,
И выбьем из него признанье;
Ах, это мерзкое дитя!

Оставим юные забавы
И окунёмся в новы(е) главы.

3

Вот после той афёры в школе,
Пошёл Клексе;ль в ученики,
Он очень рад был новой доле,
Настали чудные деньки.

Был отдан Куно в подмастерья
Малярных мастеру работ,
Конечно, для приобретенья
Профессии и с ней забот.

Был «на все руки» это мастер,
Он был востребован везде,
Его так рвали все на части,
Держал парнишку он в узде.

Красиво клеил он обои,
И печи мрамором «ложил»,
Но не любил своей он доли,
Работой всё же дорожил.

Он заставлял мальчишку Куно
Переносить весь инструмент,
И он носил всегда охотно
С кистями ящик, в нём — обед.

Герр Кваст, его так мастер звался,
Он в ящике еду носил,
Но он для Куно оказался:
Его он просто не любил.

Его заветный чемоданчик
Служил для полдника ему,
А с ним работающий мальчик
Не имел свою еду.

А чемоданчик при работе
Стоял, конечно, в стороне,
О нём и не было заботы,
Пока работа шла извне.

Наш Куно не простак был малый,
Он замечал уже не раз,
Что из него, на запах вялый
Собаки зарились подчас.

К тому же — на работе скучно,
Всё время «стены рисовать»,
И он решил, что будет лучше
Собачку кистью расписать.

Он приоткрыл сей чемоданчик,
Как только пёс очередной,
Свой сунул нос, схватить чтоб сандвич,
На крышку он вскочил ногой.

Зажат был пёсик прочно крышкой,
А Куно рисовал на нём,
Цветные пятна, будто шишки,
Как леопард — на нём, на всём.

Умчался пёсик с лаем диким,
От боли в шее, в голове,
Но вот огромный пёс, великий,
Хотел достать еду себе.

Его постигла та же участь,
Под зебру был раскрашен он,
А вот бульдог уже, крадучись,
И тоже лезет на рожон.

Раскрашен тоже был он в клетку,
Зелёной, жёлтой полосой,
С такою яркою сей меткой,
Как англичанин непростой.

Но мастер Кваст увидел шутку,
Он ненавидел шутовство,
И краску, время ни минутки,
Не счёл терять на баловство.

Но вот настал и час обеда,
А он до этого молчал,
И он не злобно вдруг поведал:
— От шутки благо ль получал?

Отрезал он краюху хлеба,
Но Куно не был приглашён,
Он колбасу взял на потребу,
Но Куно был всего лишён.

Стоял, смотрел наш подмастерье
Как чистит мастер колбасу,
Как он жуёт всё со смиреньем,
У Куно — лишь слеза в глазу.

Наш мастер с полдником покончил,
Довольный гладит свой живот,
Ни слова Куно не промолвил,
А только крепче сжал он рот.

— Ты провинился, милый Куно,
Наказан будешь теперь мной,
Варить сегодня я не буду,
Хотя и на меня ты злой.

Придя домой, сдержал он слово,
Стемнело чуть, пошёл он спать,
Терзала Куно дика(я) злоба,
С собой не мог он совладать.

Уж слишком тяжко наказанье,
С издевкой явною над ним,
Решил он твёрдо на прощанье,
Поскольку глубоко раним;

Хорошую устроить взбучку,
Чтоб помнил мастер навсегда,
Что он талантлив, самоучка,
Не даст в обиду — никогда.

Собрал он свои вещи в ранец,
Покинуть быть готовым дом,
«Сплясал чтоб мастер этот танец»,
Какой задумал он умом.

Воздвиг в прихожей баррикаду,
С горшков, из стульев и вещей,
Ему доставить чтоб «усладу»,
И краски, клей и лак на ней.

Вооружившись ножница;ми,
Он в спальню к мастеру проник,
Ему создать чтобы «цунами»,
Испортить внешний ему лик.

Разрезал старо(е) покрывало,
Оно всё было на пуху,
Которо(е) спящего скрывало,
Так тихо, чтоб не на слуху.

Ему в лицо в одно мгновенье,
Он вылил из кувшина лак,
Вскочил он весь в оцепененье,
От страха сонный, как дурак.

Конечно, пух прилипнул к телу,
В нём всё лицо и голова,
От страха всё в нём обомлело,
Не мог он вымолвить слова.

Бежать он ринулся чрез сени,
Упал на баррикаду он,
Боялся собственной он тени,
Так был наш мастер отомщён.

А он шагал уже за дверцей
В своём костюме трудовом,
И билось радостно так сердце,
И в настроенье боевом.

А мы пойдём по жизни дальше,
Узнать, как будет жить сей мальчик.

4

Один приятный незнакомый
Ему дал благостный совет,
Развить талант чтоб свой толковый,
Увидеть должен он весь свет.

Он переехать должен в город,
Культура, где там «бьёт ключом»,
Ведь он совсем ещё так молод,
Там помощь он найдёт во всём.

И вот уже на новом месте,
Отцу вещает он в письме,
Работа с Квастом, скажу честно,
Совсем и не подходит мне.

Чтоб заниматься в академии
И жизнь достойную вести,
Нужны мне деньги, я в волнении,
Чтоб все порядки соблюсти.

Платить мне надо за квартиру,
За краски, кисти, полотно,
Не быть голодным, чтобы миру
Не стало от меня смешно.

Уже сейчас я голодаю,
Мне негде даже ночевать;
Отец, тебя я умоляю,
Немного денег мне прислать.

Проблема была столь серьёзна,
Отец затылок почесал,
Семье, конечно, будет сложно,
Но деньги сыну он послал.

Послал он их с увещеваньем,
Чтоб исключил сын мотовство,
А приложил бы все старанья,
«Схватить профессии существо».

Стал посещать класс рисованья,
Он был способный ученик,
Он прилагал там все старанья,
Чтоб он в искусство всё же вник.

Карандаши всегда в порядке,
Стирал он то, что не далось,
И заштриховка была гладкой,
Всё делал он не «на авось».

Когда ж он посещал пивную,
То приходилось долго ждать,
Пока кружку; очередную
Ему изволили подать.

Но он всегда имел терпенье,
А пиво нравилось ему,
Пленило это увлеченье,
До трёх пил кружек посему.

Естественно была возможность,
Как это чудно для него,
Что даже в праздник Пасхи можно,
Когда достичь он мог всего;

Сидеть в античном школы зале,
И вечно юных всех богов,
Там рисовать с оригинала,
С фиксацьей нужных всех основ.

На них смотрел он с огорченьем,
Ведь часть статуй — повреждена,
От непогоды и с теченьем
Времён прошедших, спасена.

У многих нет частей и тела:
Руки;, ноги иль головы,
Но всё равно в нём страсть кипела,
Коль были женские черты.

По большей части чёрным мелом
Фигуры все он рисовал,
В своём стремление столь смелом,
Приличны(е) копии воссоздал.

В воскресный день, после обеда
Сидел обычно в классе том,
И счастья, как всегда отведав,
Доволен Куно был во всём.

Бывало, не пускали в залу,
Но это была не беда,
Спешил тогда он по началу,
Где чудная была среда.

С дымящейся во рту сигарой
Спешил он в райский уголок,
Где в баре кельнерша Сюзанна
Его души пленила «клок».

Там выпивал своё всё пиво,
До трёх он кружек мог подряд,
Сюзанной, как заморской дивой,
Он любовался, был ей рад.

В своих деяньях, как художник,
Писать с натуры он любил,
Он рисованья был заложник,
Он этим даже просто жил.

Писал с натуры он старуху
С совсем морщинистым лицом,
Она, среди людей, по слуху,
Вся узнаваема потом.

Как только наступает вечер,
Об этом колокол вещал,
Не может даже быть и речи,
Сюзанну чтоб не навещал.

Там любовался снова ею,
Опорожняя кружки три,
Ничуть об этом не жалея,
С душой, пылающей внутри.

Но вдруг случилась неприятность,
Когда так счастлив Куно был,
Его Сюзанна во всю гласность,
Насколько позволял ей пыл;

Ему сказала очень жёстко:
— Плати сейчас, иль пива — нет;
Слетели с Куно части лоска,
Померк Сюзанны чудный свет.

Ах, чистое счастье не вкусить никогда,
Кто должен платить, но, не зная когда.

Но после грустных повествований,
Уходим в похвальные деянья.

5

По Шиллерплац походкой лёгкой
Шагает бодро Куно друг,
На вид доверчив, с хваткой ловкой,
Имел герр Шнатцель сей недуг.

На вид он парень простодушный,
Красив и строен, очень мил,
Он Куно встретил так радушно,
Взаймы он денег попросил.

Всем чувством он имел влеченье:
— Ты, Куно, лучший друг здесь мне,
Но я, к большому сожаленью,
Дурак! Забыл я портмоне.

Конечно, он помог деньгами;
— Я завтра долг тебе отдам,
Адью! До встречи между нами,
Сам бог велел встречаться нам!

Отныне как-то стало странно,
Встречаться стало тяжело,
А вот и встреча та желанна,
Но что, что вдруг произошло?

Вот как-то шли они навстречу,
Увидел друга вдалеке,
Но не успел он молвить речи,
Как «испарился друг в дымке;».

Хотя приветствовал он шляпой,
И видел друг издалека,
Но Гнатцель выходкой невнятной,
Как будто сила увлекла;

Исчез за угол он мгновенно,
Что Куно и найти не смог,
И скажем мы уж откровенно,
Такой доверия итог.

Искал упорно Куно встречи,
Он шёл за ним и позади,
Но друг наш Гнатцель скоротечно,
С оглядкой успевал уйти.

Он даже ловко прыгнул в дрожки,
Как Куно следовал за ним,
Он уносил от Куно ножки,
Он как бы другом был гоним.

Искал он «друга» по трактирам,
Нашёл его в одном из них,
Где, кстати, был всегда кумиром,
И часто посещал он их.

Но, «друг», увидев «друга» Куно,
Изчез, как угорь, в чёрный ход,
Он так мгновенно с места «дунул»,
Что не успел открыть и рот.

Тогда у Куно с огорченья
Идея всплыла в голове,
Он в этом видел шаг спасенья
От хамства «друга», в наготе.

Решил создать портрет он «друга»,
Пороки, где были б видны,
Где жадность, хамство, как недуги,
В нём будут все отражены.

И он создал сие творенье,
Но знаменитый критик Шварц
Ей не придал того значенья,
Продать её — не будет шанс.

Картину мыслил, как спасенье,
Отдал на выставку её,
Смотрелась всеми с удивленьем,
Купить же — не хотел никто.

Одна лишь критика картины,
В противовес той похвале,
Найти для критиков причины
Легко среди своих, в среде.

Нам жаль, храня эти истории,
Уходим мы к любимым более.

6

В том самом городе, где Куно
Жил и творил свои дела,
Жил и творил довольно бурно:
(Статьи его ну, как стрела),

Известный критик и издатель,
Писал в газете он статьи,
Газеты был он содержатель,
Сужденья в ней давал свои.

О всех художниках, картинах,
О их достоинствах, цене,
О недостойных и любимых,
О тех, чтоб их предать скверне.

И если критика плохая,
Купить её никто не мог,
Художник нервы напрягая,
С картиной вместе как бы глох.

Терял возможность заработать,
Напрасен был его весь труд,
Ведь не удастся её про;дать,
А он уж «съел и соли пуд».

Обычно был всегда доволен,
Читая лист очередной,
Но вдруг, внезапно — обездолен,
Стал взгляд и вид его весь злой.

Редактором родной газеты,
Им доктор Хинтерштих служил,
Хотел избить за те наветы,
Что на картину он излил.

Помчался лично он в редакцию,
Ворвался вихрем он в бюро,
Свершить обидчику всю акцию,
Какую в голову взбрело.

Зонтом он угрожал пред носом,
Хотел избить его он им,
Но критик без любых вопросов,
Сражение устроил с ним.

И в качестве самобороны,
Пронзил его пером он в нос,
Издал наш Куно даже стоны,
Но не закрыл он свой вопрос.

Чернила разъедали рану,
В чернилах всё было перо,
Бой шёл, конечно, не по плану,
К тому ж ещё оно востро.

Присел от боли Куно на пол,
Закрыл он даже и глаза,
Возможно, даже и заплакал,
Пролилась также и слеза.

Стоял противник, торжествуя,
Вверх с поднятой рукой, с пером,
Он, как бы видом всем ликуя,
Победу одержал над злом.

Но торжество было напрасным,
Наш Куно точно озверел,
Вскочил и с видом всем ужасным,
На критика он налетел.

Он зонт свой превратил в оружье,
Хотел пронзить его он в зад,
Но юркий критик сразу, тут же
За стол запрыгнул свой, назад.

Теперь стоял между бойцами
Рабочий стол, как бы барьер,
Преградой стал он для «цунами»,
Что поднялось с «места в карьер».

Очередное нападенье,
Лицо хотел проткнуть зонтом,
Но критик наш без промедленья,
Присев, укрылся под столом.

Под стол был сунут зонт в надежде,
Ногам чтоб травму нанести,
Но выпад был разгадан прежде,
Его смог критик отвести.

Упёрся он об стол руками,
Подпрыгнул он как раз в момент,
Как зонт, скользнув между ногами,
Не дался зонтику «клиент».

В ответ на выпад, полон злости,
Чернильницу бросил в Куно;,
Успел наш Куно «спрятать кости»,
Он в зонт попал, а не в него.

Но Куно снова весь в атаке,
И, перегнувшись через стол,
Своим он зонтиком всё та;ки,
Лишь фрак задел, чуть не был «гол».

Залезть под стол успел всё ж критик,
Там спасся он и в этот раз,
Но не был критик просто нытик,
Придумал финт прямо; сейчас.

Схватив противника за ноги,
Он повалил его на пол,
По полу протащил, в итоге,
Залит чернилами был холл.

Борьба велась уже в разгаре,
Упал на критика вдруг стол,
И в заварившейся там сваре,
Издатель наш упал на пол.

Но очень тяжко, неприятно
Для критика явилось вдруг,
Песок попал в глаза нежданно,
И помутилось всё вокруг.

Ведь на столе стояла чаша,
А ней насыпан был песок,
И стол, и два бойца — вот «каша»,
Из «каши выжал он весь сок».

Накрыл лежащего он «друга»
Тем перевёрнутым столом,
Коленом придавил упруго,
И, ну, орудовать пером.

Задрал он кверху ему ноги,
И многократно, тем пером,
Он в зад ему «подвёл итоги»,
Прижатому к полу столом.

Так Куно одержал победу,
В нелёгкой с критиком борьбе,
Но на себе он много сле;да
Оставил с ним в этой войне.

Художник умный и прилежный,
Всегда он носит при себе,
К тому же, если он и честный,
Тот острый карандаш — к борьбе.

Но после этого рассказа,
Достойного вниманья Вам,
Мы переходим с Вами сразу
К его «похвальным» всем делам.

7

Итак, прошедшие событья
Не отражают правды всей
И не объемлют областей,
Где слава, польза для раскрытья,
Весьма полезна для людей.

Ему, возможно, в том поможет
Природа, что сумела дать,
И каждый, кто ею дорожит,
С высоких мест мог наблюдать.

Всю красоту ландшафтов разных,
Лесов и гор, полей и рек,
Служить примером может частным,
Как смотрит сверху человек.
Сидит на камне-валуне,
Как на горной той скале.

Вот чрез ручей походкой важной
Шагает дама фон дер Ах,
И шаг её, почти что каждый,
Как бы стеснён в её ногах.

Она уже не молодая,
Старе;ния видны следы,
Богата видно, полагая,
Во всём приметы в том видны.

Манеры светские у дамы,
Душой же набожна она,
Идёт и будто шепчет гаммы,
Молитвы, песни ли слова.

Прогулка видно постоянна,
Для спокойствия души,
И пёсик с ней, всегда приданный,
Не заблудиться чтоб в глуши.

Вдруг с громким лаем на собачку
Накинулись собаки две,
И пёсик наш от страха, в скачке,
Залез к хозяйке под платье;.

Подол у платья был шикарный,
Он волочился по земле;
Собаки же ремнём, как парным,
Связаны псины были две.

Возня собачья вокруг дамы
Плачевным вылилась концом,
Свидетелем сей страшной драмы
Стал Куно, был он молодцом.

Ремнём у ног обвита дама,
А пёс пустился наутёк,
За ним собаки тут же, прямо,
Сковав Ах фрау возле ног.

И от рывка ремни стянулись,
На землю фрау повалив,
Собаки как бы все споткнулись,
Упряжку всю остановив.

Наш Куно подскочил к несчастной;
Сидел на каменной скале;
Ножом ремни отрезал счас же,
Не бросив даму на земле.

Он был галантен, очень нежен,
Помог подняться фрау Ах,
Настолько был наш Куно вежлив,
Она ж спросила в радостях:

— Могу ли в ателье быть гостей?
— Благодарю Вас! — Адрес дал,
Он этой самой её просьбой
Счастливым самым просто стал.

Возможно, после этой встречи
Последует его успех,
Загадывать не будем речи,
Счастливых в жизни ждём мы всех.

8

Конечно, всё должно случиться,
Она к нему уже пришла,
Улыбка на лице струится,
Сама ведь этого ждала.

И нежным голосом, с доверьем
Ему интимно говорит:
— Бесценный друг! Одним поверьем
В душе желание горит;

Любимую мою картину,
Где буду изображена,
В капелле замка я «воздвигну»,
И будет там висеть она.

Тебе же, за её созданье,
За труд и хлопоты твои,
И за все твои деянья,
Пока что на тебе, держи!

И с нежным рук его пожатьем,
И от того счастливый вид,
Ему, вложив со всей симпатьей
Огромный денежный кредит.

Но Куно, чуждый сам к легендам,
Решил пред дамой показать,
Что он духовно и не бедный
И может что-то рассказать.

Что он неплохо образован,
Историй много знает он,
В литературе он подкован,
И памяти он не лишён!

Рассказ Куно
«Отважный рыцарь и страшный дракон»

Вот из расщелины скалистой
Выползает страшный змей,
Противен вид и неказистый,
Он пожирает всех детей.

Особо девушек он любит,
Со злобой он съедает их,
Он многи(е) годы этим «блудит»,
И лишь недавно он затих.

Вот из ворот идёт процессия,
В повязках траурных в ней все,
Дракона следу(ю)ща(я) агрессия
Свершится счас во всей красе.

Дочь королевскую готовят
К съедению для чудища,
И плач её весь в криках тонет,
Все ждут с испугом, трепеща.

— Ура! — Кричит толпа, ликуя,
Как вдруг из леса на коне,
Наш смелый рыцарь так гарцуя,
Летит навстречу той змее.

Как ураган, настиг он змея
И проколол его мечом,
Хоть твёрду(ю) шкуру змей имея,
Лежит он мёртв и дрябл, ничком.

Всеобщи радость и веселье,
И рад, конечно, сам король,
Взволнован, говорит он трелью:
— Ты, рыцарь, снял с меня всю боль!

Иди ко мне, мой рыцарь смелый,
Сядь возле нас, найди покой,
Врага поверг, оставшись целый,
Теперь должник я буду твой.

Богатство добру(ю) половину
Дарю тебе, мой храбрый друг,
И дочку Ирму к сей причине,
Женой даю с моих я рук.

— Нет, нет, — вскричал пугливо рыцарь,
Весь ощетинившись в момент,
Я храбр и горд с врагом сразиться,
С врагом мне битва — сантимент.

— Спасибо, мой король, за щедрость,
Но я имел уже одну,
В моей ноге сидит, как верность,
В миг ускакал, сказав: «Адью»!

О, чудо, как старо, прекрасно,
И сердце доброе внутри,
Мы снимем шапку не напрасно,
То зятя в будущем черты.

Мадам уже уселась в кресле,
Чтоб рисовать её портрет,
И, удостоенный он чести,
Он на холсте оставил след.

Все принадлежности у Куно,
И краски, грифель, полотно,
Обычно качеством всё чудно,
За исключеньем одного;

Портрета сделал он набросок,
Потом чтоб в цвете воссоздать,
Но он казался слишком «бросок»,  
Чтоб можно было что понять.

Она смотрела с восхищеньем,
Как смело делал он штрихи,
Она и он лишь к сожаленью
Понять не в силах те мазки.

При первом взгляде на картину
Им ясно стало сразу всем,
Что по какой-то злой причине
Не удался портрет совсем.

— С натуры рисовать мне плохо, —
Вздыхал художник много раз;
Вокруг картины много охал:
— Макет, модель бы мне сейчас.

— Так чем могу быть я полезна, —
Шептала фрау извиня(я)сь;
— Прекрасно, — молвил он помпезно:
Так в среду утром снова съянс.

Как вечер обозначен звоном,
Влеченье сердца — сладкий плен,
В трактир, как прежде, по законам
Он держит путь на нужный крен.

Ему Сюзанну видеть нужно,
Он верен ей аж до сих пор,
Поскольку выгодно пить можно,
Забыл он прежний свой позор.

С Сюзанной связь теперь успешна
И процветает очень нежно.

С двумя мужчинами тягаться туже,
С двумя же дамами, ещё и хуже.

Мы с дрожью после всех повествований
Идём к похвальным всем стараньям.

9

В прекрасный праздник с карнавалом,
Когда стремление людей
Одеться как-то небывалым,
Вплоть до костюмов для зверей.

Наш Куно рыцарю подобен,
Со шпагой страшной на боку,
Как кавалер, он бесподобен,
Любому даст отпор врагу.

Его подруженька, Сюзанна,
Пастушкой милой нарядясь,
Своим всем видом воссозданна(я),
Такой не видел, отродясь.

Конечно, пляшут в танце оба
Под звуки музыки крутой,
Она давно его зазноба,
Ему весь образ дорогой.

Мелькают ноги в вихре танца,
В круженье пыль идёт столбом,
Не скроешь огненного глянца,
И в ней, и в Куно, в нём самом.

Чудесна(я) ночь ползёт к рассвету,
И пара в стужу, поутру,
Навстречу снегу, злому ветру
Шагают в ателье, в пургу.

Одни оставшись, волю чувствам
Отдалась пара с головой,
И поцелуи их так вкусны,
Любовь они несли с собой.

Давно влюблён он был в Сюзанну,
Он верность ей хранил давно,
Момента ждал, как с неба манну,
От счастья он забыл одно.

Уже среда была сегодня,
Вот, вот мадам должна войти,
Её портрет, как преисподня,
Довлел на жизненном пути.

И вот уж слышен шелест платья,
Конечно, это мадам Ах,
Разжал Куно; свои объятья,
Сюзанне шепчет в попыхах:

— Моя любимая всем сердцем,
Сокровище, иди сюда,
Ты за мольберт зайди, как дверцы,
Он скроет даже всю тебя.

Мой милый, славный покровитель,
Мадам, пожалуйста, сюда,
Мадам, Вы просто мой спаситель,
Я счастлив счас, как никогда.

Он даже целовал ей руку,
И начал рисовать портрет,
Но Шпиц не терпит эту скуку,
Он заглянул и за мольберт.

Увидев незнакому(ю) даму,
Он начал лаять на неё,
Всё кончилось внезапной драмой,
Открылось всё бытьё-житьё.

Шпиц, ощетинившись от злости,
За ногу Сюзи укусил,
Сберечь ей чтобы свои кости
У Сюзи не хватило сил.

Задев мольберт своим всем телом,
Мольберт упал весь на неё,
Прорвав его, конечно, в целом,
Он показал несчастье всё.

На нём уж на коленах стоя,
Несчастный и стыдливый вид,
Она хлебнула столько горя,
И весь заказ у Куно сбит.

В испуге дама вместе с Шпицем
Мгновенно бросилась к двери,
А Куно наш с печальным ли;цем
Лечить начал свои нервы;.

Отметим, после этой драмы,
К концу идём, ох, эти дамы!

Конец
1
Бежит упрямо время наше,
Всё то, что было, то прошло,
И скажем мы ещё и краше,
На пользу многим всё пошло.

За годом год так исчезает,
Течёт как будто в резервуар,
Но люди снова, кто «всплывает»,
Кто не терял свой буйный дар.

Одни лишь «плещутся» печально,
Други(е) — отважны и смелы,
Кто «тонет» в жизни изначально,
Кто вверх «взлетает», как орлы.

Проходят в жизни их ненастья,
Смывает время их грехи,
Они находят своё счастье,
О них слагаются стихи.

Когда твой взгляд предельно зорок,
Когда ты рад, есть кто и кто,
Когда не пал, кому-то дорог,
«Поднял главу ты высоко».

Трактира старый шеф уж умер,
Хозяин новый в нём уже,
Он быстро стал клиентов ку;мир,
Дела идут его лучше;.

Его и вид весь импозантный,
И украшенья носит он,
В обслуге он весь элегантный,
Он счастьем был весь окружён.

Он посчитал своим, как долгом,
Всем объявить своим друзьям,
Что он живёт в сознанье гордом,
По всем законным здесь путям.

— Моей женой, прекрасной Сюзи
Доволен я, как никогда,
Она меня всё время «грузит»,
Уж пятого родит она.

Года прошедши(е) много счастья
Нам принесли  с женою в дом,
Всю жизнь меня «трясли» ненастья,
Трактир весь мой — хозяин в нём.

2

По разному люди прожили то время,
Иль рады бывали, давило ли бремя,
Которо(е) когда-то они испытали,
Что лучшее было, объединяли.

Девицы с отказом на них чтоб жениться,
Со злобой идут в монастырь «хорониться».
Во время каникул, наш Бётель, учитель,
Который для Куно же слыл, как мучитель,
С семьёй ли, один ли, он град посещает,
В пивной он у Куно всегда пропадает.

И Кваст не забыт, дел малярных учитель,
Он тоже для Куно хорош был мучитель,
Он в город нагрянет, купить материалы,
И чтоб для работы их долго хватало.

И ловкий наш Гнатцель пасётся в пивной,
Давно он не «чует» вины за собой;
И Хинтерштих — этот бойцовский редактор,
Он гнев свой простил ему словно, как фактор;
Бывали все в сборе у Куно в пивной,
И каждый вины не имел за собой.

И часто учитель, без всякой той злости,
Являясь в трактир к нему будто бы в гости,
Ему задавал как бы в шутку вопрос,
Зачем в нашу жизнь совал ты свой нос?

— Вот если б картины не были правдивы,
То где бы тогда мы с Вами-то были?

А после таких добродушных всех встреч,
Закончим мы с радостью повести речь.
      
Сентябрь 2012