Писателя не делает пиджак

Видишь, сладкая гуава?
Приглядись-ка, телепат.
Перезрели наши мысли,
только нас не разлучат.
Им поют панихиду 
и у них, верно, СПИД.
А у нас есть любовь
и она говорит.
Слышно и из-под всхлипа,
всхлип бывает отчаян,
под твоими ногами
в месиво превращаясь,
страшное месиво, 
пот из лиственных пор.
Собиратель плодов
в кровь ладони истер.

И оттого, я понимаю,
мне моего, если считать
и твоего, вдоволь хватает.
А остальное пена морская.

Запасная дорога есть поверх спин.
Грациозный ламбрекен ее скрывает,
но видна ступень.
Знать, которой все можно,
любой канала дрен.
Но писателя не делает пиджак.
Долготерпелив мой ход
и твой, счастлив меня отбив,
но поэзия не только стих один.
Мы идем среди пен
в таком обношенном и как рану ушитом,
монахи с затылком отбритым,
скрепки совести карманом набитым.

Понимая знаний неполноту,
спесивых амбиций накрытым
встречных людей поток и течь,
но нами из прошлого пережитым.
Видели тех проблем, старая картина,
кажется, как будто светает,
а на самом деле черных рек поток.
Мы светом хлынем.
Солнце сверкает или темно, спит,
дни раскладывают пасьянс,
день терзаний мытарств или тайных блаженств,
они и сами наперед не знают.
Богемный эпатаж – ему нет места,
раскованность, да, много заплат, мело
по всей земле и засыпало наугад.
Рвало ткань.  Кому-то ссыпались монеты,
нам счастье не в зарплате, а в заплате.
Бывал холод, схватит и засыпает в рот
снег на снежной распродаже,
кресты кренились на погосте.  Мело.
Сыпались капли, такой этап, когда зима – Бог,
и не поймешь сразу Бог или черт,
судьбы истошный крик, горлодер.
И думаешь, когда уже она протрезвеет
и закончится пьяного в дымину белый террор.
И если Бог бесконечно спит, 
то что это сверкает лучами из-за гор?
И что это стекает с листа?
Любовь, которая любить помнит
всему назло.  Он, верно, прав,
что замело и кипит по венам
в вечном неразрешимом вопросе, мороз,
всегда и во всем ищет тепла.
Ты целуешь меня так, ты бледно бел, 
и я попадаю в плен твоих крепких лап.
Мгла.

Вдаль от всего голос витает,
холод, дрожит и обжигает.
Как полусон он нависает
белый дракон.  Он меня знает.

Рот открывает и ест гуаву.