Миф первый

 Потоками всегда живого света
 Приходит утро к сонным и нагим
 В день первый. С этим днем одним —
 Начало, завязь вечного сюжета.

 Простая песнь — не выкинуть куплета:
 Она любима, ею он любим,
 Мир отдан во владения двоим...
 О, первый день и нежность первоцвета.

 Тут о различьях помнить и не стоит —
 Будь белый, черный или монголоид,
 И кто не разбирается в цветах —

 Известно всем — как только возалкаешь,
 Свой цвет любви всегда таким познаешь,
 Который разно явлен в веществах.

 Который разно явлен в веществах...
 Здесь тайна все, за слово платят кровью,
 Здесь истина проверена любовью,
 Ведь Он — Отец, не судят об отцах.

  Но как по дому судят о жильцах,
  Как птиц повадки видят по гнездовью,
  Так — по родителям — любовь сыновью,
  Определяют ангелы в мирах.

  Отцы и дети — частная проблема,
  В обильи тем — обманчивая тема,
  Но и она есть в древних письменах:

  Законы там, где почитают старших,
  Там попечительством бессмертной стражи
  Был придан душам равномерный страх.


  Был придан душам равномерный страх.
  На этом страхе строил мир культурный
  Над грубым бытом гулкий свод ажурный,
  Отделку совершенствуя в веках.

  Кто жизнь провел в молитвах и постах,
  А кто-то список собирал амурный,
  Кто интерес всю жизнь лелеял шкурный —
  Все непременно каялись в грехах.

  Аскеты бтрезали стыдный уд,
  Освобождаясь от греховных пут,
  Но в теле нет греху приоритета...

  Прочь от греха все истины сердец
  По промыслу ведет к Себе Отец,
  Чтоб не забыли святости обета.




 Чтоб не забыли святости обета,
 Что каждый дал рождением по смерть,
 Всем в ощущении — понятна твердь,
 И так же — в совести — слова Завета.
 
 И лишнего не надо пиетета —
 Тут ни к чему бряцающая медь, —
 Нам общей родословной не стереть,
 Как с неба не стереть лучей рассвета.

 Никто с родней не говорит с колен,
 Меж близкими не воздвигают стен —
 Само собой все разумеют это.

 Кто в разуме, не станет зря твердить,
 Чтоб те, с кем жить, и те, кого любить,
 Не проникали в области запрета.


  Не проникали в области запрета —
  Шаг в сторону считался за побег —
  Безвинные, чей обрывали век
  Глумливый выстрел иль удар кастета.

  Кто вытащил синь смертного билета,
  Без имени, с клеймом коротким зек,
  В черте железных терний падал в снег,
  Отдав во мрак все до костей скелета.
 
  И слуги тьмы трудились для посева —
  Взрывали рвы в полярных землях гнева
  И трупы предавали в тех местах.
 
  В земле посмертья мучеников — авва! —
  Теперь прочна там светлых сил застава,
  Где густо нечисть рыскала впотьмах.


  Где густо нечисть рыскала впотьмах,
  Невесть чего ища и без успеха,
  Там и скверном шорохе и плесках смеха
  Сам падший ангел плакал о крылах...

  Дни – известью на гнилостных водах,
  Звук – плосок и не вызывает эха.
  И всякий в нежити – себе помеха,
  И мысли злобой сжаты, как в тисках.

  В соудареньях муторного пира
  Уж не поют о разрушеньи мира —
  Бунтарства нет, ничтожен сатана.
 
 И ад стоит бессолнечно, беззвездно,
 Всем в норы глаз втекает память слезно: —
 О, эта невозвратная страна!


 ...О, эта невозвратная страна! —
 Ее совсем как будто бы не знали:
 В мгновенье ока от нее отпали —
 Из нас она была изведена.

 Что был народ, то стало — племена.
 Они величие нести устали,
 И в распрях, словно звери, одичали —
 И ноши нет, и согнута спина...

 Театр абсурда: голова на плахе,
 Нет палача, но есть рука в замахе,
 Нет преступления, но есть вина.

 Так — нет страны, но вся она незримо
 На сцене где-то, и неотвратимо
 Должна быть памятью сохранена.


 Должна быть памятью сохранена
 Гармония сверхчувственного края —
 В озноб восторга тело забирая,
 Сознанье учит трепету она.

 В размер вещей она вовлечена,
 По струнам жил течет она, живая,
 Коснеющее воодушевляя,
 Самой собою возобновлена.

 Вот что любовь, и вид ее, и тип,
 Вот почему никто здесь не погиб,
 Иначе как не выразив желанье...

 Подобие и образ божества,
 Забыв любовь — уйдет из вещества,
 Иначе дух впадает в обнищанье.


 Иначе дух впадает в обнищанье,
 Чем плоть людей. И Сын Отца просил,
 Чтоб Тот Его от мук освободил —
 Речь не о нищете — о подаянье.


 Всем нам дается смерть не в наказанье.
 Но многие, кто гибель торопил
 В снисканьи Духа, не имели сил
 Узнать в себе великое дыханье.

  В работах плоти, с плотью неразлучен,
 Дух просит Дух взойти, когда измучен,
 Тогда воздета к помощи рука.

 Блажен просящий духом, он утешен,
 Смысл притчи предрешён и неизбежен.
 Нас удаляют от неё века.


 Нас удаляют от нее века,
 Но от всего, что низменно и бренно,
 К себе нас возвращает неизменно
 Творенья тайна, тайна родника.

 Сам человек течет весь, как река —
 По тканям тела движется мгновенно,
 Сияет в каплях клеток драгоценно,
 И полнится в усилии глотка.

  И каждый в каждом отражен, зеркален,
  Мир в оболочках светится, кристален,
  И блещет время в плавности витка...

  Нам верить в сотворенье — веселее,
  Слепая вера — истины древнее,
  Но как своя рубаха нам близка.


 Но как своя рубаха нам близка,
 Так изо всех абстракций та нам ближе,
  Где коромыслом — дым на пепелище,
  И где болит с похмелия башка,

 Где валят на козла и дурака,
 Мечтают о Нью-Йорке и Париже,
  В натуре — по колено в черной жиже,
  Где власть воров, и все берут лишка.
 
 Урвавшие, проникшие в прогресс,
 За белы рученьки всю тварь небес
  Подставят под хозяйское, иванье...

  Дележ, гудеж, над правдою правеж —
  Как с голым задом улицей пройдешь —
 Так близко нам небесное сиянье.


 Так близко нам небесное сиянье –
 Оно и мне так на душу легло -
 Его по знакам вывело стило,
  Но в знаках выцвело иносказанье.

  Еще одно пустое заклинанье:
 Зря говорят: что было, то прошло…
 Опять же все иначе быть могло,
  Чем стало быть. И  ново отрицанье.
 
 Я тоже в отрицании участник,
  Во мраке ночи — ночи одномастник,
 Но небо прорывается во снах.

 Я видел сон: накрытый стол банкетный,
  И будто б я читаю текст хвалебный:
  — Когда-то жили мы на небесах...



 Когда-то жили мы на небесах.
  И было бытованье душ согрето
 Потоками всегда живого света,
  Который разно явлен в веществах.

  Был придан душам равномерный страх,
  Чтоб не забыли святости обета —
 Не проникали в области запрета,
 Где густо нечисть рыскала впотьмах...

 О, эта невозвратная страна
  Должна быть памятью сохранена,
 Иначе дух впадает в обнищанье.

  Нас удаляют от нее века,
  Но как своя рубаха нам близка,
 Так близко нам небесное сиянье.

                1995