Fellator. Жертвам Пьера Паоло Пазолини

Fellator был давно повержен,
Проказой поражён и изолирован,
Хранил он злобный лик почти померкший,
Казалось, доживал едва. Агонизировал.
Он часто окунался в ледяные воды,
Смиренно выполняя ритуал очистки.
Затем нырял свободно в нечистоты,
Что грех в себе таили золотистый.
Зубная боль ему давно не досаждала,
Он испытать успел и посильнее боль.
В него не раз впивалось злое жало
Запрета и насмешки за любовь.
Крестьянам он желать не мог ни смерти,
Ни бед иных, проклятий, ни страстей.
Зачем-то в нём упрямо билось сердце,
К несчастью верных опыту врачей.
В его словах латынь была дырявой
Костлявой речью битого слепца,
Лупил его на площади легавый,
Как павшего навеки стервеца.
Он знал, что делать, изредка вдаваясь
В непроизвольный ход по чистоте,
В которой, как цветами наслаждаясь,
Всей жизни призрачность понять хотел.
Крестьяне перестали быть рабами,
Но как и прежде, чаяли свой бич,
Удел ничтожеств, что был выбит временами –
Существование разбивший паралич.
Латынь прекрасна, как змеиный шёпот,
Который, к счастью, вызывает дрожь.
Он в речи толк знал низкопробной,
В чрезмерно низменном он был хорош.
Прикармливая отпрысков крестьянских,
Он проникал в их жизни, как болезнь.
Собою не владев, они тряслись в жеманстве,
Горящие огнём, теряли честь.
Вела несчастных к пропасти дорога.
Ему в уста невинность извергали.
Из семявыносящего протока
Он изымал природу скорби и печали.
Fellator выпивал их волю к жизни,
Они же были заживо мертвы:
В бреду мечтали лишь о горькой тризне,
О том, чтобы их разорвали львы.
В один из дней его забили насмерть
Камнями, как паломника весны.
Его греховная звезда угасла,
Его кошмары впредь превзойдены.
Fellator, как паук, плёл паутину
Из страха и несчастных юных глаз.
Забили, словно бешеную псину,
В нём страшной бездны ужас навсегда угас.