Ярославль

Мне было всего двадцать два - это много.
Если с тоской оглянуться назад.
Тогда я не верил: ни в черта, ни в Бога,
Да только, они мне смотрели в глаза.

Ты встретил меня семейной общагой
И комнатой, где Терешкова жила.
Мы там похмелялись аптечною чагой,
Да, мало ль какие, творили дела...

Но был я знакомым своим - не товарищ:
Белой вороной - любого спроси.
Бутылка портвейна и пепел пожарищ
Грустили со мной на осколках Руси.

И, может быть, стоны священных останков -
Поруганных храмов - мне в душу впились:
Увидел я белые крылья подранков,
Услышал я голос: "Иди и молись!"

Еще я любил забираться под вечер -
Хоть высоты я с детства боюсь -
На колокольню Иоанна Предтечи,
Чтобы оплакать безбожную Русь.

Прошло десять лет - коротких и долгих,
И, где-то в лесу, зажурчала псалтирь,
И на берегу нашей матушки-Волги,
Стал подниматься с колен монастырь.

Ну, а за ним - потянулись церквушки,
И заблестели вокруг купола,
Заулыбались цветы и старушки,
Стон заглушили колокола.

Помню: на детской площадке, под вечер
Мне улыбнулся фанерный журавль,
Тогда и расправил усталые плечи,
И полною грудью вздохнул Ярославль.

Мне было за сорок, конечно же, мало,
Если с тоской оглянуться назад.
Только, кого-то рядом не стало,
А Кто-то остался и смотрит в глаза!