Сильвия Плат - Луна и Тис

This is the light of the mind, cold and planetary
The trees of the mind are black. The light is blue.
The grasses unload their griefs on my feet as if I were God
Prickling my ankles and murmuring of their humility
Fumy, spiritous mists inhabit this place.
Separated from my house by a row of headstones.
I simply cannot see where there is to get to.

The moon is no door. It is a face in its own right,
White as a knuckle and terribly upset.
It drags the sea after it like a dark crime; it is quiet
With the O-gape of complete despair. I live here.
Twice on Sunday, the bells startle the sky —
Eight great tongues affirming the Resurrection
At the end, they soberly bong out their names.

The yew tree points up, it has a Gothic shape.
The eyes lift after it and find the moon.
The moon is my mother. She is not sweet like Mary.
Her blue garments unloose small bats and owls.
How I would like to believe in tenderness –
The face of the effigy, gentled by candles,
Bending, on me in particular, its mild eyes.

I have fallen a long way. Clouds are flowering
Blue and mystical over the face of the stars
Inside the church, the saints will all be blue,
Floating on their delicate feet over the cold pews,
Their hands and faces stiff with holiness.
The moon sees nothing of this. She is bald and wild.
And the message of the yew tree is blackness – blackness and silence.

---

Это свет разума, ледовый и планетарный.
Деревья разума черны. Свет синий.
Травы выгружают свои скорби у моих ног, как будто я Бог.
Покалывание лодыжек и бормотание их смирения.
Паровые, духовные туманы населяют это место.
Отделенные от моего дома рядом надгробий.
Я просто не могу видеть, куда там попадать.

Луна не является дверью. Это лицо само по себе,
Белое как костяшка и ужасно расстроенное.
Оно тянет море за собой, как мрачное преступление; тихо
с О-зевом полного отчаяния.  Я живу здесь.
Дважды в воскресенье колокола пугают небо –
Восемь великих языков, подтверждающих Воскресение.
В конце они трезво произносят свои имена.

Тисовое дерево обращено вверх, оно имеет готическую форму.
Глаза поднимаются за ним и находят луну.
Луна – моя мама. Она не такая милая, как Мэри.
Ее синие одежды отпускают маленьких летучих мышей и сов.
Как бы я хотела верить в нежность –
Лицо чучела, смягченное свечами,
Склоняясь, в частности, на меня, его мягкие глаза.

Я прошла долгий путь. Облака цветут
Синий и мистический на лице звезд.
Внутри церкви все святые будут голубыми,
Плавающие на своих нежных ногах по холодным скамьям,
Их руки и лица напряжены от святости.
Луна не видит ничего из этого. Она лысая и дикая.
И послание тисового дерева – чернота, чернота и тишина.