Слобода

Большого Камня дочь излучиной блистает,
Зимой обвив шарфом ледовым Слободу,
Все старые следы метелью заметает,
А новые, как в старь, ко храму приведут…

Опять стою вдвоем с  сосною низкорослой
На краешке крутом Собачьего ребра,
Пытаясь прочитать, а что же будет после,
Коль наши корни выдернут ветра…

Нас, верно, подберет у проруби старуха
И втащит в дом, забыв про два ведра:
«Упали – не беда, исправная проруха,
у каждого из нас в судьбе своя гора».

Она замесит хлеб или затопит баню,
Рождественский в трудах встречая долгий пост,
Раздует самовар, всплакнет, и вспомнит Ваню,
Забыв про нас, с ним вступит в разговор…

Наверно, это тот, кто вместе с образами
Из рамочки в углу спокойно смотрит в мир,
Во храме на скале молитвой и слезами
Оплаканный давно средь шороха порфир.

…Прости, не знаю как твое, читатель, званье,
За то, что дурь в башке, хотя она седа,
Не стоит в гору лезть для дум и созерцанья,
Гора дана, чтоб смог преодолеть себя!

Из века в век, как с берега на берег,
Пытаюсь не упасть на подвесном мосту…
И вновь вернуться в тот церковный тихий скверик,
Откуда в первый раз меня несли к кресту.

Крестили в тишине. Колокола не пели –
Их срезали давно, чтоб не смущали люд.
И крёстная несла меня вокруг купели
С любовью, как несут фарфоровый сосуд.

Свобода Слободы с тех пор моя опора,
Где белые снега под синью куполов
С причастием слились от красного кагора,
Как триколор, как счастья вечный зов.