Там сто грамм

Мой сонный взгляд прикован к дыре в стене.
В воздухе от пули след, мой сосед
Был когда-то чемпионом по стрельбе.
Титул пригодился на войне.
Теперь он немолод и слеп, его рассудок разрушен,
Говорят, его преследуют погибшие души,
Атакуя уши. И в кромешной темноте
Приходится сидеть и слушать весь бесконечный бред.
Грохот стих, тишину раскалывает умоляющий хохот.
Этот вечный герой, его таким создала эпоха,
Дав ему животный страх,
Собственная кровь запеклась на клыках.
Дикая жажда той священной мести,
Что отрезала весь внешний мир,
Создав внутри поле для военных игр,
Оставив ПМ - не подводивший девятый калибр.
Да и вера для него дрожь пальца на курке.
Смело судьба распоряжалась этим телом,
Сделав из него источник змеиного гнева,
Доступного корма для ментального шторма.
Изувеченный разум, нету больше боли,
Остался лишь электрошок, спазм, психооргазм.
Главное блаженный хаос, по сценарию
Смерть награда для твари.
Беспозвоночная покорность дышит ему прямо в спину,
Он узнал ее шаги, упал без сил, подполз к двери, застыл.
Ствол, висок, пустой щелчок, он тихо взвыл!
Каста «Черви ненависти»



Я не ночую у нее,
Хоть там: сто грамм, постель, белье…
Да потому что обо всем
Конечно, знаю.
Ведь даже черти Сатане
В служебках пишут обо мне:
Мужик со шрамом на спине
Всех их гоняет.

А тут полгода трепят нас
За этот мутинский заказ,
И у шофера кровь из глаз,
И не до смеха.
Заводов тридцать по стране,
И подчиняются все мне
Какой тут смех – конечно, нет –
Заказ Госмеха…

В гробу видал я их Госмех.
И по отдельности, и всех,
И на болте то вниз, то вверх
Вертел в охотку.
Но есть дружок – так повелось:
Мы с ним с учебки погранвойск
За все, что в жизни не сбылось,
Глотаем водку.

Он – не как я. Он генерал:
В груди пожар, в глазах  - металл.
Он не когда не отступал –
И не приучен.
Он прикрывает жопой мель,
А «Госхозгаз» грызется в шельф.
Нужна России эта нефть –
Куда уж круче.

Он там для них и меч, и щит,
Да только щит по швам трещит.
Он мне по спутнику кричит
Порой до хрипа,
Что бесы скачут между пальм,
И, как вода, бурлит напалм.
Есть разгуляться где стволам –
Даешь калибры!!!

Он мне бубнит, мол, педерест –
Похмельный босс «Колхозросгаз»,
И что он в морду ему даст,
Без вариантов.
Но босс «Хозгаза» в ночь и днем
Грызется в шельф сквозь водоем
И под водой, и под огнем…
Ну, все понятно.

Босс «Хозросгаза» тоже крут –
Нас познакомил с ним Бейрут.
Туда сопливых не берут
На самом деле.
Он от «Сухого» суперджет
Глушил последний раз в обед,
Что состоял из двух котлет
На той неделе.

А генерал мне все бубнит
Про пальмы, негров и огни,
Что там на острове они и
Слуги ада.
Ему давно за пятьдесят,
Он кроет матом всех и вся,
Мне через спутник голося:
«Витёк! Снаряды!!!»

В три смены пашут мужики…
Не выключаются станки,
А у меня: звонки, звонки
Порой до рвоты…
Меня мотает вертолет
Из пекла прямо в гололед,
А через час наоборот –
Кипит работа.

Сам больше суток за рулем,
А там: сто грамм, постель, белье.
Ну, ладно, думаю – рискнем.
Разок прокатит.
К тому же: водка на столе,
Она – красивая…в белье…
Звук телефонов на нуле…
Иду к кровати.

Пахнуло сыростью могил –
Не меньше сотни черных рыл,
И воздух Африки остыл
В одно мгновенье.
Вокруг меня ажиотаж.
Я дам вам, ляди, абордаж.
Рожок врезается в калаш –
Как на ученьях.

Стоять приучен до конца.
Тягучий воздух от свинца,
Смерть чем-то машет у лица –
Косой, похоже…
Затвор, откинутый назад.
Пустой горячий автомат…
Беру клинок и наугад
Вонзаю в рожи.

Потом мне сделали укол –
Знакомый галоперидол.
Я огляделся: стены, пол,
Два кресла, шторы…
Застыло время, пробил час,
Погасла «лампа Ильича» -
Лишь руки мягкие врача
Столичной «скорой».

Курю. Дым в пальцах на руле.
В салоне черной «Шевроле».
Спит чутко стрелка на нуле,
Едва кивая.
Я не ночую у нее.
Хоть там: сто грамм, постель, белье.
Похоже, это не мое –
Уж я то знаю.