Бруно Ясеньски. Ноги Изольды Морган, конец

Ноги Изольды Морган
роман (конец перевода)



8.
   Всё более удивительная атмосфера воцаряется на электростанции. Со времени трагической гибели Гинтера незаметные шепотки в рабочей среде усилились до тихого ропота. Говорят о стачке.
   В машинном зале Берг всё чаще замечает кучки рабочих рассыпную ввиду его приближения. С дверей проходной два дня никто не смеет сорвать маленькое объявление на квадратном листе бумаги.
   Той ночью Берг долго плакал лицом в ноги Изольды. Пробил час. Судьба выталкивает его, вручая ему в руки роль освободителя.

9.
   Чёрный машинный зал зияет пустотой. Давно заперший за собой, Берг всё стоит опершись о стену и всё меньше осознаёт, зачем собственно он сюда пришёл. Начавший с молоденького инженера, за долгие годы службы Берг ни разу не видел машинный зал молчащим и неосветлённым. Он ошеломлён. Спохватившись, нащупывает на стене рубильник, но вспоминает, что электричества нет во всём городе, поскольку станция не функционирует. Он приходит в себя. Старается мыслить холодно. Достаёт из кармана электрический фонарик, включает его. Узкая полоска света пересекает темноту. Чёрная пустота оттого кажется ещё темнее. Словно чёрные крылья гигантов чуть заметны в ней контуры огромных колёс.
   Берг чувствует, что ещё минута бездействия– и он бросится в бегство. Он делает несколько шагов. Теперь движется он совершенно механически. За седьмой динамо-машиной находится распределительный щит. Дорога удивительно длинна. Бергу кажется, что он пропустил цель. Он поднимает фонарик. И видит, что стоит под щитом. В ярком свете таращатся глазища манометров.
   Берг вынимает из кармана пальто молот и напильник.
   Глазища смотрятся в него холодно и безучастно. Рука уверенно сжимает рукоятку молотка. Теперь главное выдержка, крепкая выдержка и упорство.
   Манометры вдруг словно магнетизируют взглядом. Бергу приходит на ум виденный им цирковой факир, взглядом гипнотизировавший змею. Теперь он чувствует себя змеёй, неспособной ужалить под взглядом манометров. Очарование длится недолго. Последним усилием воли Берг замахивается молотом и с непостижимой силой мозжит приборы.
   Треск лопающегося мрамора взрывает мёртвую тишину.
   Покой– чистый, тёплый, глубокий как пруд...
   И вдруг происходит нечто уму не постижимое. Яркий, безбрежный свет ненадолго ослепляет Берга. Чёрные круги раскачались и завертелись. Берг чувствует мощный удар по голове и падает лицом на паркет.


10.

   На четвёртой полосе за час расхватанной газеты между новостями чернеет объявленьице петитом:

«...схваченный на месте преступления
в минуту попытки уничтожить оборудо-
-вание городской электростанции сабо-
тажник инженер Витольд Берг престанет
перед рабочим трибуналом...»


11.
   Пустой огромный машинный зал залит морем человеческих голов. Посреди –поспешно сколоченная из ящиков трибуна. Худой веснушчатый студент с белёсыми, нервными ресницами монотонно читает акт обвинения.  Чернявый, прилизанный бухгалтер, слюнявя палец, медленно листает блокнот. Студент временами возвышает голос, который раздаётся несколько плаксиво– и тогда ему вторит ропот толпы, словно ветер над морем.
   Безнадёжно долго длится слушание. Собственно, приговор известен загодя, но необходимо соблюсти процессуальные формальности.
   Наконец, студент садится, утирает нос платком, а бухгалтер неопределённо машет рукой направо и резким металлическим голосом возглашает:
   — Прошу ввести обвиняемого.
   По залу проносится тихий ропот. Двери отворяются с картинным скрипом– Берга выводит конвой из четырёх рабочих с маузерами. Толпа расступается перед трибуной.
   Шум силится и понемногу становится криком враждебных голосов.
   Звонок.
   Слушание продолжается.
   Стрелки часов ползут с упрямой, черепашьей беспомощностью.
   Вдруг шум раздаётся вширь– и множество голов одновременно тянется к трибуне. На трибуне стоит Берг.
   Он очень бледен, глаза его бегают, локон упал на лоб. Одет он без претензии, в пиджак. Говорит он звонким, спокойным голосом, часто заминается подыскивая нужные фразы:
   — Настал день возмездия. Сознательный пролетариат встаёт на борьбу за свои цели. Чтобы она была небесплодной, надо прежде всего осознать, кто есть смертельный враг. Достаточно его уничтожить– и зло отступит. Таким врагом несомненно является буржуазия. Но она– не главное зло. Достаточно отобрать фонды– и масса пролетариев в стране возрастёт на несколько миллионов. Проблему пролетариата это не решит. Главный его враг иной, он ближе– пролетарии сталкиваются с ним ежедневно, во время труда, который незаметно поглощает силы, здоровье, а иногда и отнимает жизни. Главным враг– машина. Недаром буржуазная цивилизация бахвалится машиной, как величайшим своим достижением, машиной, доставляющей господам миллион удобств. Но буржуазия ошибается, думая, что машина– всего лишь орудие эксплуатации и средство войны. Машина разрослась как паразит, проникла во все уголки жизни. Машина как орудие буржуазии понемногу становится её госпожой. Буржуазия всё сильнее зависит от машины. Что до рабочего, то он ненавидит её издавна. Она всегда была его нуждой и проклятьем. Десятки тысяч безработных, тысячи погибших и искалеченных, вдовы и сироты без хлеба– вот что для рабочего есть машина. Теперь, когда настал час решительной и беззаветной борьбы, цель пролетариата состоит в освобождении человечества от машинного ига. Надлежит уничтожить машины, уничтожить немедленно, если не хотим стать уничтоженными ими.
   В эту минуту Берг прекрасен. Щёки его пылают, волосы рассыпаются по лбу.
   Под недолгое браво Берг сходит с трибуны. Воцаряется немое замешательство.
   Из-за стола встаёт веснушчатый студент. Он перепуган. Глазки его часто моргают. Раздаётся разгневанный его голосок.
   Студенту показалось, что инженер попросту посмеялся над трибуналом,
но произведённое обвиняемым впечатление (нерешительный жест рукой) обязывает его к ответу. Уничтожение машин, которые являются всего человечества, а значит и пролетариата, стало бы возвращением к социальному варварству. Машины равно служат господам и рабочим. Каким образом пролетариат обойдётся без машин? Например, без трамваев и водокачек, услугами которых пользуется каждый.
   Берг не слышит конца выступления. Сквозь толпу он выходит на улицу. Перед ним все расступаются. Идёт мелкий осенний дождь, тягучий как плач. Берг чувствует ком в горле. Процесс и заключительная речь выглядят смешной пародией. Ну и? Эти в общем как те, разве что чуть менее «интеллигентны». Впрочем, слишком поздно.

12.
   Пару дней позднее, когда грянула всеобщая забастовка, Берг вышел рано на улицу. Утро было погожим, солнечным. Тишина наполняла площади. Трамваи не курсировали.
   Берг поднимался главной улицей– удивительно шаткой, словно пьяной. Изо всех ворот выглядывает непокой. Тишина тяжелеет. Всё притаилось, словно в ожидании неведомого Бергу происшествия. Он ускоряет шаги. Сверхъестественная тишина уже нестерпима. Берг хочет вернуться домой.
   На углу кто-то хватает инженера за плечо. Эти чистые голубые глаза и кепку с козырьком он где-то видел. Механик с электростанции.
   — Слушал я вас на суде,— говорит он чисто и звонко.— Не всё понял. Вы сказали, что наступает время, когда машины станут управлять нами, а не мы ими. А видите, одно наше движение– и всё стоит. И тишь такая, как перед сотворением мира. Что вы на это скажете?
   Он весь благоухает, пышет светом, радостью, мощью: Мы! Мы!
   Берг смотрит ему в лицо и донимает его бешеное желание вырвать из него эту радость и увидеть в круглых глазах звериную жуть.
   Тротуаром они шагают к Триумфальной арке. Берг говорит:
   — Впрочем, теперь всё равно. Вы не поняли души машины, вы, всецело занятые ею. А это так просто. Душа машины есть скорость, перпетуум мобиле. Мы же живём и дышим сравнительным застоем. Следствие очевидно. Мы заразились смертельной болезнью, которая постепенно разлагает нас.
   С математической точностью мы близимся к концу. Скоро нашим миром овладеют машины. Мы станем протискиваться между ними. Каждое наше движение мы подчиняем им. Машинам сдаём своё оружие. Сами сдаёмся на милость чуждого нам мира. Скоро лопнет обруч железного усилия нервов, которым мы пока крепим свою гегемонию над машинным миром. Тогда нам придётся выбрать между борьбой и отупением. Пока этого никто не видит, не понимает. Выхода нет. Мы сами со всех сторон  окружили себя машинами. И, наконец, они проникли в нас. Вы без них жить не сможете. Предки ваши, пожалуй, ещё могли. Вы уже нет. Биться с ними нельзя. Остаётся ждать. Отрава проникла в нас. Мы отравлены собственной мощью. Крах цивилизации.
   — До свидания!— вдруг наклонившись к уху механика, Берг пожал ему руку.— Мне в ту сторону...

13.
   Однажды поздним вечером, когда дежурный сотрудник полиции комиссариата Икс готовился к заслуженному отдыху, передним предстал смертельно бледный господин с блеском в глазах, назвал себя Витольдом Бергом, инженером городской электростанции, и заявил, что у него украли ноги. Он настоятельно потребовал немедленного выделения ему в помощь нескольких агентов и заявил, что не может ждать ни минуты.
   В комиссариате присутствовало лишь двое сотрудников. Дежурный крайне учтиво попросил Берга на минутку задержаться по причине полного отсутствия агентов, которым он в силах лишь позвонить. Потерпевший снова подчеркнул, что не в состоянии ждать, и если в этом комиссариате ему не могут оказать помощь, он отправится в другой.
   Дежурный едва смог убедить потерпевшего остаться. Явился второй полицейский, которому только что позвонили, и заверил потерпевшего, что не более чем через три минуты агенты прибудут.
   Начато было составление протокола.
   Однако, от потерпевшего удалось узнать лишь то, что сегодня вечером, во время его отсутствия из квартиры были украдены ноги.
   Заявив это, потерпевший затрясся всем телом и попытался убежать. С трудом его удалось удержать на месте.
   Допрос начался. Наконец, послышались шаги на лестнице.
   — Вот и они,— доброжелательно заметит дежурный.— Напрасно вы беспокоились.
   Вошли шестеро плечистых мужчин и стали по обе стороны двери.
   — Детективы к вашим услугам. Будьте добры указать им дорогу.
   Берг пожал на прощание руку комиссара. поданную ему с большой поспешность, и ретировался. Но не успел он переступить порог, как ощутил железную хватку двенадцати рук и был повален на пол. Берг попытался было вырваться,– изворачивался, кусался, катался с ними по полу– несколько раз ему удалось вырваться, но снова и снова схвачен, он был наконец оглушён и спутан. Затем он ощутил, что плывёт вниз по склону; затем его овеял влажный осенний воздух. Наконец, он осознал, что его втискивают в некий тесный, беспросветный пенал. Крышка захлопнулась. Берг потерял сознание.
   Дежурному комиссариата Икс не суждено было поспать той ночью. Только утихли шаги шестерых плечистых, как пришла телефонограмма: в доме номер 14 на улице Игрек отравилась серной кислотой корреспондентка Изольда Морган, два месяца вследствие несчастного случая потерявшая обе ноги.

14.
   Когда он очнулся, было совсем светло. Сквозь высокое зарешечённое оконце падало белое, ослепляющее сияние луны. Палата была маленькой и немеблированной. По снопом сияния искрились каменные бруски пола.
   Встал он легко и пружинисто. И лишь затем он осознал, что связан. Без наименьшего усилия скинул он с плеч странный кафтан и сунул его под кровать.
   — Выйду на улицу,— подумал Берг и приблизился к двери. Однако, она была без ручки и заперта. Не долго думая он подошёл к стене, лёгким усилием отодвинул её и вышел вон.
    На улице его тотчас поглотил разгорячённая, спешащий куда-то толпа. Влекомый толкотнёй, он шёл широкими, доясна освещёнными неизвестными ему улицами. Луша полыхала как огромный калорифер, мощно меча холодное сияние.
    На каком-то углу он ощутил под рукой чью-то ручку. Он оглянулся. С ним шла миниатюрная молодая девушка с милым детским личиком и длинными, тёмными ресницами. Оба молчали. На следующем перекрёстке девушка свернула. Он послушно последовал за ней, ничуть не задаваясь вопросом, куда она идёт. На следующей улице девушка провела его в чёрный, огромный дом едва освещённый керосинкой. Узкой деревянной лестницей они поднялись на второй этаж. Она ключом отперла дверь.
    В узкой, скромно меблированной спальне она посадила его на кровать и начала раздеваться. Он увидел её маленькие, совершенно белые упругие груди и широкие, ладно скроенные бёдра. Он вспомнил, что уже два месяца не имел женщины. Он взял её жадно, как давятся хлебом во время голода. Мягкие и эластичные бёдра её пружинили, ритмически вздымались и опадали так, что можно было оставаться недвижимым, и акт происходил сам по себе. Он брал её снова и снова. Когда усталый он растянулся на подушках, она принялась одеваться. Тогда он вспомнил, что у него нет денег. Он признался ей в этом. Не рассердившись, она быстро оделась и сказала ему, что ей пора уйти. Они вышли из дому и за воротами разошлись в разные стороны.
   Улица, которой шагал Берг была широка и многолюдна. Пешеходы быстро бежали, словно чем-то взбудоражены, все в одну сторону. Подальше от толкотни Берг сошёл с тротуара и пошагал проезжей. Он думал о женщине, которой только что было обладал и её непонятно пружинистых бёдрах. И вдруг он услышал за спиной протяжный зловещий скрежет. Он оглянулся. Почти впритирку за ним следовал трамвай. В ту минуту Берг осознал, что идёт между парой отполированных добела рельсов. Он побежал изо всех сил как можно быстрее. Свернуть он не смел, поскольку ясно осознавал, что лишь ступит на рельс, как поскользнётся перед трамваем. С невообразимой им сами скоростью Берг мчался и мчался, слыша за собой зловещий напев настигающего его трамвая. Он попытался закричать– напрасно. Ну где же, где наконец остановка?!.. Но её не было. Наконец она замаячила вдали. Берг напряг все оставшиеся силы. Только бы успеть. Он успел.
   Но трамвай не стал и не сбавил скорости и на следующей остановке. Берг ощутил, что волосы его становятся дыбом, а ноги наливаются ватой. В уме задолдонило старое восьмистишие, сочинённое инженером и надолго забытое им:

Это грянет однажды утром или вечером,
неожиданно, как всё обычно случается:
трамваи помчатся весьма опрометчиво,
остановок отмеченных не замечая.
Скок-поскок с пути на путь паршивки,
пассажиров принявшие на закорки,
заспанные, красные, поглупевшие машины–
18-тки, 16-тки, 19-тки, 4-рки...

   Он оглянулся, когда трамвай коснулся его спины. На осветлённом табло маячил номер 18.
   Мимо мчались иные трамваи. На тыльной платформе последнего Берг увидел непринуждённо опирающуюся о поручень Изольду, которая махала ему платком.
   Из последних сил Берг схватился за обруч выступающего фонаря и повис на воздусях.
   Мимо него один за другим пролетали длинные взбесившиеся составы, полные бледных, обезумевших от скорости людей.

Бруно Ясеньски
перевод с польского Терджимана Кырымлы
конец романа, начало см. ниже в блоге