середина

середина, середина, середина.

воск топит свечи,
рога создают
почести ветрам.

неси этот кол
в пресмыкание ветру,
прости эту шалость
твоему карману,
твоим кокосовым амплитудам.

изречется в никуда,
в оттепель фракталов,
в сияние осколков красок.

изучает душу сия стезя,
и доски ворочают чужими
ношами, они источают
предсердие смысла.

воск превращается в лед,
в кристалл, в алмаз.

клокочет искра сердца,
плетение исподволь теряет
генезис.

себя уродует квартира,
она ноши сношает,
она расстилает преддверие вакуума.

тверди спокойно, млечный путь,
скули безмолвно,
слияние одиночеств.

в руле фантазмы скроют могилу ямы.
кариес износится предшествующими
воплощениями.

касатка опередит развитие технологий,
отпрыск воссядет на престол
полости,
шлея протрет веки шила,
радость спилит шелуху
дознания.

ранит шорох мои ноги,
и я, как скол,
как поверхность,
изойду в ошибках,
в предостережениях обвала.

скидка пучит манию пешего
объятия, корабль теряет
силу в масках фантомов.

так возникают отличия душ,
тел, вещей.
так раскроется бутон церкви,
изношенный, как крест на груди,
так возьмет свою стрелу потомок,
так вонзит куда надо и
куда не надо.

в челяди россыпь изгадится,
и монитор заплачет кузнечиками,
катапультами свечения.

в ожидании стезя сорвется,
замычит как положено,
согнется вереском траура,
изойдет кассетами предположительных
шагов, скачков, поворотов,
низложений путеводителя.

войду я, пустотелый, в тело огня,
уничтожу поверхность холода,
преклонение вышины.

стезя сорвется, заплачет,
обветшалая, попытка вонзится
в никуда, в рыло росомахи,
в кадык буйвола.

сюда и здесь. мина и миро.

каратель потеряет орудие казни,
жертва потеряет тело для увечий.

увечье подобно патриархальному плачу,
и дискотека заговорит
бурыми едоками ятаганов,
залепечет сшитыми дикарями штанг.

и войдет, и не выйдет.