воспоминания старого совка 1998

Изо льда торчит торосом  ржавый труп подводной лодки
Три костлявые собаки что-то делят на снегу
Два оборванных матроса ищут, что продать на водку
Окон черные провалы у разбитого причала
Как все встало криво-косо, расскажу вам как смогу.

Раньше было так привычно, что-то строя иль ломая,
Об общественном и личном как едином рассуждать.
Приходилось, понимая, что лажня дошла до края,
Что мозги лапшой забиты, что в парткоме паразиты,
Жить, себя не забывая, и творить, и создавать.

Оценить, конечно, трудно результат такой работы,
Много шума, много пыли часто были ни к чему,
Но рождали наши будни чертежи, стихи и ноты,
Хоть мешало нам болото, рвались в небо самолеты.
Нас кормили, нас ценили – видно было по всему.

Испытанья, перелеты. Было трудностей немало
Тоцк, Шеханы и Чернобыль обошлись не просто так,
Но обычная работа нам уверенность давала,
Что в важнейшие моменты мы отыщем аргументы,
Для того, кто выше прочих ценит бицепс и кулак.

Жаль беда подкралась с тыла под прикрытием завесы:
Ускоренье, перестройка и борьба с КПСС
Как приятно слушать было - тех  из первого замеса,
Кто кричал нам о свободе, кто на штык бросался вроде,
Но при этом очень стойко соблюдал свой интерес.

И пока Москва делила по своим большим карманам
Всю Россию, что досталась по наследству от отцов
Шелупонь с трибуны выла и Борис в угаре пьяном
Нам лепил свои призывы, и красивы, и правдивы
И под танки лечь, казалось, каждый тут же был готов.

Вдруг у нас врагов не стало. Всюду гости лезут бойко
Из Москвы идет команда: обслужить и доложить.
Тут же быстренько загнали и науку, и помойку.
Мы тогда в шестерках были, мы огрызки получили.
Помогла нам распродажа хоть годок-другой прожить.

А потом пришла расплата. Стало голодно и жутко.
Кто шустрее – тот смотался торговать и воровать,
Кто попроще – шел за плату сторожами через сутки,
А бровастый карлик Ясин разъяснил, что путь прекрасен,
Что зарплат платить не надо, надо льготы сокращать.

По российскому лимиту в жизни лишним оказался
Не Онегин, не Печорин, а обычный человек.
Коль не годен он в бандиты, коль к трубе не присосался,
Не нужна его работа, не о нем теперь забота.
Право тем, кто был проворен, отоварился навек.

А еще скажи спасибо, что в чужой большой разборке
Не поймал ты ненароком пулю, пику иль кастет.
Средь  других швырнуть могли бы как банановую корку:
Чемодан – вокзал – Россия, да Чечни деньки лихие,
Да кошмарная морока – краштанин ты или нет

А теперь  в КБ закрытом для Народного Китая
Предпоследнюю ракету из остатков, не спеша,
Три седых и двое лысых собирают, крепко зная,
Что Росворы снимут долю, что директор схватит вволю,
Не останется бригаде от заказа ни шиша.

Пальмы, яхты и Канары – привилегия элиты,
Так быки себя  для понта порешили называть,
Остальным придется, зная, что пути наверх закрыты,
Что стране ты сам не нужен, что удавка станет туже,
Если будешь задираться,  просто тихо выживать.

Нынче время недоучек, нынче время негодяев.
В совершенстве лишь уменье наколоть и развести,
И о жизни строить планы каждый должен, понимая:
Ни защиты, ни леченья, все зависит от везенья,
Не помогут даже деньги от беды порой спасти.

И ползет Россия раком всем соседям на потеху,
Оступаясь и рыгая перегаром на врагов,
И ведет солдат в атаку под Бамутом против чехов
За бабло Чубайс-энерго, да за яйца Вексельберга.
Мне ее конечно жалко,  только больше пацанов.