Разрушение сна. Тень затмений

                М А Й Я

Как нам быть? Ищем смертное ложе,
чтоб опять не попасть в переплёт
муз и мускулов спелых, чтоб ожил
почерк крыльев челночных – полёт.

Умирающий лебедь стреножен
притяженьем земли ломовой,
в знанье – нежен, в тоске – осторожен,
милосердной отслежен молвой.

Чей еще атлетически-тонок
был расчёт – взор заочный украсть?
Но все тот же он – гадкий утенок,
сочинивший из старости – страсть.

Нам, вкусившим летучее тело,
и лучам восковым на лету –
нет мгновения, нету и дела
из себя извлекать клевету.

И пока грациозность калеки –
искушение яблок глазных,
дух, парящий в опущенных веках,
не задел бытия, не возник.

             * * *

Тусклыми сутками раскалены
в недрах дня.
Часами чистыми,
минутами тёмными
плетём плоть – пламенем плыть.

Мгновение –
многое  вновь.
Грозные грёзы утрат.
Утром – вечер на троне.
Чей взор
тронет зари тень?

Завтра ветер заставит
золой золотой
шелестеть,
устами пустыми
шептать:
остыли, устали –
с теми.
Зыбкое Имя забыли.
Или
лет латы
тело латыни учат:
легче – не течь
и лечь точно
в чрево ночи.

              * * *

          П Р О Т О А Р Х О Н Т

Там, где сеяли медленный страх,
                выгребая золу Иоанна,
даровитой земли домогаясь
                из лёгочной зависти к ней,
где привязаны к тучному небу –
                грудь радуги в призме стакана,
боевой лепесток топора
                и доспехи воздушных корней,
где лишённый пространства пейзаж
                сводит судорогой натюрморта,
чтоб предметы росли, а плоды
                истлевали, как кости, в холсте –
как, скажите, сухую  сберечь
                мне в распаханном сердце аорту,
если время в песочных часах,
                а из вечности нет новостей?...
Только ветер-апостол вспылит,
                совершенств муравьиных завистник,
только острым мерцает копьем
                горизонт из разрушенных глаз.
Проводник металлических гроз,
                гулкий щит обмолоченных истин,
неужели и ты возомнил,
                что  отвага во мне улеглась?
Беден век-карнавал колесниц.
                Постный воздух ему рукоплещет –
отпусти на поклоны, на  смерть,
                остуди воспалённую пасть...
Жизнь легка, чтоб  взойти по лучу
                к облакам на целинные плечи,
искупительной каплей дождя
                на распятое горло упасть.

                * * *

                О С А

Этот жёлтый, этот чёрный –
неизменные цвета
вдохновений, пульс нечёткий
замирающей чечётки
и скользящая черта.

Ближе  боли, больше были,
в воздухе, на волоске
паутины, смерти, пыли
всё ли вспомнили – забыли
от обиды – о тоске?
               
Очарованное нечто,
точка тока, слепок льда,
мыслей трезвая беспечность,
путь из бездны – в бесконечность,
ниоткуда – в никуда.

                * * *

         Н Е Б О - Н А Д Г Р О Б И Е
               
                сонет

Смерть – изберёт, а  жизнь – в смолы котёл
кипящий нас безжалостно бросая,
в тоске единства топит: речь простая –
планктон для вечности, вино – на стол!

Не кровь играет – хаоса настой!
Мы в строгих небесах – плохая стая:
блаженно-одиноки, мысль густая
и гибель – примиренье с красотой.

Лишь страх и радость нам даны в избытке –
то ангелы выносят нас из битвы,
то бес в ребро, то ведьма из ребра...

И задевая сердцем за пустоты,
не создаём ли мы пространства соты,
где Бог – архитектура  серебра?