Cxxxi

CXXXI.
В своем могуществе легка и так беспечна,
Как те чей холод жгёт до самых пят;
Уверена для любящего сердца,
Ты самый дорогой и чистый бриллиант.
Хоть говорят одни твой образ лицезрея,
Что страсти лишена не знаешь ты любви;
Я в том конечно их оспаривать не смея,
В себе оставлю чувства все свои.
Но что не могут лгать они я уверяю,
И слышу прямо глядя ей в глаза,
Как они тысячами стонами вздыхают
И вижу как светла и ярка их немая тьма; 
   Светлее дня и лишь темны как ночь дела твои,
   И от того страдаешь ты от праздной клеветы.




CXXXI.
Thou art as tyrannous, so as thou art,
As those whose beauties proudly make them cruel;
For well thou know'st to my dear doting heart
Thou art the fairest and most precious jewel.
Yet, in good faith, some say that thee behold
Thy face hath not the power to make love groan:
To say they err I dare not be so bold,
Although I swear it to myself alone.
And, to be sure that is not false I swear,
A thousand groans, but thinking on thy face,
One on another's neck, do witness bear
Thy black is fairest in my judgment's place.
In nothing art thou black save in thy deeds,
And thence this slander, as I think, proceeds.