Травля

1.

Без задержки бросается слово на  слово.
И кому-то хула, а кому-то и честь.
На дворе у боярина, князя Былого
ожидает забавы и челядь, и чернь.

Заходи поглядеть, а кому не по нраву –
есть и дальше дорога, ступай-ка себе.
Шутка смачного вкуса – медвежия травля,
не для тех, кто  с царапинки может сробеть.

Гомон смолк ненадолго, и выплеснул снова,
и с  блудливой ухмылкой на сытом лице,
князь Былой, разогретый от пира хмельного,
появился со свитой на красном крыльце.

И по княжьему знаку – уж пытанный трижды –
был затолкан в загон, ради божья суда,
еретик и раскольник, философ-расстрига,
мерзопакостный плевел в господних садах.

Он стоял, озираясь, как дурень-младенец,
с некой благостной скорбью, приставшей к челу,
нераскаянный грешник, Семён Заусенец,
всё ещё не смекающий, что и к чему.

Он стоял средь загона, плюгавый и хилый,
а боярский холоп – видно парень-игрец –
перекинул ему деревянные вилы –
де, заместо рогатины, накось, борец!

И тогда, дрекольём подстрекаемый с тыла,
чрез другие ворота был пущен в загон
разъярённый немалопудовый топтыга.
Как увидел его, так и обмер Семён.

А медведь заревел, человека унюхав,
слеповатыми глазками зыркнул вокруг,
на Семёна тяжёлой походкой поплюхал,
и себя рассвирепил, и вздыбился вдруг.

И мохнатая туша полнеба затмила,
отшатнулся Семён, заорал – Караул!
И покрепче схватив деревянные вилы,
их в подгрудок медведю неловко воткнул…

Всхохотнула толпа, взвеселился боярин,
челядь билася – кто за кого – об заклад.
А медведь с удивленьем почувствовал – ранен, 
обе лапы занёс и взмахнул невпопад.

И плечо разодрал и по черепу грохнул.
Человек закричал – Мне же больно, лешак! –
обливаяся кровью тихонечко охнул
и спросил – Ты чего ж это делаешь, а?

Вырвал вилы медведь из пропоротой шкуры,
опустился на землю, пыхтя тяжело,
облизнул свою кровь, покосился и хмуро
человеку ответил – А сам-то, чего ж?

В наше время…

Том Смит, шофёр, был, в общем, добрым малым,
два года ездил с личным генералом.
Был генерал треплом и демократом,
Не брезговал беседовать с солдатом.
Мир неустойчив был, а в мире том
Том Смит уже имел семью и дом.

Однажды, по дороге на парад,
он и спросил: А кто же виноват?
А генерал, погладивши медали,
Сказал – Сам знаешь. Наизобретали
ракет и атомов на наши головы,
всё эти самые яйцеголовые.
А более всего вреда наделали –
которые всё носятся с идеями!
…Том у машины генерала ждал,
поглядывал вокруг, банан жевал.
И вот, как раз идёт, очкастый, лысый,
и мордочка – ну точно, как у крысы!
Как пропустить – ругнулся Том банально,
и – точно в лысину – гнилым бананом.

2.

И от страха и слабости тихо стеная,
с изумленьем Семён на медведя глядел,
и сказал, рваным воротом кровь зажимая,
– Так с  испуга… Прости. Я же, брат, не хотел…
– Так и мне же, ведь, больно, коль вилами в пузо.
Да обидно ещё – ни за что, ни про что…
И медведь, будто в знак заключенья союза,
человеку зализывать начал плечо.

Он ворчал, что весёлые княжьи причуды,
ей же ей! – не пришлися ему по нутру…
И Семён отвечал – Не пойти ль нам отсюда?
Видно, оба мы здесь не пришлись ко двору…

– Да и то, потешать их не наша забота.
Будет князю довольно холопов и псов!
– И медведь, приподнявшись, налёг на ворота,
так, что вывернул к чёрту пудовый засов.

И притихла толпа без единого слова,
и, хвосты поджимая, попрятались псы…

И ушли от боярина, князя Былого,
благо, вдосталь пространства ещё на Руси!

В наше время…

Человека
                четыре душмана поймали.
Человека
                четыре душмана пытали,
перед тем, как убить
                – и огнём, и железом.
И топтали, покуда кишки не полезли.
Гогоча, издевались над ним, как хотели,
и страницами книги забили всю глотку.
Сбрили уши и нос и футболили гладкой
головой,
                отсечённой от хилого тела.
Тут главарь подошёл, и, с коротким плевком,
им  сказал – Если что, я за вас поручитель.
И спросил, между прочим – А кто хоть такой?
Отвечали
         – Чужак!
                Горожанин.
                Учитель…

3.

На Руси – хутора, и деревни, и грады,
И вольготные реки в лесных берегах,
И озёра скорбей, и пригорки отрады,
И улыбка для друга. И меч – для врага.

В нужный час – то мечи перельют на орала,
То на пушки – старинные колокола.
На Орловщине – пашут. Куют на Урале.
Вяжут кружево в Вологде. Всюду – дела.

И своё – у любого. Но мне всё дороже,
Что простором её не надышится грудь,
Что проходит сквозь Русь для скитальцев дорога,
Не пришедшихся где-то ко княжью двору,

Что сквозь грады её, мимо рощ и покосов,
Через звон косарей и костры рыбаков,
Пробредают привольно – медведь и философ,
Не боясь ни меча, ни огня, ни оков.

В наше время…

* * * * * * * * * * * * * * * * * *