Как я получил свою биту

Полагаю, вы залюбовались на мой замах, верно? А также и бейсбольной битой, которую я держу в руках.

Быть может, вас интересует, как я получил свою биту.

О, у нее долгая история. Это уж точно.

Я был пауэр-хиттером в нашей школьной команде по бейсболу. Каждый год наша команда выходила в финал состязаний; я был в ней настоящей звездой.

Вы можете прочесть обо мне, подняв местные газеты за несколько лет: «Майкл Бернс: с ним сила»; «Майкл Бернс добыл победу для Линнфилда… в очередной раз!»

Это я, Майкл Бернс. Но теперь — теперь я желал бы никогда в жизни не прикасаться к бейсбольной бите. Ныне все изменилось. Я изменился.

Как много времени минуло с того самого дня, что навеки изменил мою жизнь? Я не могу сказать. Но я помню все, что случилось, как если бы это произошло только вчера…

* * *

Была тренировка. Мы закончили разминаться. Треннер Мэннинг рявкнул:

— Эй, Майк! Твой выход!

Во всех играх я всегда бил без промаха. На линии я шел четвертым. Оно и понятно: я был лучше всех.

Но сейчас мы просто тренировались. И тренеру нравилось менять нас местами, дабы мы не теряли хватки.

Я почувствовал, как напряглись все мои мускулы, когда я занял позицию для отбивания. Видите ли, у меня возникла проблема. Серьезная проблема. У меня был спортивный кризис.

В последнюю нашу игру я получал страйк-аут четыре раза!

А прошлые несколько тренировок? Джимми, питчер, посылал мне мяч — и всякий раз я отчаянно мазал.

Славный пауэр-хиттер, да? Я даже не мог попасть по мячу. И все об этом узнали. Я боялся, что в скором времени ко мне прилипнет прозвище «Мазила Майк»!

— Давай, Майк! — скомандовал тренер, когда я сделал несколько пробных взмахов. — Сосредоточься наконец. Ты же знаешь, завтра играем с Лэйклэндом за первое место.

— Да уж, Майк, лучше не лажай, — проворчал со своего места Джимми.

Я слегка пригнулся. Бита казалась неудобной. Тяжелой. Слишком тяжелой.

— Расслабься, — велел я себе. — Просто расслабься, и все будет как надо.

Мяч полетел. Высоко. Я его пропустил.

— Страйк! — заорал Рон у меня за спиной.

Я повернулся к нему:

— С каких это пор катчер объявляет страйки?

— С каких это пор пауэр-хиттер все время их получает? — огрызнулся он.

Все, приплыли. После такого стыдобища фиг расслабишься.

Я пытался повторить свой былой замах. Но бита казалась мне все тяжелее и тяжелее. И я видел, как мои товарищи по команде озабоченно качали головами.

После еще примерно десяти минут упражнений с битой (лучшее, чего я добился за все это время — послал мяч обратно в питчера) тренер решил кликнуть кого-нибудь со скамейки запасных.

— Слушай, Майк, — проговорил он, положив свою тяжелую ручищу мне на плечи, — ступай-ка ты домой и хорошенько отдохни перед завтрашней игрой.

Думаю, он старался не показывать раздражения. Но потом он все-таки не сдержался и добавил со злостью:

— Ты уж постарайся преодолеть свой кризис, приятель. Эта игра для всех очень важна.

Я поплелся с поля, чувствуя себя полным ничтожеством.

— Эй, Майк! Погоди секундочку! — Я сразу узнал бегущего ко мне парня. Это был Том Скотт, корреспондент с местного телевидения.

В Линнфилде школьному спорту придается огромное значение. Но чтобы репортеры являлись уже и на тренировки? Офигеть!

— Ты в порядке, Майк? — осведомился он. — Ты что-нибудь делаешь, чтобы преодолеть спортивный кризис?

— Пытаюсь, — промямлил я, чувствуя, что краснею. — Честное слово, пытаюсь. — Я вошел в школу и поспешил в раздевалку, сгорая от смущения.

Я быстро принял душ и переоделся. Мне хотелось убраться отсюда до окончания тренировки. Знал, что, если меня начнут поддевать, я сорвусь.

Несколько минут спустя я вышел из школы и поспешил к велосипедной стойке. Взор мой был устремлен в землю; я был погружен в собственные невеселые мысли.

— Что угодно бы сделал, лишь бы преодолеть кризис, — пробормотал я.

Я даже не видел этого странного человечка, пока чуть не сшиб его с ног.

— Ой. Простите, — пробормотал я.

Он улыбнулся.

— Я слышал твои слова. Тебе просто необходима бита полегче, — произнес он.

— Что? — Я в изумлении уставился на него.

Дядечка был одет в тяжелый черный шерстяной костюм. Голова его была маленькая, круглая, совершенно лысая, а кожа такая бледная, что он походил на электрическую лампочку!

Этот тип что, никогда не бывает на солнце?

— Что вы сказали? — переспросил я.

— Тебе нужна бита полегче, — повторил он. Глаза у него были будто серебряные. Когда его улыбка сделалась шире, вокруг них лучиками разбежались морщинки.

Только сейчас я заметил, что в одной руке он держит бейсбольную биту. Он поднял биту, чтобы я мог получше ее разглядеть.

Бита была выточена из блестящего черного дерева. Рукоять обмотана изолентой. Она явно была уже далеко не новой.

— Она очень легкая — и очень мощная, — проговорил мужчина. Он издал неприятный смешок, словно только что выдал отличную шутку.

— К-кто вы такой? — выдавил я, не сводя глаз с биты.

— Я фанат спорта, — ответил он. Свободной рукой он полез в карман пальто. Оттуда он вытащил визитную карточку и вручил ее мне.

Надпись на карточке гласила:

Мистер Смит, директор. Линнфилдский музей спорта.

Я вернул ему карточку. И снова посмотрел на биту.

— Вы хотите продать мне ее?

Он издал еще один смешок. И покачал блестящей лысой головой.

— Я дам ее тебе просто так, Майк. — Его странные серебристые глаза светились от какого-то странного возбуждения.

Разве я называл ему свое имя?

— Это очень хорошая бита. Ты полюбишь ее, — сказал он. — Очень мощная.

Лично я не видел в этой бите ничего особенного.

— И вы хотите отдать ее мне просто так?

Он кивнул:

— Бери-бери. Единственное что — ты должен дать мне одно обещание.

Так и знал, что где-то здесь кроется подвох!

— Какое обещание? — спросил я. Тучи заволокли солнце. В воздухе разливалась прохлада. Я чувствовал, как по тыльной стороне шеи пробежал холодок.

— Ты должен пообещать мне, что вернешь биту в музей — сразу после игры. Ты не будешь переодеваться. Ты не сбегаешь сначала домой. Ты сразу вернешь ее в мой музей. Все понял?

Он буквально сунул биту мне в руки.

«Да он сумасшедший! — подумал я. — Зачем я беру эту биту? Неужели я настолько отчаялся преодолеть свой спортивный кризис?»

Да!

Мои руки стиснули биту. Что-то я не видел в ней никакого отличия от той, которой пользовался сегодня.

И тут все мое тело пронизал холод. Ледяные пальцы мистера Смита сомкнулись на моем плече.

— Помни, — промолвил он, — верни биту тотчас же после игры.

Я кивнул и закинул биту на плечо. Затем подошел к велосипеду, отстегнул его и на полной скорости понесся прочь.

* * *

Следующий день выдался прохладным и ясным. Идеальный денек для бейсбола.

В раздевалке стоял шум и гам. Все ребята болтали и смеялись. Я же тихонько сидел в уголке, пытаясь не распсиховаться окончательно.

— Здорово, Майк! — воскликнул Джимми, кидая мне бутылку воды. — Мы с тобой. Мы верим в тебя, мужик!

— Точно. — Рон показал мне два больших пальца. — Мы знаем — ты не дашь нам продуть.

Я так нервничал, что чуть не уронил бутылку. Я открутил крышечку и жадно припал губами к горлышку.

«Я не облажаюсь, — твердил я себе. — Я не облажаюсь».

И вот настало время игры. Мы вышли на поле.

Тренер собрал нас всех возле скамьи, чтобы обсудить тактику.

— Я внес кое-какие изменения, — проговорил он, глядя прямо на меня.

Я знал, что тренер имеет в виду — все знали. Он собирался передвинуть меня назад.

— Рон будет отбивать четвертым, — объявил он, а Майк — вторым.

Вторым? Ничего, переживу. Тем раньше я смогу показать всем, что все равно остаюсь победителем.

Первым бил Рик.

Пришла моя очередь.

— Не могу на это смотреть! — услышал я обращенный к Рону стон Джимми.

Я поднял мою новую биту. Внезапно она показалась мне легкой, как перышко — в точности как говорил мне странный человечек.

Я занял свое место и приготовился.

«Странное дело!» — подумал я. Бита вдруг завибрировала. Я чувствовал дрожь, расходившуюся от рук до самых кончиков пальцев.

И вот — бросок, низкий и дальний.

— Страйк! — гаркнул судья.

Я пропустил и второй бросок. Снова страйк.

Я должен был отбить следующий, во что бы то ни стало. А бита все дрожала и вибрировала у меня в руках.

Прямая подача. Я с шумом втянул в себя воздух и размахнулся.

ТРАХ!

Мяч свечой взмыл в небо. Подбегая к первой базе, я пытался проследить за его полетом. Но мяч улетел так высоко, что я не мог его разглядеть. Неужели будет хоум-ран?[3]

Так и вышло!

— Работает! — радостно завопил я. — Работает бита!

На бегу я торжествующе вскинул руки над головой. Тренер усмехнулся и помахал мне рукой.

Мои товарищи по команде бросились ко мне, когда я обежал третью базу, и с гиканьем принялись хлопать меня по спине. Затем я достиг «дома».

Счет в пользу Линнфилда — 2:0. Два очка, заработанных лично мною.

В следующем иннинге я послал мяч еще выше, получив еще один хоум-ран.

Еще через два иннинга я устроил целых два хоум-рана!

Снова и снова взмахивал я битой. Я посылал мяч все выше и выше. После седьмого хоум-рана публика пришла в неистовство.

Семь хоум-ранов — и рекорд школы побит. А когда я совершил девятый? Побит рекорд штата!

Игра закончилась со счетом 19:3 в пользу Линнфилда. Это вам не баран чихнул.

Меня окружила бушующая толпа. Джимми и Рон посадили меня к себе на плечи, а Том Скотт с телевидения засыпал меня вопросами, пока другие репортеры усердно фотографировали.

— Эй, Майк! — помахал мне Рон после того, как толпа начала понемножку рассеиваться. — Мы все собрались в пиццерию. Отметить победу, понимаешь. Пошли, чувак, ты сегодня звезда!

Я вскочил на велосипед.

— Погнали! — крикнул я, чувствуя, что вот-вот лопну от восторга.

Мы покатили прочь от школы, не потрудившись даже переодеться. Команда скандировала:

— Майк! Майк! Майк!

Это было изумительное ощущение. Но у меня вдруг екнуло сердце. Бита! Я обещал вернуть ее сразу после игры. Я обещал мистеру Смиту тут же отнести ее обратно в спортивный музей.

Я поехал медленнее, позволив товарищам меня обогнать. Продолжая скандировать мое имя, они скрылись за поворотом.

— Я вас потом нагоню! — крикнул я им вслед. Уж не знаю, слышали они меня или нет.

Но одно я знал точно: я не могу вернуть биту.

Ни за что.

Я должен оставить ее себе.

Это была лучшая в мире бита. Бита, способная устроить девять хоум-ранов за одну игру. Я не мог с ней расстаться. Обещание обещанием — но я должен был оставить ее себе.

Привстав над сиденьем велосипеда, я сжимал биту в руках, пытаясь решить, что же мне делать. Грешным делом я даже подумал поехать домой и припрятать биту у себя в комнате. Мистер Смит не знает, где я живу. Скорее всего, он меня не найдет.

Нет. Я решил, что это нехорошо.

Я решил поехать в музей. Выложить мистеру Смиту всю правду. Что мне необходима эта бита. Я заплачу ему, решил я. Любую сумму, какую он захочет. Мое сокровище того стоит.

Я вспомнил адрес на кредитной карточке. Ехать туда пришлось долго. Музей располагался в незнакомой мне части города. На улицах не было ни машин, ни прохожих. Никого и ничего…

Сам музей размещался в приземистом сером здании. Выглядело оно не слишком гостеприимно. Я оставил велосипед у дверей, и сжимая биту в руках, вошел в зал.

До чего клёвое местечко! И как это я раньше о нем не знал? Огромный, ярко освещенный зал заполняли спортивные экспозиции в натуральную величину.

Вот два хоккеиста яростно пытаются оттереть друг друга локтями. Фигуры, очевидно, были отлиты из воска. На лицах застыло зверское выражение.

А вот и теннисисты. Юноша в белом костюме вскинул ракетку, готовясь послать подачу своему сопернику. Они выглядели настолько реально, что мне казалось, будто мячик вот-вот и впрямь полетит через сетку!

Я прошел мимо двух старшеклассников-баскетболистов, застывших в прыжке. Их мускулы были напряжены. Я мог разглядеть даже капельки пота, поблескивающие на их лицах.

«Круто, — думал я, опираясь на биту и любуясь экспозицией. — До чего же круто!»

Бейсбольная экспозиция была еще не завершена. Часть площадки уже была готова, но не было восковых фигур игроков.

И когда я смотрел на площадку, по другую сторону ее вдруг возник мистер Смит.

— Здравствуй, Майк, — произнес он с улыбкой. Его безволосая голова светилась под светом ламп. — Спасибо, что возвращаешь биту.


Я колебался.
— Я… э… не могу ее вернуть, — наконец выдавил я.
Он удивленно сощурил серебристые глаза:
— Что?
— Я должен оставить ее себе, — пробормотал я. — Это замечательнейшая бита на свете. Я что угодно сделаю, лишь бы оставить ее себе!
Он потер пальцами свой бледный подбородок:
— Ну…
— Правда, — настаивал я. — Мне очень нужна эта бита. Я хочу оставить ее навечно!
— Хорошо, — согласился он. — Можешь оставить ее навечно.
У меня отвисла челюсть. Я был поражен.
— Вы серьезно? Мне можно ее оставить?
Он с улыбкой кивнул.
— Если ты этого хочешь, — тихо промолвил он. — Дай мне взглянуть на твой замах, Майк. Размахнись как следует, хорошо?
Я был так счастлив, так благодарен! Я поднял биту, размахнулся — и застыл в ослепительной вспышке серебристого света.

* * *

И с тех пор я так и стою здесь, застыв на месте, и крепко сжимаю биту в руках, демонстрируя свой лучший замах.
Все это было давным-давно. Я понятия не имею, сколько времени прошло. Мой взгляд устремлен на картонный задник, а руки замерли в высшей точке замаха.
Посетители приходят в музей. Рано или поздно они подходят к бейсбольной экспозиции. И тогда они любуются мною.
Они говорят о том, как реалистично я выгляжу. И какой у меня великолепный замах.
Я радуюсь, что им нравится мой замах.
А, впрочем, у меня есть, пожалуй, еще один повод быть счастливым.
Ведь бита осталась со мной. Навечно.


Рецензии