Часы

       Часы пели: «Тик-так, тик-так…». Маленький мальчик, слушая пение часов, задумался о их жизни и захотел посмотреть, что находится у них внутри. Открыв заднюю крышку, он заглянул туда и увидел круглое зубчатое сердце, - оно ритмично двигалось, разгоняя зубцами маленькие колёсики, но не нашёл там того, что заставляло петь эти часы.
       Он очень огорчился и, взяв отвёртку, открутил круглое сердце часов, - блестящий маятник сразу замедлил свой ход и безжизненно повис в пространстве. Малыш пальцем потрогал его, металл был мертвенно холоден и отливал безжизненным блеском. Он качнул его, но тот не подчинился его приказу и не ожил, а лишь для того, чтобы раззадорить и разозлить его, качнулся вправо-влево  и остановился.
       Тогда он открутил все жизненно важные органы часов и, высыпав их на пол, пальцем стал раскручивать на тоненьких блестящих шпилях и так увлёкся этим занятием, что совсем забыл о том, что погубил эти часы, - они принадлежали дедушке и были такими же старыми, как он сам. Малыш страшно испугался, подумав о том, что дед расстроится, заметив внезапно замолчавшие часы.
       Когда старик зашёл в комнату, он, зная, что дед немного глуховат, стал потихоньку напевать: «Тик-так, тик-так, тик-так…». Дедушка не обратил внимания на умершие часы, услышав привычное биение их сердца, лёг на кровать и забылся коротким беспокойным сном, а мальчик, затаив дыхание, продолжал изображать жизнь часов и лишь услышав похрапывание старика, перестал напевать и затаился в своей кровати, широко раскрытыми глазами вглядываясь в потолок и думая о том, насколько его хватит для изображения чужой жизни.
       От страха малыш не мог рассказать дедушке о насилии над часами – и теперь почти не спал, внимательно следя за ним: когда тот просыпался, он тут же вполголоса начинал свою вынужденную песню: «Тик-так, тик-так…».
       Дедушка удивлялся тому, что голос старых часов как будто бы вдруг омолодился, стал нежнее и мелодичнее. Он даже почувствовал в себе зарождение каких-то новых сил и уже задумывался о том, что, возможно, вскоре начнётся омоложение его сморщенного тела.
       «Тик-так, тик-так…» - выпевал язык мальчика и ему самому уже начинало казаться, что он превращается в часы. «Тик-так, тик-так…» - он слушал биение своего сердца и думал о том, что оно, наверное, уже стало похоже на колесо, снабжённое многочисленными зубчиками.
       Он так же заметил, что дед всё чаще и чаще обращал на него внимание, всё более пристально всматриваясь в его многозначительно-испуганные глаза. Мальчику казалось, что дед высматривал в нём что-то такое, что всю свою жизнь пытался с трудом разглядеть, - и, в какой-то момент, опустив правую руку вниз и соединив пальцы вместе, он стал раскачивать ею из стороны в сторону, как бы изображая движение маятника.
       Старик стал смотреть на него с печальным доверием, одобряя его внешний вид, ранее огорчавший отсутствием раскачиваемого механизма, поверив в эти часы, потому что уже давно шёл к такой вере, - он знал, что старинные часы, висевшие на стене, обманывали его, что железные колёса с зубцами никогда не смогут уберечь человека от смерти, - и посмеивался в седые усы, думая о том живом существе, которое вечно скрывалось от него, не желая себя объявить.
       Увидев подобревшие глаза деда, малыш заплакал и сразу захотел рассказать ему о трудной жизни часов, а затем уже и об их смерти. Он подошёл к нему и перестал «тикать», но старик не выдержал этого внезапного испытания и сразу постарел на столько времени, сколько созерцал и слушал ход истинных правдивых мальчишеских часов: глаза его покраснели и заслезились, руки и тело задрожали, а волосы ещё более посветлели.
       «Я знаю, - сказал он мальчику, - что ты убил те часы, висящие на стене…Но они лишь изображали то, что должно было существовать в виде чего-нибудь живого и одушевлённого… Честно говоря, я ненавидел их и терпел их ход только из-за того, что хотел жить… Я хотел увидеть тебя, мой малыш…». Старик обнял плачущего мальчика; глаза его превратились в дряблые щели – из них вытекала горечь.
       «Ох, как я ненавидел железный, холодный, мёртвый блеск неумолимо раскачиваемого маятника!.. И ведь он подчинялся живому существу, но упорно продолжал брать на себя первую важную роль!.. – он устало вздохнул. – Я искал того, кто движет своей терпеливой любовью железное нутро в мёртвых часах и вот, бог дал, и я увидел тебя, и теперь уже могу умереть спокойно, потому что узнал величайшую тайну!..».
       «Дедушка!.. – всхлипнул мальчик. – А что мне делать с часами?.. Я раскрутил их и лишь притворялся, что они идут!..» - но тот уже не слушал его и заснул навсегда, чтобы рассказать тем, раньше его ушедшим людям, о великой тайне, раскрытой им: о том, что мёртвый маятник раскачивается за счёт горячего человеческого дыхания и потому не замерзает на месте от холода ледяного спокойствия.