Cxxviii

CXXVIII.
Лишь только моя музыка проснется,
Я слышу как легка она в движении своем;
Средь дерева ветвей бежит и сладко льется
И как в созвучьях этих слух мой изумлен.
О как же горько я тебя ревную,
К тем кто присвоил что по праву мне дано,
И позади оставшись горько негодую,
Тебя растил, но видно мне не суждено.
Летят по сторонам танцующие щепки;
О как же жив и весел стал теперь для них;
Перстами нежными отрубленные ветки,
А древо мертвое живее всех живых!
   Отдай им все что ты не в силах удержать,
   Оставь лишь губы чтобы мог их целовать.




CXXVIII.
How oft, when thou, my music, music play'st,
Upon that blessed wood whose motion sounds
With thy sweet fingers, when thou gently sway'st
The wiry concord that mine ear confounds,
Do I envy those jacks that nimble leap
To kiss the tender inward of thy hand,
Whilst my poor lips, which should that harvest reap,
At the wood's boldness by thee blushing stand!
To be so tickled, they would change their state
And situation with those dancing chips,
O'er whom thy fingers walk with gentle gait,
Making dead wood more blest than living lips.
Since saucy jacks so happy are in this,
Give them thy fingers, me thy lips to kiss.