Рудольф Нуреев

Сухой, как скупая олива, «Махмудка» - восточная кровь -
Пред зеркалом неторопливо сурьмит густотравную бровь.
Еще полчаса до премьеры, последний наносится грим…
Титан танцевальной карьеры, икона для геев и прим
Сидит в персональной гримёрной, он сосредоточен и строг,
И тихий мотивчик минорный мурлычет живой полубог.

Еще не умаялся ангел со сцены нести благодать,
Но вены - бугристые шланги - устали уже танцевать.
Они, словно вешние воды, на волю сбежать норовят
В далёкие, юные годы, где каждый был камешек свят,
Где всё было свеже и ново, где город выковывал стать,
И мир понимал с полуслова мечту научиться летать.

Увы, невозможно пробиться сквозь плотные стены судьбе.
Он - сноб, но не самоубийца, чтоб сдаться на милость гэбэ.
Вот маму увидеть бы надо, пока не захлопнулась клеть,
А что до камней Ленинграда, не стоит о них сожалеть.
Заклеены пластырем вены. Звонки прозвенели. Пора!
Нуреев выходит на сцену. Безумствует Гранд-Опера.