Бунт

               
            Марине Цветаевой в 18-ый год.

Оскалился кровавый бунт
на всё, что поперёк дышало;
хвостом, как чёрным покрывалом,
взмахнула птица гамаюн.

Всепроникающий развал.
Мы  - наш! Мы — вопли штормового!
Пребудь драконовым уловом,
кто п`оножи* не примерял.

Лиха беда начало? Ложь!
Не будет вольному свободы,
не выйдет голому дохода -
тебя убьют, и ты убьёшь.

Со спящим лихом не шути -
тебе в глаза посмотрит ужас,
в нём слёзы, голод, холод вьюжный
да в неизвестное пути.

И муть, и гарь, и едкий дым
осядут, но оплакать нечем
ни горем сломанные плечи,
ни память замертво живым,
вкусивших иноземный дух,
в час бунта вздрогнувших бездомно -
тут не спасает и солома -
от адских кущ, от райских мук.

Ах, кабы тяжкий сон - не явь,
безжалостно давившей глыбой,
а где-то золотая рыба
сетей поэта заждалась,
чтобы исполнить, совершить,
легко утешить и избавить...
и вот твоей надеждой правит
на век истерзанное — «жить»,
на век возлюбленное  - «смерть» -
спасенье? Божие презренье?
И годы выпали терпенью
верёвку вить и горечь пить.

    Ноябрь, 2019 г.

*Поножи - кандалы