Рубашка

Мама  пела-напевала, ловко  прятала  затяжки.
На  верблюжьем  одеяле  шила  старшему  рубашку.
Сколько  нитей – столько  ночек.
– Всё  наладится  когда-то…
Ты  расти, расти  сыночек.
К  листопаду  станешь  братом.
Ничего, что  безотцовским,
Ведь  любовь – такая  приглубь…

И, серебряным  напёрстком  вскользь  подталкивая  иглы,
Лучик  маминого  света  оставляла  в  лённой  нитке.

Високосным  было  лето…

Грустно  скрипнула  калитка  через  десять  пришлых  вёсен.
Так  бывает, что  у  близких  нет  ответов  на  вопросы.
Пассажиром  безбилетным  в  доме  всхлипывало  эхо…
Утром  мама  незаметно  обронила:
– Всё. Уехал.
И, словечком  никудышным  вспоминая  муху-бляху,
Вдруг  добавила  чуть  слышно:
– Ты  донашивай  рубаху…
Пусть  немножечко  на  вырост, всё  наладится  когда-то.
Станем  жить, как  прежде, с  миром…

Он  вернулся. Виновато  мама  скрещивала  пальцы
(От  годов  восьмидесятых  до  странички  эмиграций),
Замечала: Что-то  колет  там, где  сердце – может, иглы?
Вспоминала  поневоле, что  любовь – такая  приглубь.
И  вздыхала:  – Что  ж  ты, младший…
Почему  вам  не  живётся?
Помнишь  первые  ромашки?
А  луну  на  дне  колодца?
Были  песни  перед  снами  да  одни  и  те  же  сказки.
Только  что-то  между  вами  получилось  не  по-братски…

*

В  пору  ранних  листопадов  жизнь – игра, а  время – пуля.
Там  на  самом  деле  рядом  старший  брат  и  дед  с  бабулей.
Мама  моет  раму  мылом,
В  доме  окна  нараспашку…

Может  быть, не  надо  было
Мне  донашивать  рубашку?..