CXX

CXX.
Твоя вражда теперь мне пользою сошла, 
Хотя пришлось мне сокрушаться злой печалью; 
Я должен гнуться был под тяжестью греха,
Пока не стали нервы кованною сталью.
И если ты моим бездушием сражен,
Не по душе теперь тебе все это действо,
Ты вспомни как тиран в бессилии своем,
Был потрясен от праздного злодейства.
О проклятая ночь, о если б мог явить,
Тебе мои все сокровеннейшие чувства;
Какой печалью тяжкой было мне грустить,
Тогда б смягчили мы невольные безумства.
     Теперь взаимной платой наши все грехи;
     Я искуплю твои, а ты искупишь все мои.



CXX.
That you were once unkind befriends me now,
And for that sorrow which I then did feel
Needs must I under my transgression bow,
Unless my nerves were brass or hammer'd steel.
For if you were by my unkindness shaken
As I by yours, you've pass'd a hell of time,
And I, a tyrant, have no leisure taken
To weigh how once I suffered in your crime.
O, that our night of woe might have remember'd
My deepest sense, how hard true sorrow hits,
And soon to you, as you to me, then tender'd
The humble slave which wounded bosoms fits!
But that your trespass now becomes a fee;
Mine ransoms yours, and yours must ransom me.