О Лермонтове
15 июля (27 по новому стилю) 1841 года на дуэли был убит Михаил Лермонтов. « В нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Людвига Филиппа — с горечью писал П.А. Вяземский, — второй раз не дают промаха».
Между выстрелом на Черной речке и выстрелом у горы Машук пройдет всего четыре года. И в этот короткий срок Лермонтов создал лучшие свои произведения, уникальные по музыкальности, живописности, разнообразию, по совершенству воплощения и безграничной мощи таланта. Трудно поверить, но произведения, составившие гордость русской и мировой культуры, создавались не в кабинетной тишине, а на постоялых дворах, в кордегардии, после светского раута, в перерыве между боями. Когда посещал «демон поэзии», поэту нужнее всего были хорошие перья и бумага, а о таком уютном кабинете, какой остался в родном доме в Тарханах, оставалось только вспоминать.
Горестное известие с Кавказа поразило Елизавету Алексеевну в Петербурге, с ней случился апоплексический удар, едва отойдя от которого она вернулась в свое имение. Уже из Тархан, не желая, чтобы убитый и похороненный в чужом краю внук остался там навечно, отправила прошение на имя императора с просьбой перезахоронить его в родном селе. Ее просьбу удовлетворили, и в апреле 1842 гроб с прахом поэта был привезен тарханскими мужиками домой.
Последнее прощание с ним прошло в новопостроенной церкви Михаила Архангела, освященной всего за год до трагических событий. В свой последний приезд М.Ю. Лермонтов видел церковь еще недостроенной, но работы как указано в сохранившейся «Ведомости» того года, близились к завершению: «известью внутри оштукатурена, полов и «оконниц» еще не имеется, но «иконостас с местными иконами в готовности». Ее готовили к освящению именем «Архистратига Божия Михаила» в 1839, но Елизавета Алексеевна была в Петербурге и «сдалась на просьбы внука» - отъезд отложила, и потому суждено было случиться этому событию только в 1840 году в день рождения поэта – 3 октября. Причем, как свидетельствует местный краевед П.К. Шугаев, освящали «оригинальным образом: так, было приурочено, что в день ее освящения было окрещено три младенца, обвенчано три свадьбы и схоронено три покойника».
23 апреля 1842 Лермонтова похоронили рядом с могилами матери и деда Сбылись его собственное пророчество, записанное в неполные семнадцать лет:
… Я родину люблю
И больше многих: средь ее полей
Есть место, где я горесть начал знать,
Есть место, где я буду отдыхать,
Когда мой прах, смешавшийся с землей,
Навеки прежний вид оставит свой.
Щедрый помин Елизавета Алексеевна устроила и в Чембаре, и в Тарханах, в которых оплакивали «доброго барина» так горько, «как будто в каждом доме было по покойнику».
Над могилой бабушка воздвигла памятник из черного мрамора, на нем золотыми буквами высекли: «Михайло Юрьевич Лермонтов. 1814-1841». Ее ли это было решение или Елизавете Алексеевне была знакома запись в юношеской тетрадке внука : «Мое завещание… положите камень; и — пускай на нем ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!»?
Нашла в себе силы Елизавета Алексеевна, схоронившая всех своих близких, заняться и строительством часовни над дорогими ей могилами, чтобы не остались они под открытым небом, когда и ее не станет. Часовню построили и освятили в том же году, а старый слуга поэта А.И. Соколов, запомнил, как «старая барыня… как только похоронили Михаила Юрьевича, тотчас же приказали вырыть из лесу и посадить вблизи часовни несколько молодых дубков, из которых принялся только один…»
Записавший это свидетельство И.Н. Захарьин-Якунин заметил: «Осуществилось отчасти и заветное желание поэта, выраженное им в своем вдохновенном стихотворении-молитве «Выхожу один я на дорогу…»:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.
Писатель В. Солоухин так описывал гибель поэта: «…Лермонтов не хотел стрелять. Он стоял, держа пистолет стволом вверх. Нет никаких сомнений, что если бы Мартынов «промахнулся», Лермонтов разрядил бы свой пистолет в воздух. Но Мартынов тщательно прицелился в спокойно стоящего Лермонтова и убил его наповал. Погасло синее небо. В одно мгновение погибли все замыслы, все ненаписанные стихи, поэмы, романы, будущий журнал, ни кто не знает, что погибло в одно мгновение…Последние его стихи, записанные в «Тетрадь Одоевского»: «Сон», «Спор», «Утес», «Дубовый листок», «Выхожу один я на дорогу» и, наконец, «Пророк», последнее, что написал Лермонтов. Шедевры один ярче, лучше и глубже другого…»
27 июля в Тарханах, как всегда, скорбили. Скорбила вся литературная и культурная Россия. Мы скорбим, значит помним, значит ценим, значит понимаем, кто был и есть для России Лермонтов. И это лучший памятник поэту.
Тамара Мельникова, директор Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы»
Свидетельство о публикации №119110509420